Свояченица - Страница 1

Татьяна ЭЛЬДАРОВА

СВОЯЧЕНИЦА

"Нечего и говорить о

том, как оскорбляет

глаза роман, написанный

небрежно, с ошибками...

Становится жаль его автора."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья" X век.

Часть перваяая

"В женских покоях нынче ночью побывал кто-то чужой."

Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"

Женщина увидела кровь, которая выползала из под угрюмо и безучастно глядевшего на неё верзилы. Пятно разрасталось, словно улитка ощупывая на полу препятствия, уже отразилось в зеркале, наклонно висевшем на стене, и она поняла, что кошмар возвращается...

Несмотря на всю грязь, боль, дурман, окружавшие её в тюрьме и больнице, она почти никогда не теряла там присутствия духа. Но там - в тюрьме - благодаря мучениям, которые она испытывала физически, сознание почти выкинуло из памяти картинку, до ужаса похожую на эту.

...Она тогда тоже смотрела, как медленно выливалась кровь из раны, только пять лет назад все произошло почти бесшумно: орудием убийства был её собственный кухонный нож, рана была не в животе мужчины, а на шее, и мужчиной был не чужой громила с пистолетом, а её собственный муж...

Но тогда она ничего не сумела предпринять. Да и сейчас она лишь бестолково заметалась, выскочила на кухню, схватила посудное полотенце, снова вбежала в комнату и стала вытирать пятно на полу. Поймав на себе невидящий, но все ещё угрожающий взгляд мертвеца, она вздрогнула от ненависти и отвращения, схватила его за шиворот и, воя в голос, принялась трясти. Под ним открылся залитый кровью пистолет, который незнакомец все ещё держал в руке.

Она резко замолчала, испуганно прищурив глаза, попыталась выдернуть его из скрюченных пальцев, но мертвец крепко сжимал ещё теплый металл. Тогда она, стиснув зубы, отжала палец за пальцем, и завладела-таки оружием. Потом заставила себя обшарить карманы убитого и в заднем левом обнаружила коробку с металлическими конусообразными цилиндриками (до этого ей ни разу в жизни близко не приходилось видеть патронов). Внутренний карман джинсовки преподнес неожиданный сюрприз: толстенный кожаный бумажник. Она не успела заглянуть в него.

За дверью на лестнице послышался стук открывающегося лифта, затем мужской голос что-то неразборчиво произнес. Медлить было нельзя: кто знает, через сколько времени здесь появятся блюстители закона - выстрел мог слышать кто угодно.

Бросив труп ничком, она рывком открыла гардероб, сдернула с верхней полки спортивную сумку, кинула туда спортивный костюм мужа, его же теплый свитер, пару футболок и на секунду задумалась что бы ещё взять. Любимые вещи ей не лезли, она убедилась в этом, когда хватала все подряд, ещё до прихода верзилы: в тюрьме здорово располнела (скорее, распухла) на казенных хлебе и воде. Бросила в сумку пистолет, коробку с патронами и бумажник. Еще раз обвела комнату глазами, избегая смотреть в сторону поверженного громилы. Надо было уходить, исчезать, скрываться...

Подошла ко входной двери, натолкнулась взглядом на пустой целлофановый пакет с драными ручками. В нём были лишь две справки: об освобождении и о здоровье.

Она собралась выйти, но остановило в заключении обострившееся до кошачьего чувство самосохранения.

После насторожившего и заставившего её двигаться быстрее шума лифта и звука тихих голосов - она ведь так и не слышала, чтобы хлопнула какая-нибудь соседская дверь! Куда же делись те, кто приехал на этаж?..

Приникла ухом к золотистой дерматиновой обивке и услышала, как за ней что-то звякнуло, словно кто-то подбирал нужный ключ из связки. Затем снова раздались голоса, только на этот раз она разобрала, о чем говорили стоявшие за дверью. Говоривших было двое, мужчина и женщина:

- Как думаешь, они все ещё там? - спросил мужской голос.

- Не сомневайся, Кол знает свое дело: получит и удовольствие, и информацию, - ответил женский голос, показавшийся ей знакомым.

- А если не получит? - возразил мужской.

- Ты ему поможешь! - настаивал женский.

