Светская дурь - Страница 68

– Наверное, я бы ушел. Я бы ушел в тот самый момент, не сделай этот ублюдок того, что он сделал. Этот кусок дерьма поворачивается к Джесси и говорит: «Ну же, детка, тебе нужно зарабатывать на жизнь, доставай титьки». Разумеется, он сделал это, чтобы поиздеваться надо мной. Мучители коварны. Они знают, как повернуть нож, и этот парень просто развлекался за мой счет. Он знал, что я ее хочу и не могу позволить. Клиенты то и дело влюбляются в проституток, каждый сутенер знает это, и этот ублюдок хотел, чтобы я корчился от боли. Так что, когда я уже собрался уходить, он заставляет Джесси вытащить титьки. И она это делает. Снимает топик и остается в носках и шортах, титьки висят, глаза за тысячу миль отсюда.

В общем, с меня достаточно. Я ломлюсь вперед и хватаю ее за руку, потом поворачиваюсь и начитаю тащить ее к двери. Конечно, я и двух шагов не прошел. Или даже одного. Не думаю, что Джесси успела хотя бы приподнять задницу со своего стула. Я увидел, что ко мне приближается приклад автомата, и все. Больше ничего.

Целую неделю ничего, как оказалось. Именно столько мне понадобилось, чтобы выйти из комы, куда они меня отправили. И знаете что? Стоило мне только прийти в себя, и меня тут же арестовали за ограбление того чувака на улице.

Иногда – не часто, а именно иногда – новостей бывает слишком много. Был как раз такой случай. Редактор и его команда уже четыре раза переделали передовицу выпуска на понедельник.

Первая версия касалась Томми Хансена: воскресный выпуск издания-конкурента поставил на уши всю Флит-стрит, и все, начиная от желтых газетенок и заканчивая солидными изданиями, публиковали статьи с продолжениями, в которых обсасывалась невероятная смесь наркотиков, гомосексуализма и предвзятого судейства, сгустившаяся в последнее время вокруг величайшей звезды Британии, – звезды, которая скатилась ниже некуда, что неудивительно.

Затем, около полуночи, передовицу пришлось переделывать, когда пришли новости об убийстве даже не одного, а целых двух старших офицеров отдела по борьбе с наркотиками. Первого нашли застреленным в угнанной машине в Центральном Лондоне, а второго – в номере проститутки в Сохо. В обоих убийствах подозревали банды иммигрантов, и Скотленд-Ярд уже превозносил двух новых мучеников-полицейских, павших в войне против наркотиков. Дебаты по поводу наркотиков никогда еще не бушевали столь яростно, и шансы на прорыв законопроекта Педжета еще никогда не были столь радужными.

Затем пришла третья новость. Питер Педжет, новый национальный герой, наконец смог вздохнуть спокойно после ужасной истории с уколом. Новость о его окончательных анализах определенно должна была разделить первую полосу с историей об убитых офицерах из отдела по борьбе с наркотиками, а также со статьей в поддержку законопроекта Педжета.

Но затем выплыла на свет четвертая новость, и все наконец определилось. Все редакторы Лондона вдруг одновременно почувствовали, что попались на крючок. Публично униженная обозревательница Паула Вулбридж, все время утверждавшая, что Педжет – опасный ханжа, каким-то образом заручилась поддержкой роскошной девушки, которая готова была поклясться, что употребляла наркотики не с кем иным, как с Питером Педжетом, министром наркополитики! Семейным человеком! Человеком, который с самого начала утверждал, что сам никогда даже не притрагивался к наркотикам. Это было действительно значительное событие, ведь в его свете всем становилось совершенно ясно, что сторонники легализации на самом деле просто хотят упростить возможность утоления своей зависимости.

Переделывая передовицу в четвертый раз, редактор решительно удалил статью в поддержку законопроекта Педжета. Если Паула Вулбридж обладает реальной информацией, придется менять позицию.

И снова Питер Педжет стоял со своей семьей на теперь уже известном всем пороге своего дома. На этот раз рядом с ним была его дочь Кэти.

– Как я уже объяснил премьер-министру, возмутительные обвинения в мой адрес, которые были опубликованы, являются злостной фальсификацией. Я не присутствовал на вечеринке, во время которой мисс Спенсер и двое ее друзей употребляли кокаин. Более того, меня в тот вечер даже близко с Ислингтоном не было, потому что я водил дочь в кино.

