Сын Солнца (Пожиратели крови) - Страница 37
Запахи — как никогда острые, упоительные, благоуханные, яркие, как краски. Они были новы, воспринимались иначе, чем прежде. Потный дух звериного тела казался самым ароматным и сладостным из всех — он обещал пищу. Если, конечно, это не крупный самец, а молодой, готовый к короткому бою тапир. Охотничий азарт охватил Акхана. На время ягуар полностью заглушил в нем остатки человеческих ощущений. Найти в примятой траве след, осторожно красться по нему, не спугнув даже спаривающихся на листьях ночных бабочек — это было верхом совершенства!
Наконец, раскосые желтые глаза кошки увидели слабое движение в осоке у небольшого лесного ручейка, заваленного камнями и образовавшего затон. Средних размеров тапир с легким стуком копытцев по каменистой россыпи у воды наклонился к источнику. Каким-то необъяснимым чутьем Акхан знал, что сейчас еще не время для прыжка. Пусть зверь подойдет ближе, пусть нагнет голову и начнет пить, тогда… В нужный момент лапы сами оторвались от земли и ягуар почувствовал, как его когти заскользили по гладкой прочной шкуре тапира, не причиняя ему никакого вреда. Если мгновенно не сомкнуть челюсти на загривке врага, зверь сбросит и обязательно растопчет нападающего! Но нет, ягуар мощной хваткой вцепился в шкуру тапира и со всей силой своего тела придавил добычу к земле.
Зверь рухнул на бок, забил ногами, пытаясь вырваться. В этом положении очень опасно было разжимать зубы, но открывалась единственная возможность вцепиться в горло и разом закончить борьбу. Ягуар не думал, не прикидывал, не колебался. Он сделал то, что должен был сделать. Его клыки один раз неудачно лязгнули в воздухе, но уже вторая попытка была последней. Пьянящий вкус горячей живой крови привел зверя в неистовство, и он со всей силы вгрызся в горло добыче…
Белый ягуар был сыт. Сыт впервые за много бесконечных голодных дней. Он разорвал брюхо жертвы и с наслаждением выел все внутренности. Потом долго пил из затона и лежал под луной на серых, опутанных лианами валунах. Его тело стало тяжелым и сонным, глаза слипались. Зверь знал, что после короткого отдыха он отволочет тело тапира в кусты и хорошенько спрячет от чужих глаз. Потому что это была его охота и его добыча. Веки закрылись сами собой. Но округлые маленькие уши зверя продолжали ловить тихие шорохи ночи, а черные ноздри вздрагивали от малейшего нового запаха. И запах возник.
Он сразу насторожил Акхана, хотя был невнятен и слаб, как пыльца с цветка, примятого лапой. Вместе с ним или вернее чуть позже него долетел и звук. Чьи-то легкие сильные лапы, такие же мягкие и когтистые, как у ягуара, крались по той самой тропе, которой пришел к водопою Акхан. Кто-то большой и грозный, похожий на него самого, шел сюда. Шел, чтобы убить соперника. Это зверь почувствовал сразу. Может быть в погоне за добычей он нарушил границы чужих владений? Он прикончил тапира, по праву принадлежащего хозяину этих мест? И теперь тот жаждет наказать чужака и присвоить себе его добычу! «Но это моя добыча!» — шерсть дыбом встала на загривке ягуара, он прижался передней частью тела к земле и осторожно отступил в заросли, желая для начала рассмотреть врага, а уж потом вступать с ним в схватку.
Луна светила ярко. На гребне каменной россыпи возник силуэт большой кошки. Не такой как Акхан — более крупной и поджарой. Ягуару не нравилось также и то, как осмысленно и грозно поводил в разные стороны головой враг. Еще секунда, и леопард заметил противника. Прятаться дольше не имело смысла. Легким прыжком враг соскочил с камней и с ленивой грацией двинулся к зарослям. Кажется, он был уверен в своей победе.
Стуча себя хвостом по ребрам, ягуар вышел ему на встречу. С минуту звери смотрели друг на друга, и что-то осмысленное читалось в их желто-карих глазах. Наконец, леопард прыгнул первым, а его противник неловко откатился в сторону, он был слишком сыт и тяжел для схватки. Ягуар грозно замурлыкал с легкими рыкающими переливами, как бы предлагая врагу повременить со схваткой. Но леопард, кажется, не настроен был мирно принять извинения чужака за нарушение охотничьих границ. Он продолжал наскакивать на Акхана и в следующем нападении полоснул его когтями по лапе. Это вывело ягуара из себя. Что ж, если он желает драки, он ее получит!
