Свободен (СИ) - Страница 21

Всё: жизнь, счастье, семья, достаток, дети, любовь.

— Почему у меня такое чувство, что я знаю тебя тысячу лет? — останавливаю я его прицельное бомбометание.

— Потому что мы созданы друг для друга, — берёт он меня за плечи и заглядывает в глаза. — И я не знаю, как иначе объяснить тебе, поэтому просто скажу: я не предлагаю тебе постель, я предлагаю отношения. Полноценные, взрослые, настоящие отношения. И только когда ты захочешь, когда будешь готова — постель.

— Это похоже на трудовой договор, — усмехаюсь я.

— Просто похоже. Но это совсем не договор. Я правда схожу по тебе с ума. Ты мне снишься. Ты в моих мыслях с утра до вечера. Я просыпаюсь, чтобы услышать твой голос. Иду на работу, чтобы тебя увидеть. И ты последняя, кому я пишу вечером, потому что скучаю. Невыносимо по тебе скучаю. Вот почему ты получаешь мои сообщения, Лан.

— А это сейчас что было? Жалость или чувство вины? — обрываю я его признания. Он замирает, убирает руки.

— Это был твой страх заводить служебные романы, — отворачивается и тяжело вздыхает. — Так и знал, что это тоже вылезет мне боком. Теперь не будешь верить ни одному моему слову?

— А твоим словам можно верить?

— А ты не в курсе? — поворачивается он. — Мне казалось, ты знаешь меня лучше.

— А ты? Что ты знаешь обо мне? — так и стоим мы посреди гостиной.

— Слишком мало, чтобы понять о чём ты думаешь. И катастрофически мало, чтобы догадаться, что ты чувствуешь, — мягко улыбается он. — Но я знаю, что утром ты пьёшь единственную чашку кофе, а потом весь день только чай. Зелёный. Чёрный, когда устаёшь. Чёрный и сладкий, когда устаёшь очень сильно.

— Сладкий, когда ты нагружаешь меня работой, — усмехаюсь я, глядя на подсыхающее бордовое пятно на его груди.

Он молча улыбается в ответ, тоже опускает взгляд на рубашку, а потом снова поднимает его на меня.

— Ещё на работе ты всегда переобуваешься. И носишь туфли на каблуках. Изумительно, потрясающе идущие тебе туфли. Особенно одни.

— Какие?

— Не скажу. Должна же быть у меня хоть какая-то тайна. Про сладкое ты уже и так всё знаешь.

— Да ты просто одна большая тайна для меня, Артём.

— Слушай, пойдём куда-нибудь сходим, — смотрит он на часы. — В кафе. Послушаем живую музыку. Посидим на берегу. И я расскажу тебе всё, что ты только захочешь знать. Если только ты не заведёшь свою любимую песню, что это дорого и ты не можешь это принять.

— Не заведу. Только, Артём, давай не сегодня, — не могу я признаться ему, что мне тупо нечего надеть. — Сегодня такой бесконечный день. Меня Елизавета Марковна заждалась. И ты падаешь с ног от усталости.

— А ты так и не ответила, — вздыхает он и склоняет набок голову.

— Я отвечу. Обещаю. На все твои вопросы и предложения. На все до одного. И на тот, на который ты так ждёшь ответа. Но только не сегодня.

— Лан, — останавливает он меня в дверях и протягивает конверт. — Возьми. Ты можешь ехать или не ехать, твоё дело. Но честное слово, это от чистого сердца. Я просто хотел тебя порадовать.

— У тебя получилось, — беру я конверт. — Но я поеду только в одном случае: если ты поедешь со мной.

— Я поеду, обязательно, — опирается он плечом на стену. — Везде, где у меня получится. Кроме обзорной. Завтра я с самого утра буду занят.

— И даже расскажешь мне чем?

— Только когда ты ответишь на мой вопрос, — хитро улыбается он.

— Когда-нибудь. Обязательно.

Чёрт! Не могу, не хочу я с ним расставаться. Физически, ментально, мысленно, никак уже не хочу.

— Звучит обнадёживающе, — не хочет он меня отпускать, но вздохнув, открывает дверь. До завтра?

— До завтра! — решительно выхожу я.

— Лан, — догоняет он меня у лифта.

В открытую дверь кабины вручает несчастный букет.

— Спокойной ночи, моя непокорная, — нажимает на кнопку моего этажа. — Сообщение сегодня не пришлю, у меня телефон сел в ноль, поэтому озвучиваю.

— Спокойной ночи… — не идёт на ум ни одного приличного слова после уверенно просящегося на язык «мой».

