Сын Чернобога - Страница 15

Однако Трувар киевскому свату не отказал. Все-таки Градимир Кривицкий – завидный жених, что там ни говори. И годами он еще не стар, и положение его среди славянских князей не из последних. Невесту явили сватам во всей красе. При виде Милорады ган Кончак даже языком прицокнул, пришлось боярину Казимиру ткнуть братана локтем, дабы не ломал чинного ряда. Боярин Никлот, опекун юной княжны, не скрывал радости, ему этот союз сулил большие барыши, причем заслуженно, как дружно отметили все присутствующие на смотринах. Взрастил не девицу, а белую лебедушку. Такой только и идти по жизни рядом с великим князем кривичей.

– Знал бы, что такая краля в Пскове живет, сам бы к ней посватался, – усмехнулся ган Кончак и подмигнул хитрым взглядом Братиславу. Юный боярин от смущения зарделся, а Казимир пожалел, что взял игривого гана с собой. Забил копытом жеребец. Этак он всю игру поломает своему отцу беку Карочею.

Развеселое настроение Кончака прошло, когда он узнал, кого князь Трувар снарядил в сопровождающие княжне Милораде вместе с боярином Никлотом. На Казимира молодой светловолосый варяг тоже произвел не самое лучшее впечатление, хотя лицом воевода Олег был чист, со старшими вежлив, Улыбчив. Разве что в глазах его пряталась какая-то хитринка.

– Ты что, виделся с ним раньше? – спросил Казимир у гана.

– За одним столом пировали в радимицкой столице, – криво усмехнулся Кончак. – Принимали его там как родного.

– Это ты к чему? – не понял боярин.

– Слух шел меж радимичами, что он сын боготура Драгутина.

– Ну и что?

– И еще говорили, что темного он рода, колдовского.

– Это как? – опешил Казимир.

– То ли мать у него колдунья, то ли отец – Чернобог.

– Болтаешь невесть что, – махнул рукой боярин.

– За что купил, за то и продаю, – обиделся Кончак. – Князь Стоян тоже не поверил мечникам боготура Драгутина, которые распустили языки, отведав браги. Теперь Стоян пирует в стране Света, с ним ушли двадцать его мечников и десять моих хазар.

Боярин Казимир бросил испуганный взгляд на двери. Сватов князя Градимира разместили в обширном княжеском тереме, где любопытных ушей, надо полагать, хватало. Нашел ган Кончак место для откровенного разговора. Брал бы пример со своего отца бека Карочея. Вот из кого лишнего слова не вытянешь.

– Вы что же, охотились за боготуром Драгутином? – жарким шепотом спросил Казимир.

– А я о чем тебе толкую, боярин. Нельзя было допустить, чтобы радимичи столковались с варягами. Да не выгорело дело. Драгутин повидался не только с сестрой Милицей и братом Яромиром, но и с матерью, кудесницей Дарицей.

– И что в этом такого? – пожал плечами Казимир. – Человек четверть века провел вдали от родных.

– Олега он с собой возил и в город Торусин, и в Макошин городец. А в Макошин городец не всех пускают.

Боярин Казимир на это только рукой махнул-Провалил Кончак дело, порученное отцом, а теперь ищет виноватых. Боготур Драгутин, всю жизнь не выпускавший из рук меча, и без помощи навьих сил способен расправиться со своими врагами.

– Отец встревожился, – вздохнул Кончак. – Сказал, что за этим Олегом тянется черный след. Велел мне быть осторожнее. Так-то вот, боярин.

– А Олег тебя узнал?

– Коли узнал, то беда невелика, – пожал плечами Кончак. – Мы своих мечников разбойниками обрядили. А не пойман – не вор.

Князь Трувар выделил своей родственнице немалую свиту. Одних мечников набралось пять сотен. Казимир как увидел их, так ахнул. Уж не в поход ли на кривичей собрался князь Трувар?

– Какой еще поход? – удивился Никлот. – Чем больше свита, тем больше чести невесте. Ты на приданое взгляни. Два сундука золотой и серебряной посуды, мехов без счета, парча златотканая, оружие и пятьдесят тысяч денариев серебром. А если на татей нарвемся? Прикажешь им все отдать?

Окинув взглядом ладью, груженную приданым Милорады, боярин Казимир пришел к выводу, что Никлот, пожалуй, прав. Приданое за невестой набралось немалое. Рерики не уронили чести своего Рода и рода князя Гостомысла. Но если они за сиротой-племянницей дают столько добра, то сколько же богатства лежит у них по схронам?

