Свидетельница смерти (Театр смерти, Убийство на "бис") - Страница 11

– А я могу думать одновременно о многих вещах.

– Тогда подумай о Кеннете Стайлсе и продиктуй мне данные на него.

– Есть, шеф. – Пибоди покорно раскрыла блокнот и стала читать: – Кеннет Стайлс, пятьдесят шесть лет, уроженец и коренной житель Нью-Йорка. Родился и вырос в пригороде. Родители были музыкантами. Правонарушений не числится. Обучался у частных преподавателей, изучал актерское мастерство, историю костюма, дизайн сцены, ораторское искусство.

– Ух, ты! Значит, мы имеем дело с настоящим профессионалом.

– Первый раз выступил в амплуа актера в возрасте двух лет. Обладатель всевозможных призов и наград. Работает только на сцене – никаких съемок. Считается хорошим артистом.

– Он раньше работал с Драко?

– Неоднократно. И пару раз – с Мансфилд. Их последняя совместная работа была в Лондоне. В настоящее время не женат.

Ева окинула взглядом парковку, поняла, что поставить тут машину не удастся, и подкатила прямо к подъезду большого здания послевоенной постройки на Парк-авеню. Однако прежде чем она успела открыть дверцу, возле них вырос швейцар в ливрее.

– Прошу прощения, мэм, но эта зона не для парковки.

– А это – полицейский жетон. – И она сунула под нос швейцару свой служебный значок. – Как найти Кеннета Стайлса?

– Мистер Стайлс занимает квартиру номер 5000 на пятом этаже. Консьерж объяснит вам, как пройти. Мадам…

– Разве здесь написано «мадам»? – Буравя швейцара взглядом, Ева снова поднесла жетон к его лицу, чтобы он сумел прочитать надпись.

– Прощу прощения, лейтенант. Могу я отогнать вашу машину в гараж на то время, пока вы будете находиться в здании? Когда вы выйдете, вам ее подгонят прямо к подъезду.

– Очень мило с вашей стороны, но у меня не будет времени ждать, поэтому машина останется здесь.

Они с Пибоди вышли из автомобиля и направились к зданию, а швейцар остался стоять, растерянно глядя им вслед. Ева не могла его осуждать: место было из дорогих и, естественно, здесь существовали определенные правила.

Просторный и элегантный вестибюль был выложен черной полированной плиткой, бронзовые светильники источали мягкое сияние, повсюду стояли цветы. За длинной белой стойкой грациозно восседала стройная молодая женщина. Лицо ее лучилось приветливой улыбкой.

– Здравствуйте! Могу ли я вам помочь?

– Нас интересует Кеннет Стайлс. – Ева положила свой жетон на стойку, рядом с медной вазой, в которой благоухали белые цветы.

– Мистер Стайлс ожидает вас, лейтенант Даллас?

– Думаю, да. В противном случае это будет приятный сюрприз.

– Одну минуточку. – Не переставая улыбаться, женщина нажала несколько кнопок на коммутаторе. Ее ровный бархатный голос как нельзя больше подходил к этой шикарной обстановке: – Мистер Стайлс? Вас спрашивают лейтенант Даллас и ее помощница. Могу ли я их пропустить? – Выслушав ответ, она сказала: – Спасибо. Желаю вам удачного дня. – Затем, повернувшись к пришедшим, консьержка указала на лифты в восточном крыле вестибюля: – Проходите, пожалуйста, лейтенант. Мистер Стайлс вас ждет. Пятый этаж, квартира 5000. Приятного вам дня.

– Робот, а не баба! – бросила Пибоди, когда они с Евой шагали по черным блестящим плиткам к лифту. – От такой приторной вежливости просто тошнит. Хочется прополоскать рот.

Лифт взлетел на пятый этаж с такой ошеломляющей скоростью, что желудок Евы провалился куда-то вниз, а уши заложило. Она никогда не могла понять, почему скоростные лифты считаются признаком роскоши.

У дверей лифта их ждал еще один «робот» – личный слуга Стайлса, как заключила Ева. Правда, на сей раз это был пожилой мужчина, одетый в такой изысканный смокинг, что рядом с ним ненавистный Соммерсет показался бы грязным оборванцем. У «робота» были волосы стального цвета и роскошные усы, которые сразу бросались в глаза на его худом костистом лице. Перчатки на его руках сияли первозданной белизной.