- Какое уж тут удовольствие, от неё, небось, до сих пор парашей воняет... Да и на что она мне сдалась, когда у меня есть ты!

- Тс-с, не отвлекайся.

- У меня самолет через полтора часа. Что он там возится?.. недоумевал мужской.

- Ничего, я тебя на джипчике быстро доставлю!.. Я его, между прочим, люблю почти так же, как и тебя, лысенький мой!

За дверью послышалась возня, потом женский голос приказал:

- Григорий! Держи себя в руках!

Не дожидаясь очередной реплики, она на цыпочках отошла от двери, вернулась в комнату, перешагнула через лежащего и вышла на балкон. Выглянув во двор, она увидела внизу в песочнице две трудившиеся детские фигурки. Сердце сжала дикая тоска, в груди заболело так сильно, что ей пришлось на секунду закрыть глаза и сделать несколько глубоких вздохов. Отогнав от себя воспоминание и смахнув с глаз вечные спутники переживаний, она решительно встряхнула головой, неуклюже перелезла через невысокие перила лоджии, усмехнулась, вспомнив, как часто прежде пользовались они этим ходом, забывая или теряя ключи. Опасаясь смотреть вниз, она боком прошла по карнизу, добралась до разбитого окна, осторожно пролезла, стараясь не порезаться, и спрыгнула на лестничную площадку.

* * *

Из дома вышла молодая женщина с бледным лицом, в спортивных трикотажных брюках, обтягивающих полные бедра. Фигурой она чем-то напоминала только что вылепленный, ещё мягкий глиняный кувшин.

Женщина поправила нечесаную копну темных волос, мельком глянула на дверь соседнего подъезда, у которой стояла зеленая машина с хищной мордой и подбитым глазом, по старой привычке автоматически сложила в уме цифры номера и поспешила к кольцевому троллейбусу. Что будет делать дальше, она пока ещё не знала. У неё было одно стремление: укрыться куда-нибудь подальше от преследования, от кошмара, сопровождавшего её, от странных и страшных событий, наступавших ей на пятки с момента освобождения.

Её звали Анна. Анна Даниловна Арбузова.

Анна пристально глядела на солнце, бившее через стекло. Вскоре в глазах запылали разноцветные пятна, но так ей было легче стирать из памяти вид расплывающейся крови. Надолго не хватило. Пришлось зажмуриться. А когда зрение вновь вернулось, она обнаружила, что находится на Садово-Каретной, выскочила из троллейбуса и кинулась к ближнему телефону-автомату. Давний способ звонить без монетки сработал и на этот раз.

Из прошлого у неё остались только дети, которые были теперь неизвестно где, и Алексей. Остальная родня... Об этом даже вспоминать не хотелось...

К телефону Алексей подошел сразу, чуть помолчал, узнав её голос. Анна, воспользовавшись паузой, сказала, что ждет его в "Эрмитаже". Не дожидаясь ответа, повесила трубку и вышла из автомата.

"Самое печальное на свете - это знать, что люди не любят тебя. Не найдешь безумца, который пожелал бы себе такую судьбу. А между тем согласно естественному ходу вещей и в придворной среде, и в родной семье одних любят, других не любят... Как это жестоко!", - подсказала память слова Сэй-Сёнагон, жившей десять веков назад. "Записки у изголовья" - были любимой тюремной книжкой, зачитанной до дыр под листающим пальцем.

Самый старый московский каштаново-вишнёвый Сад был любимым местом игр... Сколько лазеек знали они с сестрой в его решетчатом заборе! Когда они прогуливали уроки, или удирали от нудных домашних занятий музыкой, ни один замок на высоких деревянных воротах не мог уберечь Эрмитаж от нашествия юных посетительниц с вечно драными коленками.

Деревянная изба-читальня, работавшая только летом, павильон для игр, где мужики с азартом курортников из санатория стучали в шахматы или забивали "козла", собаки, мамаши с колясочками, дамы-бабушки с ходячими и ползающими карапузами из углового дома, откуда они все были родом. Малыши воображали друг перед другом уникальными песочными наборами или машинками в единственном экземпляре (каждую привозил какой-нибудь родитель или радетель с гастролей), женщины и дамы старались перещеголять друг друга уникальными импортными нарядами.