Сын убийцы миров (СИ) - Страница 80
– Знамо дело – лечить! – авторитетно разъяснил Гаврила. – Видать, к тамошним лекарям.
– Ты еще скажи – к тамошним знахарям и ворожеям! – разозлилась я. – Откуда там лекаря? Там, похоже, и людей-то и нет! Одни взбесившиеся машины! Кто лечить будет?
– Но там же компьютер, Еленочка, – осторожно заметил Аркадий Викторович. – Может быть они его к компьютеру и понесли?
– Ага! – сердито сказала я. – Проводить компьютерную диагностику заболевания!
– И диагностику, и лечение, – благосклонно кивнул Аркадий Викторович. – Теперь, я слышал, уже и операции компьютер может делать.
– А, что с вами спорить! – взмахнула я рукой и обернулась к экрану, все еще демонстрирующему поле закончившейся битвы. Уже совершенно пустое. Мутные тени я не принимала во внимание.
Попросив кактус срочно навести резкость именно на людей, я в ответ получила виноватую информацию, что передаваемое изображение – это предел углубления в зону внутреннего контроля. Насчет контроля – не уверена, но кажется сбивчивые эмоции кактусовой речи я можно было трактовать именно так: предел зоны контроля.
– Что делать-то будем? – тоскливо спросила я.
И получила уверенный ответ Гаврилы:
– А тут и думать нечего! Ждать будем. Князь наказал ждать!
– И долго?
– А сколько надо – столько и будем!
Экран с мутным изображением потускнел и погас.
«Опять твоя самодеятельность?» – пожурила я кактус. На что получила категоричный обиженный ответ: нет. И многословное добавление – что-то насчет закрытия зоны для любого постороннего проникновения.
– Как это закрытия? – возмутилась я вслух. – Кем? Почему?
И как бы в ответ на мой вопрос бабочки, мирно сидевшие до сих пор по своим местам, вдруг разом вспорхнули, вызывая ощутимые воздушные сквознячки, зашуршали крылышками над нашими головами и устремились к колоннаде
– Ох ты! Куда это они, красавицы наши? – заинтересовался Аркадий Викторович.
– Насиделись, небось, – равнодушно ответил Гаврила. – Полетают да сядут!
– Но мы столько сил затратили, чтобы рассадить их по местам – чтоб именно так, как наш Олежечка говорил…
– Да, князь говорил, конечно… – неопределенно пожал плечами Гаврила. – Но то ж он нарочно рассаживал их – чтоб потом пройти можно было. А теперь все прошли кто надо. Чего им сидеть?
Он не видел того, что видела я: вместе с вспорхнувшими бабочками исчез и желоб, ведущий ко входу в стене! Я даже не удержалась, подошла торопливо к тому месту, где раньше видела острие желобка. Провела ладонью по стене.
И ничего она не мокрая – зря Гаврила наговаривал. Вполне сухая, даже теплая. Только вот попасть через нее я уже никуда не могу…
Вот и все, последняя ниточка обрезана. Теперь, действительно, остается только ждать. Сидеть и смотреть на часы, отмечая сколько времени прошло…
Только здесь и часов нет. И суток тоже. Или сутки еще будут – такие же стохастически меняющиеся, как и сам лабиринт?
– Гаврила, как ты думаешь: сейчас день или ночь? – тоскливо спросила я.
– Дык, ежели посчитать… Вышли мы утречком. Правда, не совсем поутру… Ну и на дорогу… Ну и здесь еще… Небось, княгиня, уже ближе к вечеру.
– И сколько мы будем ждать? Час? Год? Где жить все это время? Что кушать? Где там наши пищевые плитки?
– А ведь того… нету… – озадачился Гаврила. – Ваша правда, княгиня! Мы ведь их оставили на берегу. Прямо в мешке. Чтоб с собой в воду не тащить. А теперь получается – надо бы сходить, забрать!
– Ох, Еленочка-красавица! – кокетливо погрозил мне коротким пальчиком Аркадий Викторович. – Обо всем помнит, все видит!
Да уж… Вижу какие вы растяпы…
А может попросить мой кактус – вдруг он показывает не только внутренние помещения лабиринта, но и плитки на берегу? Тогда я просто возьму валяющийся мешок и принесу сюда!
«Покажешь берег?» – спросила я кактус. И получила эмоциональный ответ, приблизительно соответствующий согласному кивку.
