Светская дурь - Страница 58

– Извините, коммандер, но вы путаете меня с человеком, которому на это не насрать.

– Я видел фотографии…

– Спорю, они вам понравились. Классная девка, я понимаю. Тело – супер.

– Я видел фотографии и знаю, что этих животных, которые ее изнасиловали, нанятых уродов, отследить будет невозможно, так что в этом смысле шанса на катарсис нет…

– Если только у них на задницах не было татуировок с их именами.

– Но вот люди, которые их наняли для этого… Думаю, вот их-то я как раз знаю.

Сержанту Арчеру не пришлось долго раздумывать, к чему ведет Леман. Он почувствовал движение у себя за спиной и, повернув голову, оказался нос к носу с несчастной матерью. Матерью, лишившейся ребенка, лицо которой представляло собой маску искаженной боли и ярости.

Матерью, в руках у которой был пистолет.

Коммандер Леман заговорил с ней ласково, но его голос и глаза были холодны как смерть.

– Делай так, как я тебе сказал, Сильвия. Обе руки на рукоятку, плавно нажми на спусковой крючок.

– Какого…

У Арчера не было времени, чтобы продолжить. Это было последнее слово, которое он произнес на земле. Сильвия Томпсон приставила дуло пистолета с глушителем ему между глаз и прострелила ему голову насквозь.

– Молодец. – Коммандер Леман забрал пистолет из рук женщины, и вместе они вышли из машины.

– Я пошел в полицию, потому что верю в торжество правосудия, – сказал Леман, когда они удалялись от краденой машины. – И сейчас верю.

– К десяти часам я был в отчаянии. Я бродил уже много часов. Я устал, замерз и хотел пить. И еще я начал понимать, что у меня серьезная проблема. Никто не верил моим словам, что я – это я. Ни копы, ни парень в такси, которого я пытался уговорить отвезти меня до Лондона. Я даже спел ему пару строк из «Небес» под протекающей автобусной остановкой, но он только расхохотался. Я был мокрый, грязный и с каждой минутой все меньше и меньше походил на мультимиллионера.

Подумайте об этом. Четыре года у меня были мои люди. Каждую секунду каждого дня у меня были люди, которые делали для меня всё. Доставали все. Организовывали все и улаживали все дела, когда мне случалось напортачить. А теперь я остался один. Я знал, что меня не хватятся до понедельника, потому что, когда я уехал с Джеммой после тусовки прошлой ночью, я велел Тони ждать моего звонка. Да, в тот момент я был одержим и романтичен, насколько я помню, и предавался фантазиям о том, чтобы провести все воскресенье с этой деткой, трахаться и перекусывать в моем номере. Гостиница до следующей недели не станет звонить в мой офис, чтобы мы заплатили за разрушенную комнату, так что по мнению моих людей, я отлупляюсь все воскресенье в гостинице с прелестной цыпочкой и не хочу, чтобы меня беспокоили. Это было одним из моих правил: когда Томми отрывается, держитесь на расстоянии, пока он не позвонит. Если честно, я был в ужасе. До меня дошло, что первая возможность связаться с кем-нибудь, кто знает мой голос, кого я смог бы убедить, представится следующим утром. Я знал название фирмы своего продюсера, так что в тот момент, когда откроются офисы, я смог бы выклянчить двадцать пенсов, узнать номер по справочной и позвонить в офис за счет вызываемого абонента. Такое случалось уже не раз, и я знал, что они примут звонок Затем они смогли бы выслать огромный лимузин, полный еды и бухла, чтобы я вернулся в Лондон. Но это будет в понедельник утром, в девять часов. Черт, кажется, вообще-то мои офисы открываются в десять, рок-н-ролльный образ жизни, сами понимаете… В десять утра. Было воскресное утро. Мне предстояло двадцать три часа продержаться без денег и власти. Даже без пальто, мать его! И я фактически ничего не мог с этим поделать.

– Секрет неприметности – это уверенность, – объяснял коммандер Леман Сильвии Томпсон, когда они шли вместе по Дин-стрит. – Мы войдем в третью дверь слева. Просто иди за мной, спокойно и уверенно. Не мешкай, не оглядывайся, иди как будто к себе домой.

Несколько прохожих, находившихся в столь поздний час на улице, не обратили внимания на двух человек, вошедших в дверь под красным фонарем и маленьким светящимся звонком, над которым было слово «Модель». Задумайся они, пришли бы к выводу, что бородач подцепил довольно прилично одетую проститутку, и она ведет его в свой номер.

Расследования коммандера Лемана позволили ему достаточно хорошо узнать привычки сержанта Шарпа, поэтому он знал, что сержант после вечерней работы частенько наносил визит одной «модели» в заведении с колокольчиком. А именно – нелегальной иммигрантке с Украины.