Слуга поклонился, а потом произнес сочным голосом, в котором явно слышался британский акцент.

– Лейтенант Даллас, сержант, мистер Стайлс ожидает вас. Прошу следовать за мной.

Он провел их по коридору к двойным дверям крайней квартиры. Войдя в холл, Ева и Пибоди застыли на пороге. Из огромного, во всю стену, окна открывался вид на Парк-авеню. Интерьер бил по глазам сумасшествием красок – всеми оттенками красного, зеленого, синего. Цвета переплетались и разбегались в разных направлениях самым причудливым образом. Посередине комнаты находился небольшой бассейн из белого мрамора, в котором среди круглых листьев кувшинки лениво плавала кругами толстая золотая рыбка. Зимний сад, состоящий из увешанных плодами карликовых апельсинных и лимонных деревьев, источал сильный цитрусовый запах. Пол был исчерчен безумной пляской разноцветных линий, из которых при ближайшем рассмотрении складывался рисунок обнаженных тел, переплетенных в какой-то дьявольской оргии.

Наступая на зеленые груди и синие пенисы, Ева прошла в ту часть помещения, где на кушетке шафранного цвета, развалившись, восседал хозяин квартиры.

– Ну и местечко! – не удержавшись, пробормотала она.

На бугристом лице Стайлса появилась приторная улыбка.

– Разве возможна жизнь вне искусства, лейтенант! Могу я предложить вам что-нибудь, прежде чем мы начнем?

– Нет, благодарю.

– Что ж, в таком случае вы свободны, Вильям. – Он отпустил слугу величавым взмахом руки и жестом предложил Еве садиться. – Понимаю, что для вас это повседневная работа, лейтенант Даллас, но для меня данная ситуация – в новинку. Вчера я даже, признаться, ощутил некоторое возбуждение.

– Знать, что рядом с тобой, возможно, находится убийца, – разве это возбуждает?

– После того как проходит первый шок – да. Ведь это в человеческой природе – испытывать возбуждение, даже какой-то мрачный восторг при виде убийства. Иначе на протяжении веков оно не привлекало бы к себе столь непреодолимый, болезненный интерес.

Ева отметила, что глаза у Стайлса глубокие, темные и проницательные.

– Для беседы с вами я мог бы избрать какую угодно маску – я ведь очень опытный актер. Я мог бы прикинуться напуганным, растерянным, нервным, смущенным, опечаленным… Но я предпочел честность.

Ева подумала о Карли Лэндсдоун.

– Похоже, в ближайшее время мне только и придется, что иметь дело с масками, – проговорила она. – Включай диктофон, Пибоди.

Ева села на диван и тут же утонула в подушках. Сдержав готовое вырваться ругательство, она выбралась из этой мягкой трясины, устроилась на самом краю дивана и, едва удерживая равновесие, произнесла стандартную формулу:

– Знаете ли вы свои права и обязанности, мистер Стайлс?

– О да, вне всяких сомнений. – На лице актера вновь появилась приторная улыбка. – Если позволите, лейтенант, должен заметить, что вы произносите эти слова с большой властностью и даже с некоторым щегольством.

– Безмерно польщена. А теперь расскажите, пожалуйста, о том, какие отношения связывали вас с Ричардом Драко.

– Исключительно профессиональные. На протяжении многих лет мы с ним периодически работали вместе. В последний раз – в той самой пьесе, премьера которой с таким… гм… успехом состоялась вчера вечером.

«Вот черт! – подумала Ева. – А ведь ему нравится все происходящее. Он откровенно наслаждается этим!»

– А ваши личные отношения?

– Даже не знаю, существовали ли они в том смысле, который вы вкладываете в это выражение. Актеры часто… так сказать, тянутся друг к другу. – Стайлс сделал неопределенный жест рукой, и на его запястье игриво звякнул браслет с разноцветными камешками. – С угнетающей регулярностью мы женимся друг на друге, но эти браки недолговечны – так же, как и мимолетная дружба или скоротечные связи между партнерами по сцене.

– И все же вы знали его не один год, – заметила Ева.

– Вот именно, я знал его, но мы никогда не были друзьями. А говоря откровенно… – Стайлс снова сделал паузу. Глаза его блестели так же весело, как камушки на браслете, что абсолютно не вязалось с ситуацией. – Я презирал его. Ненавидел. Считал его самым омерзительным существом на Земле.