— эМэС? — улыбаясь, подсказывает он. — Мужчина-Сказка? Мастер Соблазнения? Мачо Стопроцентное?

— Морда ты Самодовольная, мастер, — хмыкаю я в закрывающуюся дверь.

Наглая рыжая морда. Но посмотрим, как ещё замяукаешь. А то: «Я не кот! Не кот!»

Будешь кот! Пушистый, рыжий, урчащий у меня на коленях. Потому что мой! Сто процентов — мой.

— Всё! Спать! — после душа блаженно вытягиваюсь я под одеялом.

— Вот и правильно, — что-то ворчит или просто приговаривает вслух Елизавета Марковна, устраиваясь на своей кровати. — Утро вечера мудреннее.

И не знаю на счёт мудрости утра, а вот ночь у меня выдалась длинная и бестолковая.

Сначала я никак не могла уснуть. Не шли из головы его откровения, его взгляды, его прикосновения — раз за разом заставляя вздрагивать и покрываться мурашками.

Потом на каждое движение я просыпалась — болели растревоженные мышцы.

А в те короткие промежутки, что удавалось поспать, снилась всякая муть, от которой к утру осталось ощущение томительной, нестерпимой тоски и головная боль.

Лютой тоски, когда так хочется любви. Объятий, поцелуев, сильных мужских рук, горячего дыхания, ласковых слов. Когда так хочется в неё верить, в настоящую, одну и навсегда. Так хочется пустить его в своё сердце, а точнее, просто развязать верёвочки на глупом девичьем и дать ему волю.

Погубит — и хрен с ним! Не привыкать. Останусь шрамом на его сердце. Пусть ему тоже будет невыносимо меня забывать. Пусть у него тоже сорвёт крышу.

«Да, мой Рыженький, меня уже не спасти, но в этот омут я утащу тебя с собой. Заколдую. И утяну. И либо выплывем, либо утонем вместе».

С утра на море мы идём с Елизаветой Марковной вдвоём.

Какое оно сегодня тихое, тёплое, яркое. Но как же тут пусто и одиноко без Мистера Костюма. Равнодушные вялые волны. Безучастные крикливые чайки. Безвкусная солёная вода. И даже неожиданно палящее солнце ослепительно бесчувственно.

Скажите пожалуйста, он уже испортил море. Оно стало удивительно безжизненным без него.

И пухлый китайчик, что всё так же жрёт свои сытные вафли и орёт свою тарабарщину, улыбается уже на редкость целомудренно.

В спортзал, что расписывал МС, даже не иду, а то там тоже буду гадать: а на каких тренажёрах занимался Маститый Спортсмен? Да ну его нафик! Разминаюсь как привыкла: тринадцать минут записанного видеоурока, пока Елизавета плещется в душе.

А за завтраком не столько ем, сколько лечусь: крепким кофе с горячим молоком да чем китайский бог послал: полуварёным беконом, жареным яйцом и рисом, слегка сдобренным овощами.

Пока ждём автобус на бесплатную обзорную экскурсию поднимают настроение наши задорные сопровождающие: Ирина Михайловна да Инга Юрьевна, у которых, правда, свои дела.

А уже в автобусе меня веселит Корякин, сидящий через проход.

— А где ваш душман? — выразительно оглядывается он. — Неужели с нами не едет?

— Нет, — улыбаюсь я. Понятия не имею, где носит эту Деловую Жопу.

— И как же он оставил вас, Ланочка, одну, без присмотра? — улыбается Корякин.

— Я не одна, — выразительно кошусь я на копошащуюся в сумке Елизавету.

— Понимаю, с дуэньей, — подмигивает он. — Но это ведь нам не помешает прекрасно провести время?

— Конечно, особенно если вы перестанете мне выкать.

— Простите, так обучен, иначе не могу. Этикет-с. Но буду рад, если вы будете обращаться ко мне по-свойски — Ник. Это мои американские партнёры, для которых выговорить «Коля» — получить вывих языка, приучили. Вот из-за них я уже лет десять как Ник. Или Никки, но это, — прикладывает он палец к губам, — только для самых приближённых.

Правда, моя «дуэнья», если за мной и приглядывала, то лишь одним глазком. Большую часть времени она что-то бурно обсуждала с «подружками», которых у неё на бесплатной обзорной экскурсии оказалось целых две. «Мои хорошие знакомые из прошлых поездок», — шёпотом, как шпион, передала она мне сведения о Зинаиде Семёновне, бывшему партработнику и Я-Не-Запомнила-Как- Зовут, в этот раз путешествующей без дочки.