Святой закрывает дело - Страница 15

Даже теперь у них еще могли случиться неприятности по прибытии с грузом на Брук-стрит, но Святой не волновался.

Задача состояла в том, чтобы перевести двух джентльменов через улицу к дверям квартиры. Один из них – длинный и худой, второй – низенький и толстый; при этом худой был без сознания. Святой подхватил коротышку за руку, а другой рукой приподнял длинного. Роджер тоже подхватил его.

– Запевай! – скомандовал Святой. Они, пьяно покачиваясь, двинулись на другую сторону улицы. Кто-то в смокинге прошел мимо, высокомерно задрав нос; кто-то в лохмотьях посмотрел с завистью. Дефилирующий мимо полицейский повернул было к ним свой назойливый нос, но Святой уже отпер дверь, и компания шумно ввалилась в дом. Поэтому полицейский проследовал своим путем, предварительно записав только номер их машины, поскольку закон не запрещает гражданам напиваться и буянить у себя дома. А здесь, хотя это и была чистая импровизация, все выглядело очень убедительно. Длинный джентльмен уже совершенно не стоял на ногах; два высоких хорошо одетых джентльмена, поддерживающих его под руки, производили впечатление людей, могущих справиться с ситуацией, а вопль низенького толстого джентльмена вполне мог сойти за пение. Если же кому-то могло показаться, что он следует за своими компаньонами не слишком охотно, что в глазах у него страх и напряженность, ну что же, следовало выразить сожаление по поводу того, в каком состоянии он находится, но это никого не касается...

И прежде чем полицейский успел дойти до следующего угла, джентльмены уже вошли в квартиру на первом этаже и длинный джентльмен был небрежно брошен на ковер гостиной, где и остался, подобно орлу с распростертыми крыльями.

– Роджер, запри дверь! – коротко приказал Святой и ослабил свою стальную хватку на запястье толстого.

Тот перестал подвывать и заговорил.

– Свинья, – начал толстяк, энергично растирая свое запястье, но вдруг остановился, испуганный тем, что увидел.

В руке Святой держал небольшой кинжал – маленькую игрушку с шестидюймовым лезвием в форме длинного листа, и изящной серебряной рукояткой. Он возник как бы ниоткуда, хотя на самом деле – из аккуратных кожаных ножен, прикрепленных к руке Святого под пиджаком, где кинжал обычно и находился. Этот кинжал носил имя – «Анна». У него была своя история, иногда Святой ее рассказывал – история о мужестве и жестокости в диких краях, где он унес немало жизней. Для Святого этот кинжал был почти живым существом, прекрасно сделанным и прекрасно сбалансированным маленьким носителем смерти. Кинжалом Святой мог орудовать так, что большинство циркачей – метателей ножей – выглядели бы рядом с ним любителями. Впрочем, сейчас он думал не о трюках.

Роджер зажег лампу, и свет блеснул на лезвии кинжала, но блеск глаз Святого был не менее холоден и суров, чем блеск стали.

Как Саймон Темплер продемонстрировал свою «святость» и принимал гостя

За все годы богатой приключениями и странствиями жизни Саймон Темплер влюбился лишь единожды – в Патрицию Хольм, как и следовало ожидать, влюбился безоглядно. А теперь он смутно начал понимать, хотя всегда возражал против подобной ереси, что за те восемнадцать месяцев, что они вместе, он к ней привык. Он понимал: этап первого восторженного экстаза позади, а то, что пришло ему на смену столь незаметно и тихо, очаровало и покорило его душу, хотя он этого и не осознавал. И понадобилось вот такое потрясение, чтобы все стало ясно.

И когда пришла эта ясность, она принесла с собой восторг, затмивший прежнее чувство. Это напоминало изумление всю жизнь купавшегося в солнечных лучах человека, который впервые осознал солнце как источник света и понял, какой будет ужас, если темнота покроет мир, а солнце перестанет сиять.

Очень мягко Святой сказал толстяку:

– Ты сам свинья, мой милый. А теперь слушай. Я намерен задать тебе несколько вопросов. Ты можешь с легкостью на них ответить или умереть медленной и мучительной смертью. Как хочешь. Но знай: покинешь эту комнату, только выбрав одно из двух.

