Сыщик Вийт и дело о танжерском пунше - Страница 1

Эд Данилюк

ВИЙТ И ДЕЛО О ТАНЖЕРСКОМ ПУНШЕ

Стимпанковый детективный рассказ

(Сыскной надзиратель Ронислав Вийт -1)

XIX век в разгаре. Но не в нашем мире, а в альтернативной реальности, где не нашли применения электричество и нефть.

Непобедимый детектив Вийт окунается в водоворот страстей на Великих гонках. Его ждут состязания, азарт и… преступление, которое способен разгадать только он!

От автора: ничего этого не было и быть не могло!

В центре судейской ложи Великих гонок высвободили немного места, музыканты оторвали смычки от струн, в толпе гостей зашикали. В воцарившейся тишине стал отчётливо слышен рёв трибун внизу.

— За Кубок, как всегда, сразятся три бригады, победители заблаговременных гонок на время! — перекрывая шум зрителей, произнёс организатор соревнований фабрикант Таде, лысый суетливый коротышка. — В общей сложности гонщикам предстоит проехать тридцать вёрст по колее, образующей огромный треугольник! Три скоростных участка, два сложных поворота, и соревнованты вновь окажутся здесь, на финише! Земля до самого горизонта расчищена, так что мы увидим всё, каждый момент!

Слушатели по венскому обычаю поаплодировали.

Передней стены в судейской ложе не было, лишь перила. Тёплый ветерок играл развешенными повсюду флагами, вымпелами, значками, эмблемами. Ветерку помогал трепет вееров, заодно поднимавший в воздух тщательно выложенные на лоб прядки волос местных красавиц. В солнечных лучах сиял хрусталь, сверкало золото, чернели визитки господ, белели роскошные платья дам. Некоторые из гостей носили, как это принято в Венеции, маски — чтобы чувствовать себя свободно, без оков условностей.

— Никаких ограничений на совершенствование паровоза! — глаза фабриканта горели фанатичным огнём. — Любой механизм, любое топливо, любая бригада! Единственное условие — локомотив должен тащить за собой груженный углём вагон!

Таде подал знак дворецкому, и тот, величественный, как все дворецкие, с достоинством вынес в центр огромную искрящуюся на солнце металлическую чашу. За ним семенил лакей с массивной подставкой. Половые, разносившие меж многочисленных гостей напитки, остановились, подчёркивая важность момента.

— Приз Великих гонок! — вскричал фабрикант Таде, указывая на трёхвёдерную драгоценную чашу. — Двадцать фунтов чистого золота! Серебро я не считаю. Но это, конечно, не главное. Главное — технический прогресс! Я выкупаю паровоз-победитель со всеми вложенными в него изобретениями! За пятьдесят тысяч! В дополнение к кубку!..

Приглашённые, пусть и привыкшие к большим суммам, но всё же не настолько большим, разразились рукоплесканиями. Люди на трибунах внизу не знали, что происходит, поэтому подхватили аплодисменты просто так, из озорства, заодно утроив громкость производимого ими шума. Звук трещоток и свистулек ударил по ушам. Стены ощутимо завибрировали.

В володимирском поместье Анфира Житеславовича Таде в тот день собралось не менее трёх тысяч оплативших вход зрителей. Они радостно вопили, скандировали двусмысленные речёвки, горланили разудалые песенки, размахивали лентами и флажками в цветах соревнующихся экипажей. И, конечно, пили вино — кто бутылками, а кто чинно, бокалами, закусывая французскими сырами.

У подножия трибун на рельсовых путях выстроились в ряд три паровоза. Чёрные чугунные чудовища то и дело издавали гудки и изрыгали обильные клубы пара.

Над всем этим высилась судейская ложа, в которой аплодировали щедрости хозяина около сотни его личных гостей.

Ещё выше, в ярко-голубом небе, плыли дирижабли хроникёров.

— Синьор Корстини, антрепренёр! — объявил Таде, приглашая одного из соревновантов в центр. — Трёхцилиндровая машина, перегретый пар, двукратное последовательное расширение!