Шарп был человеком стабильных привычек и всегда приходил на место встречи около четырех утра. Леман назначил свое прибытие с Сильвией на десять минут пятого. Если Шарпа не будет, с местью придется подождать до следующего раза. Если он окажется там, семейства Леман и Томпсон приблизятся к призрачной надежде на катарсис.

Оказавшись внутри здания, они поднялись по грязной лестнице, пройдя мимо нескольких дверей, пока не дошли до той, которую искал Леман. Табличка гласила, что комната занята. Леман дал Сильвии маску и сам надел такую же.

– Не волнуйся, что я заговорю. Его девушка не понимает по-английски, – прошептал Леман в ухо Сильвии.

Она начала дрожать. Леман видел, что решимость покидает ее.

– Тот, кто организовал изнасилование Джо-Джо, – мягко сказал он, – причем лишь для того, чтобы надавить на меня, слишком опасен, чтобы оставаться в живых.

Сильвия Томпсон кивнула.

– Я знаю, – прошептала она.

– Ты хочешь сделать это сама или одного раза было достаточно?

– Я не хочу повторять этого.

– Хорошо. Я понял. Ты хочешь увидеть, как он умрет?

– Да. Если это правда он, то хочу.

Не говоря больше ни слова, Леман открыл дверь. Внутри комнаты сержант Шарп трахал украинскую проститутку, привязанную к постели тонким проводом. Девушка платила высокую цену за «покровительство» полиции.

– Сержант Шарп, – сказал Леман без малейшего намека на эмоцию в голосе.

Шарп повернулся.

– Постарайтесь очень точно ответить на мой вопрос, потому что я задам его только один раз. Более того, я уже знаю ответ, поэтому, если соврете, я убью вас в ту же секунду. – Леман направил пистолет с глушителем на Шарпа. – Это вы организовали отравление рогипнолом, похищение и изнасилование, которое вы видите на этой фотографии? – Леман помахал фотографией перед Шарпом. Он знал, что Шарп узнает его голос – голос человека, который держит слово. Шарп не рискнет солгать. Он скажет правду, просто чтобы выиграть время.

– Да, но…

«Но» было последним словом, которое произнес сержант Шарп, перед тем как Леман всадил пулю ему между глаз. Мертвое тело упало с кровати на пол.

– Ну, вот здесь все и начинается. Вот где начинается моя жизнь.

Сколько людей могут точно указать момент, с которого их жизнь изменилась навсегда? Святой Павел, ясное дело. Богоявление. Он писал послания, так ведь? Я знаю об этом, я пел в церковном хоре. Он увидел свет по пути в Дамаск. Свет просто возник перед ним, бабах, где-то на пыльной дороге. Он подумал про себя: «Постой, я ведь просто убожество, черт возьми. Я таквсе засрал, что страшно делается. Лучше уладить все это, пока не поздно». Ну а я что говорю. Богоявление. Короче, я увидел свет в центре Бирмингема на крыльце запертого «Бургер-Кинга» дождливым воскресным утром. Я просто брел себе без цели. Никакого лучшего плана, как убить время до следующего утра. Попытаться согреться, избежать побоев, обычные мысли бродяги, наверное.

По крайней мере, мне удалось смыть кровь с лица. Это было самое важное, если я не хотел быстренько попасть под следующую раздачу. Да, правда. Забавно ведь: быть жертвой – это опасное состояние. Чем больше ты жертва, тем больше ею становишься. В смысле – насилие порождает насилие, а боль порождает боль. Это как с деньгами. Чем больше у тебя есть, тем больше у тебя будет. Короче, то же самое можно сказать про бедность и лишения. Особенно про лишения. Однажды я видел документальный фильм под названием «Мокрый дом», о безнадежных алкашах на самом дне жизни, людях, для которых выздоровление не выход, людях с реально гниющими конечностями и наполовину атрофированными телами, и единственное, что они могут нормально делать, – это хлестать алкоголь. Ну что, хотите узнать, какая самая большая опасность грозила им? Этим ошметкам, убогим и беспомощным человеческим останкам? Это другие люди.Обдолбанные молокососы, которые поджигали их смеха ради. Чесслово, вот что им грозило. Чем ты ничтожнее, тем больше у тебя шансов, что какой-нибудь пьяный ублюдок невзначай убьет тебя, проходя мимо. Я не знаю почему, возможно, он пытается убить свои страхи. Страхи, которые видятся ему в будущем. Или, возможно, люди просто полные и абсолютные мрази. Повторяю, я не знаю ответа. Но я знаю, что с запекшейся кровью на лице и рубашке, с заплывшим глазом и распухшей губой я привлекал много очень злых, агрессивных взглядов от групп праздношатающихся по ночам парней, возвращающихся после вечеринок со спидом и экстази, и я знал, что, если как можно быстрее не сведу к минимуму обращающие на меня внимание детали, кому-нибудь из парней обязательно придет в голову прикончить меня, чтобы скоротать время в ожидании автобуса.