S.W.A.L.K.E.R. Звезды над Зоной (сборник) - Страница 39

Федот, не торопясь, но довольно споро топал по дороге на север. Вокруг, то тут, то там попадались на глаза свидетельства могущества Предков: то уже почти слившиеся с землей развалины, а то и почти целое здание из камня, правда, заросшее лианами, мхом и кустарником. Прошел он и мимо местной достопримечательности – менгира с надписью «Слава Со… Тру…!». Кто был этот таинственный Слава и кто обещался его стереть, никому достоверно известно не было. Факт тот, что на стеле подо мхом и узором замысловатых трещин виднелись три полустершихся человеческих профиля: лысый, бородатый и очень бородатый, но с залысинами. Если верить байкам старых людей, Славой звали одного из первых правителей города и гарнизона, известного тирана, деспота и самодура. Вдобавок, был он еще и трехглав: ведь в те давние, первые дни после Нашествия много попадалось всяких уродов, мешавших кровь с отродьями Леса. А после такого не то что три головы, а и хвост, и крылья, и гребень чешуйчатый запросто вырастут. Ну так вот, легенда гласила, что памятник воздвигли в честь революционных масс, свергнувших зловещего Славу и стерших его имя со страниц истории. Впрочем, наверняка никто сказать не мог, однако надписью гордились, и каждый год любовно подновляли.

Развалины тянулись и тянулись. В который уже раз Федот восхитился величием Предков:

– Вот умели же раньше! Строили так строили. А ломали так ломали. Еще, пожалуй, и получше, чем стоили.

– Дедушка, а сами вы с Лукоморным Дубом общались? – широко раскрытые глаза белокурого детинушки завороженно уставились на рассказчика.

Второй брат с большим интересом отнесся к каше из репы.

– Сам я нет, Крестос миловал. Но был у меня знакомец, так тот пообщался, и даже с пользой.

– А как дуб разговаривает? Рта-то у него, чай, нет?

– Ну ты и неуч! Совсем вы там, в городе, страх потеряли? Небось даже к замиренному лесу не подходил никогда? Лукоморные Дубы ведь в мыслях твоих копаются и из них ответы составляют, да в башку тебе вкладывают.

– Ну а русалки, дедушка? Или там птицы-голубицы с персями сладкими?

Тут и второй брат заинтересовался разговором.

– Да дубу твои перси до чужой ветки! Ему что девица, что парень вродь тебя – все едино. С таким симбом он может бродить, где захочет. Аж до самого Лукоморья.

– Деда, а Лукоморье – оно где? – спросил светловолосый Василь, от любопытства роняя ложку.

– Где, где, – ответил, посмеиваясь, старикашка. – В твоей бороде. А коль борода не отросла, не по твоему уму такие дела, так-то вот, Василь Сафоныч.

Степенно налив чарочку, опорожнив, крякнув и огладив собственную немалую бороду, трактирщик продолжил:

– Говорю же, был тут один охотник с дубами общаться. И тоже, знаешь, очень персями интересовался…

– Что-то не так.

Федот сидел на пригорке у переправы, рассматривал в бинокль противоположный берег и, за неимением лучших собеседников, говорил сам с собой.

За неделю похода успел он изрядно оголодать, обалдеть от скуки, да вдобавок нарваться на лежку мим-зайцев. Обычно эти твари вили гнезда под развалинами старых городов и там выводили потомство, уродливое, но крайне ушлое. Вот и сейчас, пока пятеро зверьков, размахивая дубинками, скакали вокруг егеря, двое их подельников под шумок утащили все съестные припасы. Федот, заругавшись, полоснул им вслед из «Укорота», но вместо мимзей сшиб с ветки только подслеповатого глухаря – прицел на автомате оказался сбит начисто. То-то светлейший князюшка одарил им постельного ходока…

– У-у, пес смердящий! – выругался Федот.

И любой бы на его месте огорчился, кабы пришлось три дня жрать глухариное мясо, от которого, как известно, ухудшается слух и появляется мерзкий запах изо рта.

Хотя бы бинокль оказался с целыми линзами – и то облегчение.

– Та-ак… Постоялый двор с корчмой… трубы чего-то не дымят, а пора бы.

Взгляд переместился.