– И не говори, боярин Казимир, – вздохнул Никлот, устраиваясь на носу ладьи рядом с киевлянином. – Рерики, пожалуй, богаче франкских императоров. О наших славянских князьях я уже не говорю. Да и чему удивляться, если они десять арабских городов ограбили.

– Как десять?! – ахнул Казимир. – Быть того не может!

– Собственными ушами слышал от Трувара, что в арабской Севилье они серебро не брали – девать некуда было. Хапали только золото.

Боярин Казимир оглянулся. Прибыл он в Псков на одной ладье, взятой у знакомых купцов, а ныне за ним плывут двенадцать деревянных лебедей, горделиво выгнувших шеи.

– Зря беспокоишься, боярин, – успокоил киевлянина Никлот. – Князь Трувар уже выслал гонцов вперед. Они купят телеги и организуют нам безопасный переход по суше.

– Невесту бы не потерять, – усмехнулся Казимир.

– Боярыня Злата за ней в оба глаза смотрит.

Весь путь по воде бояре продремали на носу ладьи, благо к веслу их никто не звал в силу почтенного возраста. Наговорились они всласть, перемыв косточки всем знакомым. От боярина Никлота боярин Казимир узнал, что воевода Олег – внук военачальника, одного из первейших в империи франков, мать его из рода Меровеев, а сестра, пятнадцатилетняя Ефанда, – нареченная невеста Воислава Рерика.

– Так ведь тому Воиславу за шестьдесят, – удивился Казимир чужому проворству.

– Иным жеребцам и годы не помеха, – насмешливо прищурился в его сторону Никлот. – Ты ничего о пророчестве Константина не слышал?

– Какого еще Константина? – насторожился Казимир.

– А бес его знает, – вздохнул Никлот. – Вроде он из ромеев. А привиделась Константину империя, почище тех, что создали ромеи и франки. Быть той славянской империи на наших землях, а начало ей положит сын Воислава Рерика и Ефанды, которая тоже ведет свой род от Меровея Венеда и кагана Додона.

От таких вестей боярин Казимир прямо обмер. Неспроста, выходит, объявились Рерики в Ладоге. И неспроста они строят новый город. Империю им подавай! Спасибо князю Гостомыслу, да икнется ему в стране Вырай, за таких внуков. Удружил всему славянскому миру. Это ж мы теперь в крови захлебнемся. А Никлоту хоть бы что: ухмыляется в усы да щурится в сторону встревоженного киевлянина.

– Рано беспокоишься, боярин Казимир. Сына Воиславу эта Ефанда еще не родила, а более у Рериков наследников нет. Трувар всю жизнь с полонянкой прожил. Она родила ему двух сыновей, да не той породы те дети, чтобы их опасаться. У Сивара и вовсе детей нет. Во всяком случае, я о них не слышал. Викинги они, что с них взять, почитай всю жизнь по чужим ларям шарили и чужих лебедушек мяли. Вот и растрясли свое семя по чужим углам.

Встревожившегося было Казимира слова псковитянина успокоили. Не допустят славянские боги разорения родной земли. Эти Рерики покрасуются еще с десяток лет да и сойдут на нет. Вот тут самое время будет князю Градимиру заявить о своих правах. Если хазары ему помогут, то кривич вполне может прибрать к рукам и Полянские земли, и ильменские.

Олег сразу узнал хазарского гана, с которым пировал в столице радимичей, и насторожился. Возможно, смерть берестянского князя Стояна и не была связана с тем, что это именно он сидел в засаде, перебитой в овраге под Торусином, но боготур Драгутин почти не сомневался в том, что подстерегал его на дороге именно этот человек, у которого с хазарами была давняя дружба. Олег приказал своим мечникам глаз не спускать с гана Кончака, но этим пока и ограничился. Зато сам Кончак не прочь был завязать дружбу с молодым воеводой, а долгий путь к Смоленску, сначала водой, а потом сушей, располагал к общению. Олег не чурался гана и молодого боярина Братислава, более того, охотно вступал с ними в разговоры.

Хазар и киевлянин практически ничего не знали о франкской империи и славянских городах на Балтийском побережье, а потому и слушали Олега, раскрыв рот. В свою очередь, Кончак много рассказывал об Итиле и роскошной жизни хазарских беков.