Свиток Всевластия - Страница 4

– Вы же алхимик, черт возьми! Вы же маг!

– Но я же не лекарь!

Феру захрипел и вновь потерял сознанание.

– Надо послать за священником, – мрачно сказал Помье, глядя на синие губы и кончики пальцев больного.

– Священника! Священника! Паскаль! Роже! Да кто-нибудь!!! Священника!!! – орал д’Эрикур.

Между тем де Сад, забытый всеми, уже успел расположиться за оставленным сотрапезниками столом, налил себе кофе и преспокойно начал поглощать приготовленные кухарками д’Эрикура марципановые пирожные…

Через час после того, как опоздавший священник развел руками, а врач объявил о безвременной кончине Франсуа Феру, которого вскоре за тем отнесли в мертвецкую, виконт д’Эрикур стоял у окна своей камеры и ежился от холода. Да, зима в этом году выдалась необычайно морозная! Старики говорили, что подобного не было даже в памятном 1766 году, когда реки оказались скованы таким льдом, что по ним можно было ездить на лошадях. В этот раз, сообщали газеты, замерзло даже море у берегов. Водяные мельницы были парализованы, запасы сена превратились в куски льда. До сих пор, пока д’Эрикур жил в семейном особняке, где всегда было вдоволь и дров, и угля, все эти погодные явления мало его касались. В тюрьме было иначе. Его Величество явно экономил топливо для своего замка Бастилии, и жить, не стуча зубами, особенно после заката, здесь можно было только в комнате коменданта. Виконт набросил на себя одеяло и стоял, закутавшись в него, как грек в хламиду. Но и это не помогало.

Сквозь толстое стекло, отделенное от узника решеткой, рисовались нищие кварталы Сент-Антуанского предместья. С высоты старинной крепости виднелись заснеженные крыши двух-трехэтажных домов, утыканные печными трубами, из которых валил густой дым. На улицах там и сям пылали костры, вокруг которых, скучившись, грелся бедный люд. Экипажей видно не было. Редкие лошади вязли в снегу. Замотанные в лохмотья люди, торопливо перебегавшие от дома к дому, казались из окна камеры д’Эрикура грязными чернильными кляксами, рассыпанными на белой бумаге зимнего Парижа.

Впрочем, не судьбами этого бесштанного народа, не проблемами депотизма и даже не тем, как согреться, заняты были мысли виконта. Из его головы не шла история о свитке всевластия и последние слова несчастного Феру: «Если бы все эти секреты тамплиеров действительно существовали, меня бы уже не было в живых». Странное, очень странное совпадение…

Ранним февральским утром, когда деревянные башмаки простолюдинов, копыта лошадей и колеса экипажей еще не успели превратить остатки выпавшего ночью снега в воду, а шляпники и сыроделы только собирались открывать свои лавки, возле дома № 208 по улице Пуассоньер, или, как ее еще называли, Святой Анны, появился человек в коричневом плаще и шляпе с высокой тульей на американский манер. Ему пришлось стучаться минуты три, прежде чем двери открылись и на пороге возникла тучная дама в скромном домашнем платье с передником и с масляной лампой в руках.

– Ого! – воскликнула она вместо приветствия. – Тебя уже выпустили? Что-то быстро!

– Я же говорил, мадам, что вернусь очень скоро!

– Уж не сбежал ли ты из Бастилии, прохиндей?

– К чему такие подозрения?! Разве я похож на беглеца? Все честь по чести, меня выпустили, мадам, да еще и ручкой на прощание помахали! Ну так что, можно мне пройти в свою комнату?

– Я уже сдала твою комнату, – ответила как ни в чем не бывало домовладелица. – Делать мне больше нечего, только беречь ее для тебя!

– Но, мадам, я же просил вас… Я же говорил, что вернусь раньше, чем вы думаете!

– Мало ли что ты говорил! Мне нужны деньги, а не разговоры, так и знай! Кстати, ты что, раздал все свои долги, если тебя так быстро выпустили? Когда, в таком случае, я получу свои законные ливры за последние два месяца, что ты тут прожил?

– Прямо сейчас, мадам, прямо сейчас! – Тот, кто значился в бастильских реестрах как Кавальон, а своим тюремным знакомым представился господином Ходецким, принялся рыться в кошельке. – Вот, отдаю все, что должен!

