Святая дорога - Страница 200

Родители Алпатова жили в старом дедов-ском доме, которому в его "Воспоминаниях" посвящено несколько строк. "Не дача, а сарай", - утверждала Дуняша (горничная. - В.М.), потому что ей больше всего приходилось трудиться, чтобы придать ей жилой вид. Но никому и в голову не приходило перестроить или усовершенствовать дачу, наконец, снять другую дачу. Считалось, что на дачу ездят не ради удобств, а для того, чтобы гулять, любоваться природой, дышать чистым воздухом.

Но сыновья Арсения Михайловича Николай и Владимир Арсеньевичи построили себе на территории Леонова дома по своему вкусу и характеру.

Усадьба Николая, как пишет Алпатов, "представляла собой неприступную крепость", была окружена глухим забором, ворота всегда закрыты. "Дом дяди Володи был открытым домом. Через забор видно было, как он хорош и красиво расположен, доски были расписные и вход открыт. Мы приближались к дому. Дядя Володя приветствовал нас через форточку; протягивалась его рука, и он махал ею в знак приглашения зайти... Только для того, чтобы гости его могли любоваться закатами, он построил в саду бельведер".

Летом 1917 года Капустины, как обычно, выехали на дачу, но прежней спокойной дачной жизни уже не было. Говорили, что под Москвой "неспокойно", рассказывали о каких-то бандитах и "налетчиках", нападавших на дачи. В окрестностях Леонова ничего такого замечено не было. Но вскоре толки о "налетчиках" получили страшное подтверждение. Ночью на дачу Владимира Арсеньевича было произведено нападение: двое вооруженных револьверами мужчин вошли в дом, подняли стрельбу, застрелили хозяина - и ушли. Убийцы скрылись и не были найдены, непонятной осталась и цель нападения.

Увы, оправдалась известная пословица: "Кому суждено быть повешенным, тот не утонет"... В числе многочисленных заграничных путешествий Владимира Арсеньевича Капустина значится и плавание на "Титанике" в его роковой рейс. Однако тогда Владимиру Арсеньевичу повезло: он спасся...

Рассказ о смерти "дяди Володи" Алпатов завершает грустным заключением: "Для всех было ясно: леоновской идиллии пришел конец".

После революции отдельные дачные постройки в Леонове сохранились до середины 1950-х годов, но, как и по всем окрестностям Ростокина, они превратились в коммунальные квартиры. В 1960 году Леоново было включено в черту Москвы, и на его территории началось массовое жилищное строительство.

Свиблово

После Леонова следующее вверх по Яузе дачное село - Свиблово. Это название известно больше, чем Леоново: целый московский район называется Свиблово, есть станция метро "Свиблово".

Свиблым или свибливым в древней Руси называли человека, который шепелявил, то есть вместо з, с, ц произносил ж, ш, ч - или наоборот. Прозвище Свибло имел ближний боярин Дмитрия Донского Федор Андреевич, ведущий свой род от легендарного Ратши, "мужа честна", выходца якобы из Пруссии. К этому же роду принадлежал А.С.Пушкин, который о своем прародителе писал:

Мой предок Ратша мышцей бранной

Святому Невскому служил.

Федор Андреевич принимал большое участие в возведении при Дмитрии Донском каменных стен Московского Кремля, и одна из его башен - угловая при устье Неглинной - получила название Свибловой. Дмитрий Донской, идя на Куликовскую битву, поручил Федору Свиблу охранять Москву и дороги между городом и войском.

Среди других многочисленных поместий Федор Андреевич Свибло владел землями по Яузе с селом и прилежащими - "тянувшими" - к нему деревнями и пустошами.

Видимо, этим поместьем он владел достаточно долго и хорошо его обустроил. Им была построена в селе церковь. Хотя о ней не дошло до нас никаких документальных сведений, но можно с полной уверенностью сказать, что она была деревянной и освящена во имя Живоначальной Троицы. При позднейших перестройках и возобновлениях имя храма оставалось неизменным.

При боярине Федоре Андреевиче село, как это было принято, называлось по имени владельца - Федоровским.

В начале ХV века в правление великого князя московского Василия I сына Дмитрия Донского боярин Свибло попал в опалу, и его владения, в том числе село Федоровское, были взяты в великокняжескую казну.

