Сыны Амарны (СИ) - Страница 3

И правый кулак сжался в кузнечный молот готовый "перековывать" лица и крушить черепа.

"Да, – мелькнуло в моей голове, – серьезно промахнулись с именем-то. Дуэйн бы тебе больше подошло… А теперь, как пить дать, станешь Эйнштейном".

Но никто не вышел против уже порядком искалеченного Джонса: правый хук, что, несмотря на блок, свернул мне нос, запомнился всем.

– В лазарет, Эйнштейн! – скомандовал я, и тут же чертыхнулся про себя: "Все, теперь точно прилипнет!" Но поправляться поздно. – Запомнил, что передать? Или повторить?

– Так точно, капитан, запомнил! – вытянулся новоиспеченный капрал. – Чтоб к концу отпуска привели в боевое состояние, иначе то же самое будет с лечащим! – оттарабанил он, как по учебнику, и вскинул руку "под козырек".

– С непокрытой головой честь не отдают, – строго заметил я, протягивая руку.

Он смущенно принял мою ладонь.

– Почту за честь служить под вашим командованием. Сэр.

"Ишь, как запел!" – усмехнулся я про себя, изо всех сил стискивая лопатообразную пятерню.

– Принимай, капитан, – улыбался позже майор Грэйс, лично контролируя выгрузку брони для Джонса, – как твоя "Амарна" стоит. Для вас первых руками поработали. Как бы не стать первыми, кто закажет для нее космопеха.

…Доктора, конечно же, не справились: погорячился я слегка, видать, с переломами. Но, само собой, не стал ломать лечащему пять ребер, руку и разбивать в кровь лицо. Ограничился тем, что не зажило до конца: "док" отделался двумя ребрами и легким вывихом локтевого сустава.

Ох, и скулил же он! Уверял, что за такой короткий срок невозможно вылечить столь тяжкие увечья. И слушая его вопли – которые, впрочем, слышал весь экипаж "Амарны", включая "флотских", – я начинал ему верить.

Но слово, опять же, сказано. А капитан должен держать свое слово! И лечащий продолжал скулить. А остальные медики сбились в кучку углу лазарета и, трясясь, наблюдали за процессом в "ознакомительных целях": приказы капитана должны выполняться!

А позже выяснилось, что "док" нагло лгал… К трем ребрам и перелому руки, я накинул проценты, набежавшие за время пока нас "трепали свинцом". Взыскал я тогда по весьма усредненной ставке, но после "расчета" его кости, и в самом деле, срастались о-очень долго. Весь отпуск он не высовывался из медблока, а под конец – исчез. Сказали, перевелся на "гражданку". Что, в общем-то, жаль, конечно, врач был хороший. Но, куда важнее, все усвоили – капитан Сынов Амарны держит слово! И лгать капитану – себе дороже!

С тех пор ни один боец не проводил в лазарете больше двух недель, и то – если пришивали что-то "жизненно необходимое". Оставшиеся доктора, памятуя произошедшие события, регулярно отсылают запросы на самое передовое медицинское оборудование, такое, что и рожденному без ног вырастит эти самые ноги, и обезьяне мозг увеличит, чтоб она рассказать смогла о своей обезьяньей жизни.

Медиков с тех пор я ни разу не трогал. Как и остальных "флотских" на "Амарне". Думаю, они на всю жизнь усвоили, что слова тоже могут ранить. Хотя и я с тех пор приказы формулирую осторожнее…

Я вновь коснулся разбитой губы языком, покусал, раскровил. И лишь ощутив во рту сладкий, металлический привкус, успокоился.

С тех пор так и идет. Из каждого пополнения, я калечу одного, реже, двух самых дерзких. Доктора за отпуск ставят их на ноги, и весь взвод дружно бросается в очередной бой. Иногда за одно такое "посвящение" ВКС лишается многих миллионов кредитов. Но "флотским" ли роптать? Сыны Амарны из любого боя возвращаются с победой! Хоть и не все живыми да невредимыми…

Слухи о моем взводе, который с легкой руки майора Грэйса гордо нарекли 9-м Легионом, разлетелись по всем космопехотным войскам. В "учебке" о нас слагают легенды. Шепчутся, что если на "посвящении" разбить капитану губу или нос, он сразу производит в капралы, а если сломать руку, то и на сержантские "лычки" расщедрится.

