Свой среди чужих, чужой среди своих - Страница 22
Брылов поднялся, сбросил с плеч венгерку. Потом долго возился с баулом, привязывая к нему ремни. Закинул баул за спину, стянул узлом ремни на груди. Огляделся по сторонам, перекрестился и, осторожно ступая, вошел в воду.
Медленно брел, с трудом сохраняя равновесие. Глухо шумела вода, ударялась в грудь есаулу. Тогда он поплыл. Но тут же голова его скрылась в волнах. Тяжелый баул тянул на дно, Брылов вынырнул, повернул обратно, отчаянно работая руками. Ему удалось уцепиться за каменную глыбу, торчавшую из воды. Подтянулся, выбрался на берег. Пошатываясь, прошел несколько метров, сбросил баул и обессиленно плюхнулся на гальку. Посмотрел на ободранный до крови палец, поморщился и громко выругался.
Вот он, противоположный берег, такой близкий и недосягаемый. И разорванная паутинка моста. И сгнивший, трухлявый пограничный столб.
Есаул оглядывал реку, темные угрюмые берега, сопки, освещенные остывающим солнцем. Он повернул голову вправо и вдруг увидел, как из-за поворота показался плот. Он стремительно несся по самой середине реки, и человек, стоявший на нем, орудовал шестом, лавируя меж камней. Без труда Брылов узнал в этом человеке Шилова, и какая-то злобная радость отразилась на лице есаула. Он вскочил и, подхватив «льюис», стал карабкаться вверх по обрывистому берегу, где лежали большие валуны — надежное укрытие. Оглянувшись, бросился к воде, забрал мокрый баул с золотом — и опять тяжелый подъем по почти вертикальному обрыву. Комья земли и мелкие камни сыпались из-под ног.
Отдышавшись, он снял с пулемета чехол, установил его на рогульку. Сверху, с обрыва, есаулу как на ладони открывалась река, полоска земли у самой воды, усыпанная острыми валунами.
Плот между тем приближался. Есаул разглядел Кадыркула и лежащего на бревнах Лемке. Брылов улегся поудобнее и положил палец на гашетку. С тоскливой злобой он еще раз посмотрел на другой берег реки, туда, где была Монголия. Ему вновь не повезло. Ну что ж, пусть комиссар не думает, что повезет ему. Уж что-что, а убивать людей за эти годы он, есаул Брылов, научился! И будь он проклят, если хоть одна пуля не ляжет в цель. А там... может, снова удастся уйти и переправиться через границу в другом месте? Все может быть. Чудеса на этом свете еще случаются. Брылов точно вел ствол пулемета, держа плот на прицеле.
Кадыркул сидел на бревнах рядом с Лемке, придерживая того за плечи. Вода с пеной булькала и всхлипывала в просветах между бревнами, заливала на плот. Казах со страхом смотрел на бурлящие вокруг плота волны, на то, как работает шестом Шилов.
Когда плот повернул по изгибу реки, впереди стал виден мост, беспомощно висевший над водой своими разорванными концами. Первым мост увидел Лемке. Сначала он нахмурился, потом губы скривила презрительная усмешка.
— А вот вам и последний автограф есаула! — перекрывая грохот воды, крикнул Лемке.
Шилов и Кадыркул услышали, посмотрели вперед.
— Ушел, собака! — с отчаянием закричал Кадыркул. — Монголия ушел!
Егор стоял на плоту во весь рост, опустив набрякшие усталостью руки, молча, угрюмо смотрел на мост. Все-таки есаул перехитрил их! Эх, Егор Шилов, Егор Шилов, как же ты, брат, сплоховал!.. Было горько и обидно. Нет, ее за потраченный нечеловеческий труд и не за то, что сто раз за эти считанные и бесконечные дни он умирал от напряжения и приказывал себе жить. Нет, не за то. Золото! Ушел есаул за кордон, теперь его не вернуть.
И в это время гулко и размеренно заработал «льюис». Дробное, тысячекратное эхо прокатилось к вершинам сопок, на воде, рядом с плотом взметнулась шеренга фонтанчиков от пуль.
Лемке и Кадыркул распластались на плоту. Плот накренился, вода хлынула на бревна. А Шилов, с силой ткнул шестом в торчавший из воды валун, резко повернул плот к берегу. Простучала еще одна очередь, пули впивались в бревна, откалывая влажную щепу.
Егор поглядывал в ту сторону, откуда бил пулемет, радостно улыбался и проворно работал шестом.
— Слышишь, Кадыркул! Здесь он, родимый, здесь! Я как мост увидел — даже сердце оборвалось.