Толстяк был не таков, как тип в котелке, из которого Святой выколачивал информацию перед этим. В его глазах-бусинках появилась какая-то жесткая решительность, открытый вызов в углах тонких губ, отчаянность зверя, загнанного в угол. Саймон не обратил на это внимания, только мягко осведомился:

– Ты понял меня, прыщ?

И в сердце его была ненависть, личная ненависть, никому другому не понятная. В блеске глаз и мурлыкающем мягком голосе Святого была такая дьявольская жестокость, которую невозможно не ощутить, и толстяк начал шаг за шагом с ужасом отступать от надвигавшегося на него Святого, пока не уперся в стол. Дальше отступать было некуда.

– Надеюсь, милый, ты не думаешь, что я блефую, – продолжал Святой тем же бархатным голосом. – Это было бы очень глупо с твоей стороны. Ты сделал или принимал участие в том, что мне очень не нравится, я всегда категорически возражал против этого; но сейчас я возражаю еще сильнее по личным мотивам, потому что на этот раз дело идет о персоне, которая значит для меня больше, чем ты своим умишком можешь представить. Следишь за ходом моей мысли, жалкая бородавка?

Толстяк метнулся в сторону, чтобы укрыться за столом, но Святой перехватил его. И толстяк не мог отвести взгляда от глаз Святого – этих чистых голубых глаз, обычно полных беззаботного веселья, а сейчас – мрачных и безжалостных.

Святой продолжал:

– Меня не волнует, что ты просто являешься агентом доктора Мариуса... Ага, прямо подпрыгнул! Оказалось, что мне известно больше, чем вы предполагали, так?.. Но и это меня не волнует... Если уж ты связался с такими людьми, то будь готов терпеть последствия. А если считаешь, что игра стоит свеч... Что же, все должно быть справедливо, не так ли?.. Наши разногласия из-за того, что ты участвуешь в деле, которое меня раздражает, а я терпеть не могу, когда меня раздражают... Ну что ты, сынок, не надо!

В руке толстяка появился пистолет, но мгновенно пропал. Это Святой, шагнув вперед, сделал быстрое кошачье движение. Толстяк застонал и выронил пистолет.

– Ах, ты мне руку сломаешь...

– С радостью, мой милый, а потом и шею. Но сначала... – Сжав еще крепче запястье толстяка, Святой опрокинул его на стол, легко удерживая своими невероятной силы пальцами, и тот увидел перед глазами лезвие кинжала. – Когда-то давно, – продолжал Святой бесстрастно, что было хуже гневного крика, – я был на островах Папуа. Однажды в городок, где я находился, из джунглей пришел человек. Это был старатель, тупоголовый и упрямый старатель, который отправился искать золото в места, куда старожилы не ходили и его от этого предостерегали. А в полнолуние его схватили туземцы. Они очень бывают рады, когда им удается схватить белого человека в полнолуние, они любят использовать белых в своих празднествах. Формы развлечений у них примитивные, даже очень. И одно из таких развлечений состоит в том, что у человека вырезают глазные веки. Прежде чем я проделаю эту операцию на тебе, подумай, как она отразится на твоей красоте.

– Господи! – хрипло пробормотал толстяк. – Вы же не можете...

Он попытался сопротивляться, но его держала железная рука. Какое-то время он еще мог двигать головой, но потом Святой прыгнул на стол и навалился на него, зажав коленями голову.

– Не надо так громко кричать, – сказал Святой и, отпустив запястье толстяка, сдавил ему глотку. – В этом доме живут и другие люди, а мне не хотелось бы их тревожить. Давай приступим к нашей маленькой операции... но что я слышу? Я не смогу этого сделать? Извини, но все совершенно наоборот. Прекрасным образом могу это сделать. Я буду очень осторожен, и ты даже не почувствуешь боли в момент операции. Неприятными окажутся только ее последствия. Подумай. Если ответишь на вопросы и вообще станешь вести себя как хороший мальчик, я, возможно, отпущу тебя. Пока ничего не обещаю, но это вполне вероятно.

– Нет...

– Нет, действительно?.. Решил поупрямиться, малыш? Собираешься пожертвовать своими прекрасными веками и медленно ослепнуть? Или хочешь вынудить меня поджаривать твои подошвы на газовой горелке и загонять щепки под ногти? Или применить другие грубые способы, пока не одумаешься? Нет, ты напрасно подвергаешь себя таким болезненным процедурам...