Правды в них, само собой, ни на грош. Капралами я действительно ставлю самых бойких, но отнюдь не за разбитую губу, и далеко не всегда новобранцев – с Джонсом, мне необходим был капрал: мы тогда многих потеряли. Да он и без меня бы им стал. Так что, получается, я лишь сделал его карьерный рост контролируемым… А про сержантов – миф чистой воды. Никто еще не ломал мне руку на "посвящении". Как, впрочем, и нос. Джонс был и остается единственным, кому это удалось. Но если учесть, что его "правый" обычно сразу проламывает череп и после уже вообще не встают, не трудно понять истоки и размах мифического ареола окружающего меня.

Но в этот раз все пошло несколько иначе…

Да, очередная победа. Да, вернулись почти без потерь. Впереди – отпуск. Джонс, по обыкновению, собрал ставки: кто решится, сколько выстоит, какие кости будут принесены в "жертву". Новобранцев пичкали историями о моей неуязвимости, подогревая тщеславие, чтобы каждому захотелось не только "капрала выторговать", но и мои капитанские "лычки" – оспорить.

И, конечно, нашелся "доброволец" – Эрик Сандерс.

Вот только… Он не походил на одного из тех, кто обычно выходят против меня. Невысокого роста, стройный, не одаренный "кубовой" мускулатурой – жилистый, говорят про себя такие. Вел он себя на удивление тихо, никого не задирал. И голубые глаза не горели тем диким огнем, что, как правило, присутствует у дерзких новобранцев. Но вышел. И сломал мне нос и разбил губу. Хоть и заплатив за это тремя ребрами и левым запястьем…

– Хочешь "серебряную галочку"? – бросил я, разминая шею.

Но Сандерс коротко мотнул головой. Что слегка меня удивило, потому что одно место капрала вообще-то есть.

– Про сержантские "лычки" – это миф. Слышал мифы про меня? Про Сынов Амарны?

– Слышал, – односложно ответил Сандерс.

– Значит, не веришь, – усмехнулся я.

– Верю, – ответил он тихим, но твердым голосом.

И по глазам становилось ясно, что действительно верит! Осознает, что день этот может стать для него последним! И все же стоит здесь. Преисполненный убежденной решимости, что должен это сделать.

Запястье я сломал ему практически сразу. Потом к запястью присоединились ребра, нос, разбитая бровь. Лицо Сандерса "лоснилось" от крови и пота, "багрянец" слепил глаза. Но он упрямо лез под мои кулаки. Вот только… Совершенно не так, как прет обычный "зеленый": яростно и бездумно. А расчетливо, преследуя какую-то, лишь ему понятную цель. Словно чего-то выжидая…

Удар покалеченной левой оказался для меня неожиданностью. Я заметил, как исказилось от боли лицо Сандерса, когда локоть врезался мне в нос – раздался хруст, – и тут же последовал второй удар, разбивший губу… А я уже и забыл, какова на вкус моя собственная кровь…

"В капитаны метишь!" – мелькнуло в голове.

И я вырубил его. Быстро и хладнокровно. Но совершенно без злости, азарта или наслаждения, как бывало прежде. Раньше я ломал бы ему кость за костью, пока он сам не отступит. Но одного взгляда хватило понять, он не отступит: победа или смерть, другое его не устроит. Я видел, что у него не осталось сил, и парень отчетливо понимает это. Как понимает и то, что шансов не было с самого начала. И я дал ему почетное поражение. На мгновение показалось, что на юном лице, перед тем, как разум провалился в беспамятство, мелькнуло удивление…

"А, может, старею? Размяк?" – вернулась назойливая мысль.

Протяжный стон отвлек от раздумий. Груди коснулась влажная кожа, на лицо упали черные пряди, исходящие свежим ароматом ментола – стандартного и привычного армейского шампуня. Но к шампуню примешивался еще один более индивидуальный и приятный запах.