Святыня - Страница 12
– Ну, ты, – сказал я. – Жопа!
Он уставился на меня.
– Давай-ка руки на голову и шагом марш впереди меня!
Он заморгал.
Я выставил руку с пистолетом и прицелился в него:
– Выполняй.
Сцепив пальцы на макушке, он пошел, подгоняемый пистолетом, упиравшимся ему между лопаток. Толпа сияющих счастьем людей расступалась волнами при нашем приближении, и вид у них теперь был и не счастливый, и не сияющий. Вид у них был злобный – так злятся осы, если гнездо их разворошить.
Где-то посередине бальной залы я углядел парня, который стоял за столом с телефонной трубкой в руках. Я взвел курок и прицелился в него. Он уронил трубку.
– Повесь трубку, – приказал я.
Он повиновался, причем рука его тряслась.
– Отступи от стола.
Он сделал и это.
Шедший впереди меня парень с разбитым в кровь лицом выкрикнул, обращаясь ко всем присутствующим: «В полицию не звонить!» – после чего бросил мне: «Тебе не поздоровится».
– Как твоя фамилия? – поинтересовался я, ткнув его в спину пистолетом.
– Съебни!
– Красивая фамилия. Это что-то скандинавское?
– Ты, считай, покойник!
– М-м… – Свободной рукой я нащупал его лицо и легонько шлепнул пальцами по сломанному носу.
– Господи боже, – произнесла застывшая от ужаса женщина слева от нас. Съебни охнул и пошатнулся, но удержался на ногах.
Мы достигли двойных дверей, и я остановил мистера Съебни, положив ему на плечо свободную руку и пихнув его под подбородок дулом пистолета. Затем я сунул руку ему в задний карман, вытащил оттуда бумажник и раскрыл его; на водительском удостоверении было проставлено: Джон Бирн. Бумажник я опустил в карман своего пальто.
– Джон Бирн, – шепнул я ему в ухо, – если за дверями нас кто-нибудь встретит, на лице твоем станет одной дыркой больше. Понял?
Со щек его на ворот белой рубашки капал пот вперемешку с кровью.
– Усек, – выдавил из себя он.
– Вот и хорошо. А теперь мы выходим, Джон.
Я оглянулся на оставшихся позади нас счастливцев. Никто из них не пошевелился. Я догадался, что здесь лишь у одного Мэнни имелся пистолет, который он держал в ящике стола.
– Кто выйдет за дверь вслед за нами, – сказал я немного сиплым голосом, – получит пулю в лоб. Ясно?
Ответом мне было несколько нервных кивков, после чего Джон Бирн толкнул двери – одну и другую.
Я вытолкнул его наружу, не выпуская из рук, и мы очутились на верхней площадке лестницы.
Площадка была пуста.
Я повернул Джона Бирна лицом к бальной зале:
– Закрой двери.
Он закрыл обе двери, после чего я опять развернул его, и мы начали спускаться по лестнице. Мало найдется мест, где было бы так же трудно спрятаться или увернуться от удара, как на ажурной лестнице. Силясь глотнуть, я шнырял глазами туда-сюда и опять туда-сюда, но во рту моем было сухо. В середине спуска я вдруг почувствовал, как напряглось тело Джона, и, рванув его к себе, ткнул в него дулом пистолета:
– Подумываешь, как бы сбросить меня с лестницы, а, Джон?
– Нет, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Нет.
– Хорошо, – заметил я. – Иначе было бы слишком уж глупо.
Он обмяк в моих руках, а я опять подтолкнул его, и мы благополучно спустились по оставшимся ступеням. Там, где мне на рукав пальто попадали капли его крови и пота, образовалось влажное и ржавое пятно.
– Ты испортил мне пальто, Джон.
Он покосился на мой рукав:
– Можно замыть.
– Но это кровь, Джон. Кровь на чисто шерстяной ткани!
– Ну, тогда в хорошую чистку отдать.
– Надо будет попробовать, – сказал я, – потому что если не сойдет, то у меня теперь есть твой бумажник. В том смысле, что я знаю адрес, где тебя отыскать. Вот и смекни, прикинь, что к чему.
Мы остановились возле двери, ведущей в вестибюль.
– Смекаешь, Джон?
– Угу.
– Там будет кто-нибудь за дверью?
– Не знаю. Может быть, копы.
