Святой закрывает дело - Страница 7

Он не закончил предложение. Несколько секунд все молчали.

Роджер Конвей встрепенулся:

– Что ты сказал?

Святой посмотрел на него.

– Я сказал, – ответил он, – что наступает наш славный день. Мы всегда знали, вернее, предчувствовали смутно, в глубине души, приход этого дня. Дадим большое представление, теперь – наш выход. Все могло сложиться совершенно по-другому, но сложилось именно так.

Он прикурил новую сигарету и, усевшись на стол, оперся локтями на колени. Его полное боевого задора, любимое ими лицо стало сверхъестественно прекрасным, осветившись дьявольским весельем. Раньше они его таким не видели.

– Понимаю, мой рассказ звучит как сюжет дешевого авантюрного романа, но тем не менее это правда. Совершенно неожиданно в Англии и Америке происходят странные вещи в таких отраслях производства, как добыча нефти, металлургия и химия. В эти отрасли вложены такие капиталы, которых хватило бы для покупки всей остальной индустрии. Мы точно знаем, что истинные хозяева Уолл-стрит и Лондонской биржи, важные птицы с толстыми сигарами и фамилиями, оканчивающимися на «гейм» и «штейн», которые заправляют финансами в этом свихнувшемся мире, действуют по какому-то определенному плану. И обратите внимание, чем они оперируют. Сталь, нефть, химия. Три отрасли, необходимые для ведения широкомасштабной войны. Плюс сведения Барни Мэлоуна о шпионаже. Сегодня легко посеять недоверие между нациями. А недоверие со временем может перерасти в войну. Даже самый миролюбивый и благожелательный народ, постоянно обнаруживающий в своей стране чужих шпионов, подымет шумиху. До сих пор никто еще не додумался о таких действиях в широком масштабе – обычно стравливали две европейских державы, чтобы они вцепились друг другу в глотку из-за спровоцированного конфликта, – а идея грандиозно проста. И вот это произошло или происходит... А за всем этим может стоять только один человек в мире, у которого хватит ума, опыта и влияния, чтобы спланировать такой заговор и осуществить его. Вы знаете, кого я имею в виду. Человека, которого называют «Таинственным миллионером». Человека, который, как полагают, уже устроил с дюжину небольших войн в интересах высших финансовых кругов. Видите: каждый раз, когда его имя появлялось в газетах, я отмечал красным карандашом. Оно прекрасно вписывается в схему. Это – доктор Мариус Рэйт...

Норман Кент неожиданным щелчком отправил свою сигарету в камин.

– Тогда Голтер, возможно, связан...

– Но наследный принц... Ведь Мариус гражданин этой страны!

– Разве для такого человека, как Мариус, это что-нибудь значит? – мягко спросил Святой. – Может, это даже облегчает его задачу. А вдруг... – У Святого перехватило дыхание, а потом он опять заговорил со странной мечтательной интонацией в голосе: – А если предположить, что Мариус воззвал к тщеславию наследного принца? Король стар; поговаривают о том, что народ хочет молодого лидера. А принц – человек амбициозный. Что, если Мариус сказал ему: «Я могу дать вам оружие, с которым вы сумеете завоевать весь мир, с одним условием – оружие должно быть обязательно применено».

Они сидели ошеломленные и озадаченные. Хотелось отогнать мрачные видения, разрушить и уничтожить их, раздробить молотом рационального недоверия, но им нечего было возразить.

Часы отсчитывали секунды, уходящие в вечность.

– Но не мог же он... – задыхаясь, сказала Патриция.

– Мог!

Саймон Темплер вскочил на ноги, нелепо взмахнув правой рукой.

– В этом-то все и дело! – воскликнул он. – Здесь ключ к загадке. Нетрудно искусственными средствами подогреть недоверие между народами, но возбудить подлинную ненависть одной нации к другой – тут требуется нечто большее. А наследный принц с его амбициями и изобретение Варгана – вместе это может стать первой искрой, от которой начнется пожар. Вот козыри Мариуса. И он обязательно их выложит. Я знаю, что именно произойдет.

– А тот человек в саду, – прошептала Патриция, – был одним из людей Мариуса?

– Это был сам Мариус!

Святой схватил со стола газету и, сложив ее так, чтобы была видна фотография, показал Патриции.