И тотчас передо мной возник экран, на котором четко прорисовался фрагмент берега – как раз то место, где мы заходили в воду. И даже мешок, сделанный из штанов покойного Жирослава, я увидела. Только мешок этот оказался в весьма жалком состоянии. Он был вспорот – не развязан, а прямо-таки разорван кем-то, будто в припадке бешенства. И пуст. Только пара-тройка плиток – разломанных, растоптанных – валялась на гальке.
– А ведь наши харчи кто-то уже схарчил, – горько рассмеялась я. – Так-то, друзья! Нечего добро на улице бросать – вмиг подберут! И спасибо не скажут…
– А кто ж мог? – удивился Гаврила. – В здешних местах из гривенных – только мы. Ну, еще Бориска. Так он совсем больной лежит. Даже если гривна помогла, ему все равно еще долго не ходить-бродить, а стонать да охать!
– Еще Серафим! – напомнила я.
– Так он же где-то здесь! – возразил Гаврила. – Рыщет волком голодным! Вы ж сами говорили…
– А проверить все равно не мешает, – сообщила я и обратилась к кактусу с просьбой показать мне бескрылого нашего.
Рядом с экраном, демонстрирующим кусок пустынного берега, возник другой. И на нем было уже гораздо более оживленно. Там присутствовали: Серафим, Бориска, серафимова Степанида, а также остальные обитатели серафимовой потайки.
Изображение было четким, но каким-то рваным. Состоящим будто из стоп-кадров. Опять помехи в эфире? Но на экране, несомненно, была серафимова потайка. Часть ее. Избушка, где вчера вечером происходило пыточное дознание.
Только вот сейчас о кровавой пытке ничего в избушке не говорило. Посередине комнаты стоял широкий стол, на котором горой были свалены наши пищевые плитки. Нашлась пропажа! А вокруг стола, по лавкам, сидели веселые и довольные серафимовы прихвостни и с аппетитом пожирали наше добро.
Для них, что ли мы тащили его через столько преград и препятствий?
– А знаешь, Бориска-то, похоже, живехонький и здоровехонький уже! – поделилась я с Гаврилой своим наблюдением.
– Да быть того не может! – возмутился он. – Видывал я людей после правежа – долгонько им здоровья набираться приходилось! Не одну неделю!
– А Бориска, получается, шустрее оказался! – пожала я плечами. – Или Матвей не очень сильно старался над ним.
– Матвей? Как вы подумать могли такое, княгиня! Да Матвей с ним – по всем правилам!… И по всей строгости!
– Ну, не знаю… Тогда остается одно предположить: его подняли на ноги наши чудодейственные пищевые плитки!
– Вот это – вполне может быть, – согласился Гаврила. – Еда в той пещере, где нам князь гривны даровал, хорошая! И сытная, и вкусная! Может статься, что и лечебная.
– А мы это сейчас проверим! – сказала я и шагнула в экран – прямо к столу с плитками.
Нельзя сказать, что мое появление в избушке, посреди общей трапезы прошло незамеченным. Очень даже замеченным!
Кто-то поперхнулся, кто-то икнул, у Степаниды надкушенная плитка вывалились из ослабевших пальцев. Бориска побледнел и вскочил на ноги, опрокидывая лавку. Он вовсе не производил впечатления человека, только вчера пережившего страшную пытку.
Отреагировал и Серафим. Он не только выпучил глаза, но и додумался спросить:
– Так ты – живая?
Глупее ничего не придумал?
– Мертвая! – брезгливо сообщила я и подошла к столу.
Народ шарахнулся, как от чумной. Никто не сделал попытки помешать мне. Серафим тихо отполз по лавке подальше, Бориска продолжал стоять, широко открыв рот. Я заметила пару новых прыщиков на его побледневшей щеке. Один из голутвенных продолжал громко икать.
Ну что ж – мне их ступор даже на руку, решила я и принялась сгребать плитки со стола себе в подол.
– Мертвая… – дрожащими губами повторил Серафим. Похоже, он принял произнесенное слово за чистую монету.
– Так ты на поминки явилась? – повизгивающим от страха голосом предположил Бориска.
– У вас тут поминки? – удивилась я. – И кого поминам?
– Вас, княгиня, – угодливо закивала Степанида. – Сороковины отмечаем…
– Чего? – я так удивилась, что даже о плитках забыла и они с шелестом посыпались на пол. – Сколько отмечаете?