– С копами у меня проблем не возникнет, – сказал я. – Ничего не имею против ареста прямо сейчас. Понял?
– Наверно.
– Тревожат меня не копы, а не поджидает ли меня на Бикон-стрит непосредственно за дверью компания чудовищ вроде Мэнни и не будет ли у них стволов больше, чем у меня.
– Ну а я тут при чем? – вызверился он. – Почем мне знать, кто там за дверью? А если кто и есть, все равно первую пулю схлопочу я.
Рукояткой пистолета я похлопал его по подбородку:
– И вторую тоже, Джон. Помни это.
– Кто ты такой, черт тебя возьми?
– Я пуганый-перепуганый малый с пятнадцатизарядной пушкой, вот кто я такой. А вот чем вы тут занимаетесь? Шаманите?
– Дело дохлое, – сказал он. – Можешь меня расстрелять, все равно ничего от меня не узнаешь!
– Дезире Стоун, – сказал я. – Ты с ней знаком, Джон?
– Хоть убей, ничего не скажу.
Притиснувшись к нему совсем близко, я взглянул на его профиль, на блуждающий в глазнице левый глаз.
– Где она? – спросил я.
– Не понимаю, о чем это ты.
У меня не было времени выспрашивать или выбивать из него ответ. Но в моем распоряжении был его бумажник, что могло бы обеспечить когда-нибудь в будущем наш с Джоном второй тур.
– Ну, будем надеяться, что мы еще покоптим небо и получим возможность поговорить, Джон, – сказал я, выталкивая его в вестибюль перед собой.
7
Дверь парадного входа «Утешения в скорби, инкорпорейтед» была из черного дерева и не имела в центре даже крошечного глазка. Справа от двери шла кирпичная стена, слева располагалась стеклянная панель – два небольших зеленых прямоугольника. Стекло было толстым и запотело от соприкосновения холода и ветра снаружи с теплом внутри.
Толчком бросив Джона Бирна на колени перед стеклянной панелью, я протер ее рукавом. Помогло не слишком – казалось, что, сидя в сауне, глядишь через слоев десять полиэтилена. Бикон-стрит простиралась передо мной как на полотне импрессиониста – туманные силуэты двигались в жидкой, текучей мгле, а белые уличные огни и желтые газовые фонари придавали освещению оттенок еще более зловещий, как на передержанном снимке. Через улицу виднелись купы деревьев Паблик-Гарден. Неясные, нечеткие, они сливались в туманные облака, и было трудно понять, действительно ли я вижу что-то или мне это только кажется, но среди деревьев мелькали какие-то синеватые огоньки. Сказать, что происходит снаружи, не представлялось возможным, но и оставаться дольше внутри я не мог – доносившиеся из бальной залы голоса стали громче, в любую минуту кто-нибудь мог рискнуть открыть дверь на лестницу.
Теперь, после часа пик, Бикон-стрит должна была бурлить оживлением. Даже если снаружи вооруженные до зубов клоны Мэнни выстроились в ряд, поджидая меня, они вряд ли станут стрелять в присутствии стольких свидетелей. Но вообще кто их знает, – может быть, они мусульмане-шииты и застрелить иноверца для них – кратчайший путь к Аллаху.
– К черту! – произнес я, рывком поднимая Джона с колен. – Пошли!
– Пошел на хер! – сказал он.
Я сделал несколько глубоких вдохов сквозь стиснутые зубы.
– Открой дверь, Джон.
На секунду его рука зависла над дверной ручкой, потом он опустил руку и вытер ее о штанину.
– Сними вторую руку с головы, Джон. Только без глупостей.
Он сделал, как я сказал, и опять обратил взгляд на дверную ручку.
Наверху на пол упало что-то тяжелое.
– Итак, в любое время, когда ты будешь к этому готов, Джон.
– Угу.
– Например, сегодня вечером, – сказал я.
– Угу. – И он опять вытер руку о штанину.
Я со вздохом протянул руку из-за его спины и сам распахнул дверь, а очутившись с ним на крыльце, ткнул его пистолетом в зад.
И тут мы оказались лицом к лицу с полицейским.
Полицейский, пробегая мимо по улице, краем глаза уловил на крыльце некое движение. Остановившись, он обернулся и увидел нас наверху. Когда разглядел окровавленное лицо Джона, правая рука его сама потянулась к бедру и нащупала пистолет.