Святой остров - Страница 76
– Поздравляю вас, Посвященные! – торжественно прозвучал знакомый голос.
Бетси открыла глаза. Перед нею и ее напарниками стояла фигура в красном гиматии, заколотом золотой фибулой – Ахилл Понтарх, владыка острова Левке.
– Все кончено, друзья! С победой! Тифон вновь повержен. Благодаря силе ваших душ, пылу ваших сердец… Я рад, что мы не ошиблись в выборе!
Странно, но его снисходительная улыбка почему-то перестала раздражать Бетси.
– А как же битва? – растерянно поинтересовался Мочалка Перси.
– Вы ее уже выиграли. Наиболее трудная и утомительная битва – битва с самим собой.
– Наверное, ты прав, Понтарх! – согласился с ним Мережко.
Его товарищи промолчали. Что тут говорить? И так все ясно.
– Мы навсегда это запомним, Ахилл! – вздохнула Элизабет. – Спасибо за урок!
– Да не за что! – невесело рассмеялся Балафре.
Кажнется, ментальная борьба вымотала и его.
– И все-таки, – осторожно напомнил лейтенант. – Что стало с Тифоном?
– А вон он! – кивнул призрак в сторону сокровищницы.
…У входа в нее появилось новое изваяние – Золотой Дракон, ползающий на чреве. Часть пожертвований просыпалась из хранилища наружу, и дракон оказался полупогребенным под грудой драгоценного металла.
– Подавился собственным златом, – метнула язвительную реплику баронесса.
– Кстати, о золоте! – вдруг вспомнил Понтарх. – Можете взять небольшую толику себе. Так сказать, на память о наших общих злоключениях. Но… не советовал бы. Мало ли что?
– Ты хочешь расплатиться с нами, Пелид? – с презрением бросила Бетси. – Как с обычными наемниками?
– Опять дерзишь, малышка? – укорил ее призрак.
…Без злости, без иронии, устало.
– Мы же теперь некоторым образом друзья. А друзья должны делиться. Мне ведь теперь все это не нужно. Храма нет. Никто не приносит жертв, не совершает возлияний и воскурений перед моим алтарем. Так что берите…
– Лучше бы ты вернул к жизни нашего товарища, – со вздохом попросила девушка.
Балафре грустно улыбнулся:
– Увы… Скорблю вместе с вами, Посвященные. Но, поймите, я ведь не бог, а только герой. Даже не герой, просто Память, давняя, давняя Память… Примите-ка и это. Как Знак, как Память.
Он протянул к ним правую руку. На ладони лежали два золотых перстня-печатки – таких же, как и у Элизабет, с храмом и Змием. Кольца Посвященных.
– Прощайте!.. – силуэт Понтарха подернулся рябью.
– Вы это, – послышался голос верзилы Аякса, – не забывайте нас. Классные вы ребята, клянусь рыбьими потрохами!
– Хайре, кора! – молвил Патрокл. – Хайре, эфебы! Да пребудут с вами боги!
…Бледная тень неслышно растворилась в воздухе.
Глава восемнадцатая
Одесса-мама
– Ты уверена, что это так необходимо? – в сотый раз спросил Гор у своей юной подруги.
– Уверена, уверена! Ты даже не представляешь, как обрадуется мама, – стрекотала Яна, буквально волоча за собой Гора. – А папа так вообще будет в восторге. Они у меня замечательные. Я им позвонила, и они уже готовы нас встретить. Все будет хорошо, не волнуйся. Вот увидишь, я знаю это всегда так, но…
Она все говорила и говорила, а Гору все больше и больше не нравилась эта идея, суть которой заключалась в знакомстве его (Енски-младшего) с родственниками ее (Яны Градовой).
«Зачем мне это все нужно? – мучительно размышлял Гор. – Скоро уезжать. И вообще…»
Что было заключено в этом «вообще», Енски-младший не знал, но довод был существенный и смущал его разум.
– Вот мы и пришли! – радостно воскликнула Яна, указывая на девятиэтажный дом с массивной лепниной и полуколоннами.
«Славяно-сталинская готика», – констатировал Гор.
Яна уперлась кулачками ему в поясницу и буквально затолкала оробевшего англичанина в подъезд.
– Папа у меня критик, – тараторила она, поправляя одежду на Горе.
Кабина лифта, надсадно скрежетала и бухала, проезжая между этажами.
– У него сейчас гостит его брат, наш с Олей дядя. Он из Харькова и писатель. У них вместе очень удачный бизнес. Много знакомств в разной среде. Папа специализируется по газетам и всяким там издательствам. Тебе будет с ним интересно, ты ведь журналист. А дядя у меня еще и восточными единоборствами увлекается…
И Яна шутливо стукнула Гора в живот кулачком.