Итальянец снял клювастую маску чумного доктора, поклонился и получил свою долю рукоплесканий, которые встретил с усталым достоинством опытнейшего жуира. Его бригада вытащила в центр залы ящик какого-то диковинного вина и стала открывать бутылки. Пенящийся напиток полился в золотую чашу Кубка.

— Традиция требует, чтобы соперники перед Гонками выпили за успех друг друга! — громким поставленным голосом воскликнул Корстини. — В этом году мы договорились приготовить нечто невиданное — танжерский пунш, который, конечно, не возможен без настоящего игристого вина ломбардской Франчакорты! Эти бутылки доставлены прямиком из Италии специально для сегодняшних Гонок!

Тут взгляд маэстро упал на некую девицу, неосторожно выступившую в первый ряд. Сеньор приподнял бровь и всё с тем же усталым видом наклонил голову. Барышня вспыхнула. Лёгкая понимающая улыбка тронула губы антрепренёра.

— Великие гонки — столь значительное событие, — итальянец вдруг спохватился, что произносит речь, — событие столь масштабное, да, масштабное, не побоимся этого прусского слова, что целую неделю спектакли в Опере будут предваряться специально написанным ариозо о локомотивах! Ну а сегодня… Сегодня мы даём «Служанку-госпожу» несравненного Перголези! Все присутствующие приглашены! За счёт заведения, естественно!

Антрепренёр и его бригада под рукоплескания публики поклонились и отступили в сторону.

— Адам-Каетан Петрович Мйончинский, студент, участвует в Гонках впервые! — объявил Таде. — Тендерный локомотив с применением зубчатых передач, система Миллета на поворотной тележке со второй группой движущих осей в основной раме, компаунд!

К Кубку вместе с двумя другими членами экипажа вышел наследник графов Мйончинских.

— Войны давно не было, — проскрипела стоявшая у столика со средиземноморскими устрицами бабка изобретателя, высокая строгая дама, высохшая за первые семьдесят лет жизни до состояния, когда дальнейшие годы уже перестали сказываться на её внешности. — Мальчик не знает, куда девать силы и деньги. Свои силы и наши деньги!

В центр залы кто-то вытащил кадку. Она была полна нарезанных насыщенно-красных плодов, плававших в собственном соку, отчего-то чёрном. Потянуло сладостно-дымным ароматом немыслимых стран.

— Как бы ни было прекрасно вино нашего достойнейшего противника, — воскликнул звенящим голосом Адам-Каетан и залихватски подкрутил ус, — танжерский пунш требует особых плодов, чёрных мандаринов, именуемых танжеринами. Мой посланец, дамы и господа, загнав не одну упряжку лошадей, лишь вчера вечером привёз их из Африки!

Содержимое кадки было опрокинуто в Кубок. Юный граф Мйончинский взял у неслышно появившегося рядом полового серебряную поварёшку и размешал шипевшую мириадами пузырьков чёрную жидкость.

— Лёдщик Апрон Несторович Сташко, участвует в Гонках впервые! — вскричал фабрикант Таде, а потом, наслаждаясь, добавил: — Локомотив насыщенного пара с тремя ведущими осями, двухосной поворотной направляющей тележкой и жёстко закреплённой поддерживающей осью!

Апрон Несторович выскочил вперед.

— Танжерскому пуншу по рецепту надлежит быть холодным! — воскликнул он. — Несмотря на жару! Вопреки жаре! — Он сделал вид, что задумался, а потом просиял: — Нужен лёд! Напиленный минувшей зимой на Лесном озере, вдали от всяческих селений! Сохранённый в специально оборудованном подземном хранилище с многослойными дубовыми стенами!..

Статный, сияющий белоснежной улыбкой, разодетый на французский манер официант с великолепным закрученным чубом вытащил неподъёмный деревянный сундук.

Апрон Несторович театральным жестом откинул крышку. Все, невольно притихнув, вытянули шеи. Бравый коммерсант вынул прокладку из толстого войлока, с трудом вытащил тяжеленный сочащийся влагой мешок и, закряхтев, опрокинул его содержимое в приз Гонок. Мелко нарубленные ледышки, едва не выплеснув на пол весь пунш, обильной лавиной посыпались в чашу.