Однако память о Федоре Андреевиче Свибло как владельце поместья оставалась так крепка, что к стандартному, невыразительному названию, поскольку Федоровских было немало, народная молва прибавила индивидуальное, неформальное прозвище владельца. Поэтому великий князь Василий I в своей духовной грамоте-завещании 1423 года написал: "А из сел Мосъковъских даю своей княгине: ... сельце Федоровское Свиблово на Яоузе, и с мелницею..."

Эта запись впервые зафиксировала то название села, под которым оно вошло в историю, и, кроме того, она говорит о том, что село Свиблово уже тогда было достаточно велико и богато.

Свиблово долго находилось в числе царских вотчин и лишь в 1620-х годах было пожаловано царем Михаилом Федоровичем стольнику Льву Афанасьевичу Плещееву в награду "за московское осадное сиденье в королевичев приход", то есть за участие в боях против польско-литовских войск в Москве.

Наследовавший Свиблово после смерти Льва Афанасьевича Плещеева его сын Андрей оказался рачительным хозяином. Хозяйственные документы 1620-х 1630-х годов отметили, что он увеличил пахотную землю, расчистив запущенные поля и дополнительно распахал целину. В описях села значится, что кроме крестьян, обрабатывающих землю, в нем живут также деловые люди, то есть занимающиеся каким-то ремеслом. При А.Л.Плещееве была построена вместо обветшавшей старой новая церковь, как и прежняя, деревянная. Сам Андрей Львович в Свиблове жил не так уж много, поскольку служил воеводой в разных окраинных юго-восточных городах, но, видимо, любил свою вотчину, судя по его заботам о ней.

В 1658 году, после смерти Андрея Львовича, Свиблово перешло во владение его брата Михаила Львовича.

М.Л.Плещеев оставил по себе память как о человеке, обладавшем дурным характером: ругателе, спорщике, вздорном скандалисте, выделявшемся даже среди придворных московского двора, где местнические споры и драки отнюдь не были редкостью. Свою службу Плещеев начинал стольником при Алексее Михайловиче, когда тот еще был царевичем, и таким образом был его другом детства. Став царем, Алексей Михайлович выручал его из разных переделок, но иногда и он был не в силах покрыть его безобразия. В 1649 году Плещеев заспорил о месте с князем Хилковым, явно более родовитым, чем он. Царь уговаривал Плещеева отступить, тот упорствовал, тогда боярская Дума приговорила наказать Плещеева, и он "в жилецком подклете был бит батогами". В 1655 году во время войны с Польшей Плещеев не сумел исполнить приказа доставить хлебные припасы в армию - и свалил вину на князя Хованского, между прочим, своего соседа по вотчине на Яузе, клевета, конечно, обнаружилась, и дело вызвало шумное разбирательство. Подобных поступков за Плещеевым набралось так много, что боярская Дума, припомня их все (в том числе, как он еще в юности во дворце "на лубке" написал "хаю (то есть оскорбительную ругань. - В.М.) стольнику Федору Одоевскому"), постановила в совокупности за все вины "кнутом его бить, сослать в Сибирь, а поместья и вотчины раздать в раздачу". По этому приговору можно понять, как сильно досадил боярам своими выходками Плещеев. Однако царь "для праздника Рождества" смягчил боярский приговор: Плещеев был лишен придворных чинов, разжалован в простые дворяне, и велено было считать его "вечным клятвопреступником, и ябедником, и бездушником, и клеветником". Однако Плещеев продолжал служить при дворе, двигаться по чиновной лестнице, и в 1682 году в день венчания на царство царей Ивана и Петра, по его заявлению, что-де служит он государям 49 лет, он получил звание боярина. Три года спустя Михаил Плещеев умер.

В 1692 году Свиблово по наследству досталось малолетней племяннице Плещеева "девке Марье", которая, будучи круглой сиротой, жила в доме своего дяди и опекуна Кирилла Алексеевича Нарышкина - родственника, соратника и собутыльника Петра I (во "всешутейшем и всепьянейшем соборе" его называли "святейшим патриархом компании"), в войнах он занимался снабжением армии, успешно руководил саперными и инженерными работами, был комендантом Петербурга и губернатором Москвы.