– Так что тебе с ним будет интересно, ты же увлекался таеквон-до.
– Я? – ужаснулся Гор.
– Ну, да. Помнишь, на острове ты говорил, что увлекаешься. Когда мы в палатке… ты еще так красиво ломал деревяшки для костра. А я спросила…
– Ах да… Конечно… – Гор зажмурился.
По не понятной причине у него не хватало духа прервать затянувшиеся отношения, что-нибудь соврать, сослаться на неотложные дела и дунуть в свой отель, а то и сразу в аэропорт. Славянской экзотикой он был сыт по горло. Но вот Яна… Что-то было в этой девушке такое, что не позволяло Гору провернуть финт из стандартного набора среднестатистического ловеласа и спокойно осесть на дно, пережевывая детали своего любовного приключения.
Лифт тем временем с агонизирующим хрипом остановился на последнем этаже и раздвинул створки.
– Приехали! – радостно воскликнула Яна и, схватив Гора за руку, потащила его в темноту лестничной клетки. – Тут немного темновато, но ничего лишнего под ногами быть не должно…
– Ага! – завопил кто-то, как только в темноте открылась дверь. – Вот он, наш ви'туоз пе'а и че'нил…
Славный предок Яны приятно картавил.
– Заходите-заходите!
– Ну, папа, – обиженно воскликнула Яна. – Я же просила…
– Конечно, конечно, – отмахнулся от нее чуть-чуть толстенький, рыжий бородач. – Ничего с ним не случится.
И добавил непонятно:
– Poglyad`im, coneshno….
Яна что-то протараторила по-русски, а может и по-украински, особенной разницы между этими двумя языками Гор не ощущал.
– Ne vazno, – отмахнулся от нее папа и протянул Гору руку. – Дмит'ий Олегович. Можно п'осто Дима. А вы?
– Гор Енски, – ответил Енски-младший, пожимая руку. – Журналист.
Пожатие у Дмитрия Олеговича было могучее, создавалось ощущение, что он не критик, а тяжелоатлет в отставке.
– Замечательно! Замечательно, что жу'налист. Люблю я гуманита'иев. Люблю! П'ямо гасцеловал бы вас!
– Папа!
– А я бы гасцеловал!
– Папа!!!
– Ну хо'ошо, хо'ошо… – Дмитрий Олегович обернулся: – Олежка! Ну где ты? Yanochkin zenih priehal!
– Бегу, бегу! – отозвались из комнаты.
– Папа! – в очередной раз повторила Яна.
Гор перестал ориентироваться в пространстве. У него вдруг начался острый приступ клаустрофобии, свойственный каждому неженатому человеку, внезапно ощутившему запах ЗАГСа.
– А вот и я! – вышел из дальних дверей коридора мужчина, отдаленно похожий на Дмитрия Олеговича. Он был тоже бородат, с животиком, но волос имел черный, вид более осанистый и глазами словно бы спрашивал удивленно: «И как вы до этого докатились?!»
– Здравствуйте, здравствуйте!
– Это мой двоюгодный б'ат! – торжественно провозгласил Дмитрий Олегович. – Олег Дмит'иевич!
– Ну, я уж как-нибудь сам представлюсь молодому человеку, Дима… Если я не так хорошо, как ты, ориентируюсь в этих бесконечных временах английского языка, это не значит, что я вообще и говорить не умею… – и он протянул руку. – Олег Дмитриевич. Мы с Дмитрием Олеговичем родственники. По маме. И коллеги. По работе.
Рукопожатие у Олега было еще более костедробительное.
– Вы, я слышал, таеквон-до увлекаетесь?
– Совсем немного, – пролепетал Гор. – Знаете, в юности, в университете…
«Вот тебе будет наука! – в сердцах подумал Енски-младший, но, конечно, не вслух. – Нечего девочкам мозги пудрить! Дон Жуан hrenov!»
Впрочем, его лепет прошел безнаказанно, потому что братья неожиданно увлеклись друг другом. Олег Дмитриевич внезапно завизжал, как Брюс Ли в лучшие годы, а Дмитрий Олегович зарычал, как тигр. Оба встали в стойки, смутно напоминающие фильм «Змея в тени орла», и кинулись друг на друга, крича, как ошпаренные коты. В процессе этой милой семейной сценки братья зацепились за вешалку и завалились куда-то в закрытую комнату. Там загрохотало что-то жестяное, потом зазвенело что-то стеклянное и братья появились на пороге как ни в чем н бывало. На лице Олега, впрочем, было несколько озадаченное выражение.