Святоотеческие наставления о молитве и трезвении или внимании в сердце к Богу - Страница 14
54) Когда молимся, тогда наипаче нападает на нас злобный к нам диавол. Видит он величайшую нам пользу от молитвы; почему всячески ухитряется сделать, чтоб мы воротились отсюда из церкви домой с пустыми руками. Знает он, добре знает, что если пришедшие в храм приступят к Богу с трезвенною молитвою, выскажут грехи свои и теплою сокрушатся о том душою, то отойдут отсюда, получив полное прощение: человеколюбив бо есть Бог. Почему предупреждает отвести их чем-либо от молитвы, чтоб они ничего и не получили. И это делает он, не насилуя, но мечтаниями приятными развлекая ум и чрез то наводя леность к молитве. Сами виноваты мы, что самоохотно отдаемся в его сети, сами себя потому лишаем благ молитвы, – и никакого не имеем в этом извинения. Усердная молитва есть свет ума и сердца, свет неугасаемый, непрестанный. Почему враг бесчисленные помыслы, как облака пыли, вливает в умы наши и даже такое, о чем мы никогда не думали, собирая, вливает в души наши во время молитвы. Как иногда порыв ветра, нападши на возжигаемый свет светильника, погашает его: так и диавол, увидев возжигаемыми в душе пламени молитвы, спешит навеять оттуда и отсюда бесчисленные заботливые помыслы и не прежде отстает от этого, как когда успеет погасить занявшийся свет. В таком случае будем поступать так, как поступают те, которые возжигают светильники. Те что делают? Заметив, что подступает сильное дуновение ветра, они загораживают пальцем отверстие светильника и таким образом не дают ветру доступа внутрь, потому что, ворвавшись внутрь, он тотчас погасит огонь. То же и в нас. Пока совне приражаются помыслы, мы можем еще противостоять им; когда же отворим двери сердца и примем внутрь врага, то не сможем уже нисколько противостоять им. Враг, погасив в нас всякую добрую память и помышление святое, делает из нас коптящий светильник: тогда в молитве лишь уста произносят слова пустые. Поэтому как те, возжигатели светильников, палец налагают на отверстие светильника, так и мы заградим дверь сердца трезвенным помыслом и тем пресечем злому духу вход туда, чтоб, вошедши, он не погасил там света молитвы [3, 358].
55) Молился Исаак об отъятии бесчадия Ревекки, жены своей, и услышал его Бог (Быт. 25, 21). Не подумай, что он, как только призвал Бога, так и услышан был. Нет, много времени прошло у него в молитве о том к Богу. Двадцать лет молился он об этом Богу. Сорок лет было ему, когда взял за себя Ревекку (ст. 20); а когда родились у него дети, было ему шестьдесят лет (ст. 26). Двадцать лет бесчадствовала Ревекка, и во все это время Исаак молился Богу. Итак, не стыдно ли нам, не следует ли нам закрывать лица свои, видя, как праведник двадцать лет терпит в молитве и не отступает, а мы после первой или второй молитвы часто соскучиваемся и дерзаем держать неудовольствие на неуслышание? И притом он великое имел к Богу дерзновение, и однако ж не роптал на отложение дарования, а терпеливо ожидал его; мы же бесчисленным множеством заваленные грехов, с лукавою живя совестью, не показав Господу никакого благоугождения, если, прежде чем изречем свое прошение, не бываем услышаны, теряем терпение, падаем духом и бросаем молитву. Оттого и отходим отсюда всегда с пустыми руками. Кто из нас двадцать лет молился Богу об одном чем-либо, или хоть двадцать каких-либо месяцев [3, 361—2]?
56) Недовольно для спасения нашего молиться, если при том не будем молиться по тем законам, которые положил для сего Христос. Какие же Он положил законы? Молиться за врагов, хотя бы они много нас опечалили. И если не будем этого исполнять, то погибли мы, как видно из того, что было с фарисеем. Ибо если этот, не против врагов молясь, а только потщеславившись, такое понес наказание, то какое наказание ожидает тех, которые многие и долгие творят молитвы против врагов! Что делаешь ты, человек? Стоишь, испрашивая прощения грехов, или гневом наполняешь душу свою? Когда надлежит нам быть кротчайшими всех, потому что беседуем к Господу всемилостивому, молимся Ему о грехах своих, просим себе милости, человеколюбия и прощения; тогда ли прилично свирепствовать, предаваться зверству и горечью исполнять уста свои? И как, скажи мне, можем мы с тобою улучить спасение, вид держа просителей, а слова произнося гордостные и преогорчевая тем своего Владыку? Вошел ты, чтоб уврачевать собственные свои раны: это время умилостивления, время умоления и стенаний, а не гнева, – слез, а не раздражения, – сокрушения, а не негодования. Зачем возмущаешь порядок вещей? Зачем сам против себя воюешь? Зачем разоряешь собственное построение? Молящемуся прежде всего другого надлежит быть мирну душою, иметь ум, смиренно настроенный, и сердце сокрушенное; а против врагов вопиющий никак не может ничего такого исполнить, потому что он полон гнева и не способен иметь кроткие чувства [3, 366].