И хотя освещение в тот момент, когда они столкнулись с этим человеком, было скверным, его нельзя было спутать ни с кем другим – это отвратительное, грубое, кошмарно неподвижное, словно рубленное из камня лицо языческого идола поражало.

– Это был Мариус...

Роджер Конвей вскочил с кресла:

– Святой, верю, что тебе это не пригрезилось прошлой ночью...

– Это правда!

– И у всех нас неожиданно не произошло размягчения мозгов от твоих легковесных и вопиющих предположений...

– Видит Бог, ни в чем в своей жизни я не был так уверен.

– Тогда...

Святой кивнул.

– Мы хотим добиться справедливости, – сказал он. – Что же для этого нужно сделать?

Конвей не ответил, и Святой, повернувшись, встретился с задумчивым взглядом Кента. Тут он понял: оба друга ожидали его окончательного решения.

Никогда они не видели Святого таким суровым.

– Это изобретение должно быть уничтожено, – сказал Саймон Темплер. – И мозг, создавший его, тоже должен перестать существовать. Таково мое решение.

Как Саймон Темплер вернулся в Эшер и решил снова посетить таинственное место

Это было двадцать четвертого июня – примерно через три недели после ответа Святого на предложение о полном помиловании.

Двадцать пятого числа ни в одной из утренних газет не появилось даже строчки о событиях, сведениями о которых были полны вчерашние вечерние газеты. С этого момента пресса не напечатала больше ни слова о непрошеных гостях на демонстрации изобретения профессора Варгана. Лишь мельком упоминалось специальное заседание кабинета правительства, последовавшее за этим.

Святой, проведший день и ночь в размышлениях, увидел в этой неожиданной сдержанности могучую руку официальной цензуры, а Барни Мэлоун, к которому он обратился, был так немногословен, что Святой утвердился в самых скверных предчувствиях.

Ему казалось: в атмосфере летнего лондонского сезона расползалось странное напряжение. Он знал, что это ощущение чисто субъективно, но не мог от него отмахнуться. Вчера он шел по улицам города беззаботно и весело, наслаждаясь свежим воздухом и предвкушением летних дней, среди счастливых и оживленных людей; сегодня же небо заволокли тяжелые тучи, приближалась страшная гроза и люди были испуганными и как бы крались.

– Ты должен поехать в Эшер, – сказал он Роджеру Конвею. – Денек, проведенный вдали от твоего любимого бара пойдет тебе только на пользу.

Они отправились в машине, взятой напрокат, и увидели кое-какие скверные предзнаменования.

Позавтракав в ресторанчике «Медведь», они пошли пешком к Портсмут-роуд, изображая любителей утренних прогулок. В начале аллеи, ведущей к дому профессора Варгана, стояли двое мужчин, которые оборвали разговор, когда Конвей и Святой, свернув с шоссе, прошли за деревьями мимо них. Третий мужчина слонялся около калитки, покуривая трубку.

Саймону Темплеру шестое чувство подсказало: и человек у калитки, и те двое проводили взглядами их до самой аллеи.

– Заметь, – пробормотал он, – как они стараются не суетиться. Меньше всего им хотелось бы привлечь к себе внимание. Они действуют под девизом: «Не шуметь!» Но если мы предпримем что-либо подозрительное, с их точки зрения, то нас тихо и аккуратно поместят в ближайшую каталажку. Это и называется эффективностью.

Пройдя еще ярдов двести, Святой остановился на углу, где его не было видно.

– Иди дальше столько времени, сколько тебе потребуется, чтобы сочинить лимерик[2], уместный в приличной гостиной, куда тебя никогда не пригласят, – приказал он. – А потом возвращайся назад. Я буду здесь.

Конвей послушно проследовал дальше, краем глаза видя, как Святой боком приблизился к дыре в изгороди, отделявшей аллею от поля. Мистер Конвей не был поэтом, но принял задание Святого и лениво перебирал возможные варианты относительно юной леди из Кента, свистевшей, не осознавая всей важности момента. Несколько минут он старательно сочинял маленький шедевр, а потом бросил и повернул назад. В этот момент через дыру в изгороди возвратился Святой, и странно было видеть этого элегантного человека вылезающим из дыры. Возвратился он с пунктуальностью, показывающей, сколь точно он оценивал поэтический дар мистера Конвея.