Плот со скрежетом налетел на прибрежные камни. Ударила еще одна очередь, пули с визгом защелкали но валунам.
Подхватив Лемке под руку, Шилов бросился с плота на берег, за ними — Кадыркул. Они пробежали несколько метров, упали за камни. Пули взвизгнули над головами, брызнули каменные осколки.
Кадыркул лязгнул затвором, осторожно выглянул из-за валуна.
— Солнце в глаза, — скрипнул зубами Кадыркул. — Не вижу...
— Дай-ка! — Шилов забрал винтовку и тоже выглянул из-за камня...
Вот он, есаул, прямо над ними. Пологие солнечные лучи бьют в глаза, не дают возможности прицелиться. Но радость оттого, что есаул не ушел, переполняла сердце, и Шилов улыбался, глядя вверх, на кромку обрыва.
Он прицелился и выстрелил. Гулко ответил пулемет. Шилов пригнулся за камни, встретился взглядом с ротмистром. Лемке улыбался. Егор спросил:
— Что варежку оскалил?
— Ничего. Сейчас он вам накостыляет.
— Ладно. Мы еще поглядим... — Шилов вдруг подмигнул Лемке: — А золотишко-то здесь!
— Здесь, да не про вашу честь, — усмехнулся ротмистр.
Но Шилов уже не слышал его. Выглядывая из-за камня, он смотрел на обрыв и что-то соображал. Если пробежать метров пятьдесят вдоль берега — дальше виден пологий подъем на взгорье. Там и Брылов будет сбоку, и солнце не слепит.
Есаул молчал. Егор протянул Кадыркулу винтовку, глянул на ротмистра.
— Вставай.
— Куда? — нахмурился тот.
— На кудыкины горы. — Шилов приподнял Лемке за руку, скомандовал: — Короткими перебежками...
— Я сторона пока нейтральная, — буркнул Лемке. — Вы сражайтесь, а я посмотрю...
— Короткими перебежками! — повторил Шилов и первым выскочил из-за укрытия, увлекая за собой ротмистра.
И тут же загрохотал пулемет. Пули вспарывали камни под ногами бегущих, эхо от выстрелов катилось по сопкам. Люди пробежали метров двадцать и упали. Пулемет, словно захлебнувшись от ярости, смолк. Трое тяжело, с хрипом дышали, лица в крупных горошинах пота.
— Мне это совсем не нравится, — проговорил Лемке. — Я-то тут при чем?
— Терпи, ротмистр, немного осталось. — И Шилов вновь первым поднялся и побежал. Лемке он тащил за собой. Кадыркул бежал последним. На бегу успел выстрелить, быстро перезарядил винтовку. Метров через двадцать они опять залегли.
Подъем был пологим, и теперь они лежали почти на одном уровне с есаулом. Слева — обрыв, там глухо шумела вода.
— Кадыркул, иди в обход справа, а я по кромке обрыва. Отвлекать буду...
— Может, я по обрыву, командир? — спросил Кадыркул.
— Делай, что говорят! — оборвал его Шилов.
Кадыркул подхватил винтовку, закинул ее за спину и пополз в сторону, прячась за камнями. Шилов некоторое время провожал его взглядом, потом посмотрел на Лемке.
— Лежи смирно, — посоветовал он.
— Скорей бы вы друг дружку ухлопали! — сквозь зубы процедил Лемке и отвернулся.
— Это мы еще поглядим, кто кого, — улыбнулся Егор. Он сбросил кожанку, сунул наган за пояс и пополз. Передвигался по краю обрыва, прячась за редким, чахлым кустарником, изредка прислушиваясь к тревожной, враждебной тишине.
Есаул, припавший к пулемету, наконец увидел возле кромки обрыва метрах в тридцати от себя ползущую фигуру. Быстро развернув ствол пулемета, он дал длинную очередь.
Шилов припал к земле. Пули щелкали и зарывались в землю совсем рядом. Тогда Егор вскочил, чтобы броситься вперед, к большому камню, за которым можно было укрыться, но левая нога вдруг соскользнула с обрыва. Шилов пошатнулся и пополз вниз. В последнее мгновение он успел ухватиться за тонкие ветки кустарника и теперь висел над обрывом, пытаясь найти ногами хоть какой-нибудь уступчик. Из-под сапог сыпались земля и камни.
Кадыркул уполз уже далеко. Еще немного — и он зайдет в тыл Брылову, и тогда... Вот он замер, приподнялся, оглядываясь вокруг. И вдруг увидел, что есаул направил свой пулемет в сторону Шилова. А самого Шилова не видно. Почувствовав недоброе, Кадыркул вскочил и бросился обратно, к обрыву.