– Дуб вот у переправы. Уж больно на Лукоморный смахивает. Здоровущий. Не должно его тут вроде быть.

Замиренный Лес границу своих территорий обычно не нарушал.

– Ладно, решаем проблемы по мере поступления, а противников – по мере наступления, как сказал бы господин егермейстер.

Переходить речку вброд не хотелось. Хоть и повывели в округе дружинники, красуясь перед городскими девками, всех горынычей, но какой-нибудь глот вполне мог сохраниться. Тем более что любили эти твари поджидать добычу как раз лежа тихонечко на дне рек и болот. Что ж, вариантов нет. Осторожненько, по мосту мимо дерева.

– А хороший сегодня денек, однако, – сам себя подбадривал Федот, – засветло в деревню доберусь, разберусь. А там уже и банька, первачок. А может, прости Крестос за скоромные мысли, и девчонка какая найдется, разбитная, да ладненькая…

Отдыхать – так отдыхать. От трудов праведных, от города, от нудных обязанностей и от сисястой Дуньки Репиной, то есть Евдокии Ивановны. Больно уж неутомимая в постели бабенка была, трех мужей уморила, да и князю пришлось бы несладко, кабы верный егерь на помощь не поспешил. Куда уж там беру с его аршинными когтищами и полной пастью зубов…

Приняв решение и сразу повеселев от того, что можно дальше уже не ломать голову, а действовать, Федот начал собираться. Насвистывая под нос мелодию песенки «Будет ласковый дождь», которую любил наигрывать на гуслях слепой музыкант из городского кабака под названием «У…» (у чего, древний обломок вывески умалчивал), Федот убрал бинокль в футляр. Сам футляр бережно положил в рюкзак. Вещица редкая ныне, глупо будет ее лишиться. Припомнив недобрым словом княжескую милость, закинул автомат за спину и взял шипострел. Аккуратно снял и завернул в платок чехол, укрывавший острие пропитанной соком анчара стрелки-шипа. Невероятно сильный яд выполнял только одну функцию – делал живое мертвым. Будь ты хоть мутант, хоть дендроид, хоть человек – один укол, и завещание составить ты уже не успеешь. Второй рукой егерь вытащил из кобуры старый двуствольный обрез.

– Так, все? Потом будет уже некогда суетиться… Пожалуй, нафта тоже не повредит.

Переложив из рюкзака в подсумок пару бутылочек с горючей смесью, Федот счел себя готовым хоть к атаке, хоть к обороне. А хоть и перед девчонками деревенскими покрасоваться. Тоже неплохо будет. «Ласковый дождь» сменился на «Полет Жар-птиц».

Мысленно пожелав себе удачи, Федот направился к мосту, сложенному из каменных плит. Только они выдерживали поверку временем и вездесущими растениями, да и то потихоньку отступали в неравном бою. Между плитами давно уже пробились стебли камнеломки. Мох и псевдолианы обвили колонны и свисали с пролетов, почти касаясь буро-зеленой воды.

На подходе к переправе Федот спугнул стаю уток-гадюшек, выводивших под мостом своих не менее гадких утят. Мерзко шипя и теряя похожие на куски грязи перья, стая скрылась среди ветвей плакучек. Те росли вдоль всего противоположного берега и процеживали воду множеством длинных, покрытых тонкими волосками ветвей.

Поглядывая по сторонам, Федот ступил на мост. Во мху виднелись две широкие колеи, пробитые регулярно проезжавшими здесь телегами. Внезапно сменивший направление ветер донес до егеря терпко-сладковатый запах, перепутать который было невозможно ни с чем. «Лукоморный Дуб во всей своей красе!». Вместе с запахом пришло ощущение расслабленности. Мир вокруг заиграл новыми красками, стал ярче и объемней.

«Понятно, – мелькнула мысль. – Типичное отравление пыльцеспорами. Здравствуйте, глюки».

«И тебе не кашлять».

Бесполый голос зазвучал в голове одновременно с появлением здоровенного серого котища с разодранным ухом и исполосованной в многочисленных баталиях мордой.

Кот спустился по стволу и улегся на нижней ветке.

«Подходи, парень, поболтаем».

«Ага. Уже бегу. Многие на такое попадались?»

Подумав, Федот отступил на пару шагов, на взгляд прикинув расстояние до ветвей дуба.