Кэти вмешалась в разговор, подняв над головой дневник.

– «Миссия невыполнима-3», – сказала она. – Неплохо, не фонтан, я дала ему две с половиной звезды из возможных пяти…

Кэти действительно наклеила на страницу дневника две с половиной серебряных звезды. Тонкая деталь, и Кэти инстинктивно знала, что ее примут на ура.

– Хотя, если честно, полторы звезды принадлежат Тому Крузу, который, давайте признаем это, просто душка,а Николь просто сумасшедшая, что бросила его.

– Да, как я и говорил, мы с дочерью в тот вечер были в Далстоне, и оба подтвердили этот факт в полиции. По мнению полиции, оснований для расследования нет. Поэтому остается только очевидная попытка очернить мое имя и уничтожить мой труд. Я намерен ответить на эту клевету в суде.

Я бы хотел добавить, что не желаю мисс Спенсер ничего дурного. Она – уязвимая и эмоционально ущемленная девушка, которую я всегда пытался поддерживать. В раннем детстве она потеряла отца, и я уже давно знал, что это событие оставило серьезный след в ее жизни. За то время, пока я работал с мисс Спенсер, у нее развилась ко мне сильная привязанность. Полагаю, в некотором роде она сделала меня замещающей фигурой ее отца. Мне ужасно грустно, что очевидная психологическая неуравновешенность мисс Спенсер вылилась в это обвинение, и я надеюсь только на то, что она придет в себя раньше, чем ее действия нанесут еще больший урон.

За его спиной Анджела Педжет так сильно сжала кулаки, что ногти вонзились в кожу на ее ладонях.

– Я верю, – продолжал Питер, – что мисс Спенсер – уязвимая жертва злостной и хищной группы представителей средств массовой информации, которые намереваются уничтожить мой законопроект касательно полной легализации наркотиков, а также нынешнее правительство. Не вызывает сомнений, что именно лежит за абсурдными утверждениями, будто я употребляю наркотики. Они считают, что нужно отвлечь внимание нации от главного вопроса и обратить на такую мелочь в то самое утро, когда стало известно об убийстве еще двух офицеров из отдела по борьбе с наркотиками, о том, что еще два героя пожертвовали собой в этой нелепой войне против наркотиков. Вот настоящая трагедия. Ответственной за это журналистке и ее редактору должно быть стыдно.

Собравшиеся журналисты больше не могли сдерживаться. Они не возражали против подготовленного заявления, но им стало казаться, что ему не будет конца.

– Вы чувствуете, что эти обвинения повлияли на вас?

– Это политическая атака?

– Вы собираетесь обращаться в суд?

Питер повысил голос, перекрывая шум:

– Я не верю, что мотивы мисс Спенсер носят политический характер, в отличие от газеты, которая настолько очевидно ее эксплуатирует. Именно поэтому я несомненно обращусь в суд. Я уверен, что издания уже получили извещение от моего адвоката. Спасибо. Это все.

Питер Педжет повернулся и собрался проводить свою семью обратно в дом, но это не входило в планы Кэти Педжет. Она ожидала, что на пороге дома появится Уинстон Черчилль, а вместо него увидела Джона Мейджора. Речь ее отца была исполнена достоинства, но где же огонь? Где страсть его парламентского дебюта?

– Я хочу сказать! – произнесла она.

– Дорогая… – пробормотала ее мама.

– Нет, мам, это наш дом, наше крыльцо, а все происходящее – просто жалкое зрелище!

– Кэти, что значит «жалкое»? – поинтересовались журналисты.

– То и значит. Жалкое, и все тут, и вы все это знаете. Послушайте, сначала давайте установим один факт. Весь этот дурацкий скандал – просто чушь. Так? Если мой папа говорит, что не трахал эту ненормальную дуру, которая на него работала, то это так и есть. Я его знаю. Он может быть настоящим занудой, но он не маньяк и не врун. Я говорю это прямо. К тому же история с наркотиками – это просто шутка, разумеется, абсолютно идиотская шутка. Мой папа не отличит экстази от аспирина. Он по-прежнему называет дурь «порошком», ради всего святого, он классический скучный папа, он правильный, он себе сам пиво варит,ребята. Подумайте об этом. Разве не жалкое зрелище? За него бывает немного стыдно, но какой же из него наркоман? Я знаю его шестнадцать лет.