– Надо же… – При виде монет женщина несколько подобрела. – Ладно, можешь зайти, раз уж явился… И откуда это у тебя появилось столько денег? Небось ограбил кого-нибудь?

– Мадам Дюфо, как можно?!

– Ладно-ладно, ни о чем больше не спрашиваю! Твой хлам мы свалили на чердаке, можешь забирать прямо сейчас. И, если ты ищещь квартиру, то отправляйся к вдове Карбино с улицы Папийон, напротив каретной мастерской. Она сейчас как раз ищет жильцов.

– Спасибо, мадам Дюфо, я сейчас же к ней и отправлюсь! Но прежде… не поделитесь ли новостями с бывшим узником?

– Новостями? Ах да, ты же у нас охотник до новостей… Знаешь, почем нынче хлеб? Зайди к Барбазону, поудивляйся, вот будет тебе новость! Никогда еще на моем веку не было подобного безобразия! Не было, чтобы булочники так грабили народ! Говорят, на той неделе под Парижем разбойники напали на воз с зерном! А теперь, когда потеплело и этот чертов снег наконец стаял, дороги превратились в реки, так что зерна нам не видать еще бог знает сколько, а за то, что осталось, торговцы дерут втридорога!

– А как насчет чего-нибудь интересного? Чего-нибудь такого, что знаете только вы? – подмигнул Кавальон.

– Ах, хитрец, вот что за новости тебя интересуют! – рассмеялась мадам Дюфо. – Ну так слушай же. Новый жилец рассказал мне о том, что он слышал от камердинера одного знатного господина, а тот узнал от кучера некоего королевского министра, а тому, в свою очередь, выболтал надевальщик штанов самого графа д’Артуа… Так вот, говорят, что у королевы…

«…Кроме того, по Парижу ходят нелепые и оскорбительные слухи касательно Ее Величества», – выводил Кавальон несколькими часами позднее, когда он сам и его вещи уже водворились в двухкомнатную квартиру у новой домохозяйки. Магический кристалл занял место на столе рядом с масонским циркулем, восточные диковинки висели по стенам, любимый халат и тюрбан поступили в распоряжение прачки.

Кавальон встал, прошелся по комнате, посмотрел через окно на каретную мастерскую, шум и брань из которой разносились на весь околоток. Еще раз припомнил рассказ мадам Дюфо. Мысленно перебрал новости, услышанные от знакомых, которым нанес визиты в связи со своим освобождением. Проверил краткие записи разговоров, подслушанных утром в кофейне. Затем позвал слугу, потребовал у него рассказать все, о чем говорили сегодня в очереди за хлебом, и дополнил свое донесение. Кажется, оно было готово. Довольный Кавальон поставил подпись, посыпал бумагу песком и потянулся за фраком. Конечно, можно было бы воспользоваться услугами посыльного… Но лучше он отнесет письмо сам. Чем меньше людей будет знать о новом занятии бывшего заключенного, тем лучше.

В общем-то, так и должно было случиться. Кавальон не раз слышал истории о людях, выпущенных из Бастилии в обмен на обещание доносить полиции все, что касается общественных настроений. Да и ничего плохого в должности полицейского осведомителя он не видел. В каком-нибудь людном месте, в кафе, где много спорят, или в саду для общественных гуляний, шпионом был, наверное, каждый десятый: ни для кого из парижан это не являлось секретом. Сам Казанова не брезговал промышлять подобным занятием… ах, как бы хотел Кавальон познакомиться с этим венецианцем, одним из своих образцов для подражания!.. К тому же доносительство обеспечивало неплохой доход: самым успешным работникам полагалось до 150 ливров ежемесячно. Кавальону удалось выторговать у начальника полиции не только неплохой аванс, но и обещание узнавать новости, полученные от других осведомителей, в обмен на свои. Нет, не для пустого развлечения. Кавальон давно понял, что миром будущего станет править общественное мнение, а новости – главная пища его – есть ценнейший товар в просвещенной стране.

Кавальон торговал новостями. Сегодня ему надо было много чего успеть.

После посещения полиции в планах значился самый важный на сегодня адрес – особняк барона де Пальмароля на улице Комартен.