Священное Писание Ветхого Завета - Страница 13

– в сотворении мира «все добро зело»: мир в целом гармоничен, прекрасен, премудро и благостно устроен;

– человек есть существо земное, от земли создан, и назначен быть венцом земных созданий;

– человек сотворен по образу и подобию Божию, нося в себе дыхание жизни от Бога.

Из этих истин вытекает логическое заключение: человек обязан стремиться к нравственной чистоте и высоте, чтобы не осквернять в себе и не потерять образ Божий и быть достойным стоять во главе земных созданий.

Конечно, откровением о творении мира изгонялись из умов еврейского народа все слышанные им в его окружении сказания о воображаемых богах, божках и богинях, которые: а) сами зависят от бытия мира и по существу — бессильны, б) сами полны слабостей, страстей, вражды и являются носителями нравственного зла и поэтому, в) если бы и существовали, были бы неспособны нравственно возвышать людей. История творения мира, имея свою самостоятельную ценность богооткровенной истины, представляет удар по языческим, политеистическим, мифологическим религиям.

В живом образе выражено ветхозаветное понятие о Боге в книге Премудрости Соломоновой:

(Прем. Сол. 11:23).

Книга Бытия исповедует чистый неповрежденный монотеизм. Но христианство открывает в ветхозаветном повествовании высшую истину: истину единства Бытия и троичности Лиц, когда читаем: «сотворим человека по образу Нашему… вот Адам стал как один из Нас»; и потом, когда явился Бог Аврааму в виде трех Странников.

Таково значение этого краткого повествования. Если бы вся книга Бытия состояла из этой первой страницы повествования о мире и человечестве, она оставалась бы великой книгой, величественным выражением откровения Божия, божественного озарения человеческой мысли.

(Протопресвитер Михаил Помазанский)

Вторая и третья главы книги Бытия открывают новую тему, начинают, можем сказать, другую книгу: историю человечества. Понятно, почему Моисей говорит дважды о сотворении человека. Он непременно должен был сказать о человеке, как венце творения, еще в первой главе, в общей картине творения мира. Теперь, сделав заключение к первой теме: «так совершены небо и земля и все воинство их», — он снова по необходимости должен начать историю человечества речью о творении первого человека и о создании ему жены, что составляет содержание второй главы; здесь же представлена и их жизнь в Едеме (раю). Третья глава повествует о грехопадении и потере райской жизни. В этих повествованиях, наряду с прямым смыслом, есть скрытый, и мы не в состоянии точно указать, где переданы явления в их естественном прямом смысле и где они выражены символически. Поэтому мы не имеем права по своему произволу изменять Моисеевы сказания. Знаем только, что в той и другой форме нам даются события огромнейшего значения.

Символ есть условное выражение, удобное тем, что оно живописно, и потому запечатлевается в душе, и не требует больших словесных средств для выражения мысли; в то же время запечатлевает идею данного явления. Символ дает возможность большего углубления мысли в его содержание. Так, О. Иоанн Кронштадтский, приведя из псалма текст: «руки Твои сотворили меня», сопровождает его замечанием: «руки Твои — Сын и Дух». Слово «руки» Божии внушает ему мысль о Пресвятой Троице. Подобные слова читаем и у свят. Иринея Лионского (2-ой век): «Сын и Дух Святой как бы руки Отца».

Необходимо строго различать библейский символ, библейскую образность, со скрытым в ней особым смыслом, от понятия мифа. В Библии нет мифологии. Мифология есть принадлежность политеизма, многобожия, олицетворившего явления природы в виде богов и на этой почве создавшего фантастические сказания. Мы имеем право сказать, что книга Бытия есть разоблачение древних представлений мифологии, что она направлена против мифов.

Некоторые скажут, что можно видеть символы и в мифологии. Это так. Но противоположность здесь в том, что за Моисеевыми образными выражениями мыслится истина, часто глубоко таинственная; а мифологические рассказы представляют вымысел, внушенный явлениями природы. Здесь символ истины, там символы произвольной фантазии. Так для православного христианина выражается различие между иконой и идолом: икона есть изображение действительного бытия; идол — изображение создания, вымышленного умом.

Там больше чувствуется элемент символичности, где сильнее потребность раскрыть идею. Таково, например, сказание о создании жены из ребра Адамова.

Св. И. Златоуст поучает: «И взял, сказано, едино от ребер его». Не разумей эти слова по-человечески, но знай, что эти грубые слова приспособлены к человеческой немощи. Ведь если бы Писание не употребило этих слов, то как бы мы могли узнать неизглаголанные тайны? Не будем же останавливаться только на словах, но станем принимать все благоприлично, как относящееся к Богу. Это выражение «взял» и все ему подобные употреблены ради нашей немощи».

Нам понятен нравственный вывод из этого рассказа, указываемый ап. Павлом, именно, что жена призвана к подчинению мужу:

Но почему Моисей специально говорит об образе создания жены? Он, несомненно, имеет в виду оградить сознание иудеев от вымыслов мифологии, и в частности мифологии древней Месопотамии, еврейской прародины. Эти рассказы грязные и соблазнительные в нравственном смысле, говорят о том, что мир богов, мир людей и мир животных представляют собой некое смешение: богини и боги сочетаются с людьми и с животными. Намек на это дают изображения львов и быков с человеческими головами, столь распространенные в халдейской, месопотамской и в египетской скульптуре. Повествование Библии об образе создания жены утверждает мысль, что человеческий род имеет свое совершенно особое, самостоятельное начало и сохраняет чистой свою физическую природу, отличную от существ высшего мира и от низшего мира животных. Что это так, видно из предыдущих стихов повествования: «Сказал Бог: не хорошо быть человеку одному, сотворим ему помощника как он». И привел к Адаму всех зверей, и Адам нарек всем им имена, — «и не оказалось для Адама помощника подобного ему». И вот тогда наложил Бог исступление на Адама и из его ребра сотворил ему жену.

Так, вслед за истиной единства Божия утверждена истина единства и независимости, самобытности человеческого рода. Этими двумя основными истинами начинает и ап, Павел свою проповедь в афинском ареопаге: Бог един, — и

(Деян. 17:26). Данный в книге «Бытия» образ создания человека представляет собой такой же удар по политеистическим и мифологическим представлениям, как и история сотворения мира.

Первые люди жили в раю, в Едеме, прекрасном саду. Лучами благодатного солнца озарено в Моисеевом сказании утро человечества. Теперь, под влиянием некоторых пещерных находок, обычно нам изображают древнего человека в пещерном мраке, внушающим отталкивающее впечатление своим звероподобным видом, с выдвинутой нижней челюстью, с выражением угрозы или страха в глазах, с дубиной в руках, в охоте за сырым мясом. Библия же внушает нам, что человек, хотя он и находился в состоянии подобном детскому в смысле духовном, представляет от начала своего бытия благородное Божие создание, что лик его от начала не темный, не мрачный, а светлый и чистый. Он был всегда выше по уму других созданий. Дар слова дал ему возможность дальнейшего развития его духовной природы. Богатство растительной природы представляло в изобилии пищу. Жизнь в самом благоприятном климате не требовала много труда для себя. Нравственная чистота давала ему внутренний мир. Процесс развития мог принять высшую, нам неведомую форму.