57) Когда увидишь, что породились какие-либо затруднения или в супружестве, или в положении прочих житейских вещей, призывай Бога на помощь. Это есть самый лучший способ разрешения встречающихся затруднений. Оружие молитвы есть самое сильное. Это я часто говорил, и ныне говорю, и не перестану говорить. Хоть ты – грешник, – смотри на мытаря, который не получил отказа, но столько грехов своих очистил. Хочешь ли знать, какова сила молитвы? Не сильно у Бога столько дружество, сколько молитва. И это не мое слово: не посмел бы я от своего ума произнесть такое положение. Послушай из Писаний, как дружба не сделала того, что сделала молитва. Кто от вас, говорит Господь, имать друга и идет к нему в полунощи, и речет ему: друже, даждь ми взаим три хлебы, понеже друг прииде с пути ко мне, и не имам чесо предложити ему: и той извнутрь отвещав речет: не твори ми труды: уже двери затворени суть, и дети моя со мною на ложи суть: и не могу востав, дати тебе. Глаголю вам: аще и не даст ему востав, зане друг ему есть, но за безочество его, востав даст ему елика требует (Лк. 11, 5—8). Видишь как, чего не сильна была сделать дружба, то сделала неотступность (моления)? Поелику проситель был друг, то, чтоб ты не подумал, что по этой причине имела успех просьба, Господь сказал: аще и не даст ему, зане друг ему есть, но за безочество его даст ему. Если и не сделает, говорит, этого дружба, но неотступность сделает то, для чего не сильна была дружба. Но где же было так на деле? На мытаре. Мытарь не был друг Богу, но сделался другом. Так и ты, хотя бы враг был, неотступностью сделаешься другом. Посмотри и на Сирофиникиссу, и послушай, что говорит ей Господь: несть добро отъяти хлеба чадом, и поврещи псом (Мф. 15, 26). Как же Он сделал это, если оно нехорошо? Неотступностью жена достигла сего блага, да уразумеешь, что чего мы недостойны, того достойными делаемся посредством неотступного моления [3, 370].
58) Не говори: грешен я, не имею дерзновения, не смею молиться. Тот и имеет дерзновение, кто думает, что не имеет дерзновения; как наоборот, кто думает, что имеет дерзновение, отнимает силу у дерзновения, как фарисей. Кто почитает себя отверженным и бездерзновенным, тот паче будет услышан, как мытарь. Смотри, сколько на это имеешь примеров, – Сирофиникиссу, мытаря, разбойника на кресте, друга в притче, три хлеба просившего и получившего их не по дружбе, а по неотступности прошения. Всякий из этих, если б сказал: грешен я, постыжден и потому не могу приступить с прошением, ничего бы и не получил. Но как каждый из них не на множество взирал грехов своих, но на богатство человеколюбия Божия, то воздерзновенствовал и восприял смелость, и будучи грешником, стал просить того, что выше его достоинства, и получил, чего желал. Воспоминая все сие, будем молиться непрестанно, с трезвением, дерзновением, с благими надеждами, со многим усердием. Будем молиться и за врагов и за друзей, и конечно получим все благопотребное. Человеколюбив бо есть Даятель, – и не столько мы желаем получать, сколько Он желает давать [3, 370—1].
59) Хотя и вне церкви находишься, взывай и говори: помилуй мя! не губами только шевеля, но из сердца вопия. Ибо Бог слышит и молча вопиющих к Нему. Не место требуется, но благонастроенное сердце. Иеремия во рве тинном был и Бога имел с собою; Даниил в яме со львами сидел, и Божиим покрываем был благоволением: три отрока, в пещь огненную вверженные, хвалебными песнями Бога преклонили на милость; разбойник распят был, но крест не помешал ему рай отверсть; Иов сидел на гноищи, и Бога милостивым к себе соделал; Иона во чреве китове был, и Бог услышал его. Хоть в бане будешь молись, хоть в пути, хоть на одре, – и где бы ты ни был, молись. Ты сам – храм Божий, не ищи другого места для молитвы: нужно только молитвенное настроение ума и сердца. Море было впереди, позади Египтяне, посреди Моисей. Для молитвы крайнее стеснение, и однако же молитва была пространнейшая. Позади гнались Египтяне, впереди стояло море, посреде – молитва. Моисей ничего не говорил, но Бог сказал ему: что вопиеши ко Мне (Исх. 14, 15)? Уста не говорили, но сердце вопияло. И ты, возлюбленный, всегда и везде так прибегай к Богу! Бог – не человек, чтоб идти к Нему в известное место. Он всегда и везде близ есть. Если желаешь о чем-либо просить человека, спрашиваешь, что он делает, занят чем или отдыхает. Идя к Богу, ничего такого разведывать не нужно. Где ни приступишь к Нему и ни призовешь Его, слышит. Скажи: помилуй мя, – и Бог уже близ есть. Еще глаголющу ти, говорит Он сам, реку: се Аз (Ис. 58, 9). О глас, преисполненный человеколюбия? Не ожидает и окончания молитвы: не успеешь кончить молитвы, как уже получишь дарование [3, 458—9].