Акалель прыгнул, но его прыжки были короче и тяжелее, чем у врага. Высоко вскинув лапу, леопард задел противника за незащищенное брюхо, а сам ягуар неловко приземлился на камни позади врага. Однако это была последняя неудача Акхана в схватке. Разозленный видом и запахом собственной крови, белый зверь оттолкнулся всеми четырьмя лапами от земли и на мгновение повис в воздухе. Потом он камнем упал на спину леопарда и изрядно располосовал ему шкуру. Громко рыча, кошки катались по земле, нанося друг другу тяжелые удары лапами. Морды обоих были в крови, клыки то и дело лязгали у самого горла противника, промахиваясь мимо желанной цели.
Перед налитыми злобой глазами ягуара все время мелькал какой-то обрывок нити с ракушками, болтавшийся на шее врага. В следующем броске леопард сумел придавить Акхана к земле, но тот, подняв лапу, ударил нападавшего по морде и, зацепив когтем, порвал драгоценную веревку. Раковины с тихим стуком отлетели в кусты. Леопард проводил их тревожным взглядом. Одновременно Акхан ощутил, как хватка врага на мгновение ослабла. Он вывернулся из-под более мощного тела противника, опрокинул его навзничь, вскочил на грудь и одним ударом лапы, в который ягуар вложил всю свою силу, свернул ему шею.
Долгий, почти человеческий крик разнесся над ночной поляной. Рычание зверя перешло в хрип, и глазам взмокшего измученного схваткой ягуара предстало дикое, неправдоподобное зрелище. Пятнистый желтый враг, минуту назад бившийся как и положено кошке когтями и зубами, вытянулся, почернел и облез. Вместо него у ног ягуара лежало нелепо изогнутое тело негра. Дагомеец еще дышал.
При виде этой картины в душе ягуара шевельнулось что-то смутное, подавленное, чужое. Пробудившееся сознание принца Акхана взяло верх над звериным естеством.
Митуса лежал, запрокинув голову, его шея была сломана. Из глубоких ран на груди и боках сочилась кровь. Кровавая пелена застилала глаза негра. Затуманенным взглядом он посмотрел на неуверенно приблизившегося к нему врага и вдруг хрипло расхохотался.
— Ну и влип же ты, парень. — с трудом выговорил он. — Лучше бы ты дал себя убить.
Ягуар издал короткий жалобный рык и тронул дагомейца лапой.
— Ты хочешь знать, зачем? — толстые губы негра искривила усмешка. — Мне приказали, еще дома, в Атлан. Как приказали Тикалю и этой девочке Лальмет, которая пыталась убить тебя. И еще многим, очень многим. Видишь, какая идет охота. Так что ты — мертвый зверь. Сегодня или завтра — какая разница? — дагомеец закашлялся кровью, его голова беспомощно стукнула о землю. — Причины же мне не известны, акалель. Разве Лунному Кругу задают вопросы? Ты сам не осмелился нарушить их приказание и осмотреть армию перед отплытием. Что же говорить обо мне — последнем воине из Дома Леопарда. Мне было обещано, что взамен за твою смерть атлан уйдут из земель моего рода, что леопарды больше не будут служить белым собакам!
«И ты поверил? — с грустью подумал акалель. — Когда же и кому люди Лунного Круга говорили правду? Зачем могущественным, как само море, детям Атлана бросать пусть и маленький клочок Та-Кем, населенный такими отличными воинами? Тебя обманули, мой глупый Митуса. А ты обманул меня»,
Но вслух он ничего не мог сказать. Только заскулил, подняв морду к нему.
— Оплакивай же свой жребий, акалель. — слабеющим голосом произнес негр. — Ибо так или иначе я выполнил поручение. Я умираю, но и ты больше не вернешь прежнего облика. Пока ты валялся под кустом, призывая дух Ягуара выйти наружу, я сжег твою одежду. Теперь ты больше не станешь человеком — таков ритуал.
Душераздирающий рев раскатился над лесом. Такого вероломства акалель не ожидал!
— С каждым часом в тебе будут исчезать все прежние воспоминания. Ты уже почти забыл себя, когда охотился за тапиром, и только мое появление вернуло тебе способность мыслить по-человечески. Ненадолго. Скоро ягуар совсем возьмет верх, ты будешь жить как зверь и умрешь как зверь, а однажды твоя белая шкура украсит хижину какого-нибудь дикаря-охотника. Прощай.