Светочи Тьмы - Страница 4

– Тебя?..

– Меня. В полиции надеялись, что ты сможешь нарисовать фоторобот своего убийцы, но у тебя ничего не получалось. Ты перестала рисовать, Мира, после того как…

– После того, как умерла?

– Да. Психиатр подумал, что образ убийцы можно вытащить из твоего подсознания, погрузив тебя в гипноз. Твоя бабушка была против, но ты настояла.

– Я?

– Да, ты хотела знать, кто тебя…

– Убил.

– Да.

– И я нарисовала тебя?

– Да. – Он снова усмехнулся.

– И что сказал психиатр?

– Психиатр сказал, что твое подсознание выдало не портрет твоего убийцы, а портрет твоего спасителя. Малый временной промежуток, огромный стресс для мозга при переходе «туда-обратно». Так он сказал.

Это было похоже на правду. Нет, это не могло быть ничем, кроме правды! Но оставался еще один вопрос, почему она нарисовала на плече дяди Мити ту страшную руку.

– А это? – Мирослава коснулась рисунка и тут же отдернула руку. – Что это было за твоим плечом? Кто это был?

– Мы долго размышляли над этим. Возможно, так твое подсознание представляло смерть. Могло такое быть? – Он посмотрел на нее очень внимательно.

– Наверное. – Она пока не знала, не была уверена. – А что было дальше, какой рисунок?

– Вот этот. – Дядя Митя положил на скамейку листок с нарисованным на нем Лехой. – Это же тот мальчик? Ваш с Артёмом друг, так?

– Да, это он. – Мирослава кивнула.

– Это было одно из твоих самых ярких воспоминаний незадолго до…

– До смерти! Дядя Митя, давайте называть вещи своими именами.

– Хорошо, до смерти. Этого мальчика нашли в Свечной башне у подножья лестницы. Знать об этом ты никак не могла. Если только…

– Если только не видела его там своими собственными глазами, – закончила она за него.

– Да. Мы с твоей бабушкой так и решили. Подумали, что ты могла это видеть.

– Я видела. Фрост… Артём говорит, что это мы нашли его первыми.

Дядя Митя не стал спрашивать, почему они не сообщили взрослым, и Мирослава была ему за это признательна. У нее все равно пока не было ответа на этот мучительный вопрос. Она могла лишь предположить, что они просто испугались…

– Вот это? – Она указал на третий рисунок с горящей башней.

– Тут сложно. Видеть такое в реальной жизни ты, ясное дело, не могла. Помню, тогда психиатр сказал, что мы ступаем на зыбкую почву предположений и догадок.

– Регрессия – это отчасти и о прошлых жизнях, так?

– Отчасти. А еще об особой настройке психики. Очень тонкой настройке, когда человек может видеть то, что не дано обычным людям.

– Я вижу вот это! – Мирослава сама не ожидала, что сорвется на крик, сорвется и почти в лицо швырнет дяде Мите самый последний рисунок. – Я до сих пор вижу вот это! О какой настройке психики ты ведешь речь?

Он не отшатнулся и не разозлился, он обнял Мирославу за плечи, погладил по голове, как в далеком детстве.

– Я схожу с ума, – сказала она шепотом. – Дядя Митя, у меня галлюцинации, а это значит, что я схожу с ума.

– Мира, – его голос тоже упал до шепота, – в своей жизни я не видел человека смелее, сильнее и разумнее тебя. А в своей жизни я повидал всякого. Можешь мне поверить, девочка. Ты не сходишь с ума.

– А что тогда? – Ему хотелось верить. Он был мудрым и добрым. Он был ее единственным другом.

– Я не знаю. Но это точно не сумасшествие.

– Тонкая настройка психики? – Она усмехнулась и слегка отстранилась, чтобы было легче взглянуть ему в глаза.

– Есть многое на свете, друг Горацио… – продекламировал он и тоже усмехнулся. – Ну что, девочка, я ответил на твои вопросы? Ты успокоилась?

– Да. – Мирослава кивнула.

Он снова посмотрел на нее очень внимательно и, кажется, недоверчиво, а потом вдруг спросил:

– Где ты видела эту… это существо? – Взгляд его скользнул по рисунку с ведьмой.

– Ты имеешь в виду, при каких обстоятельствах и в каком месте у меня случались галлюцинации?

– Если тебе больше нравится такая постановка вопроса.

– Мне не нравится, но я отвечу. – Мирослава снова сделала глубокий вдох. – Я видела ее дважды за последнюю неделю. И оба раза в своей ванной комнате. Смешно, правда?

– Нет. – Дядя Митя покачал головой. – А при каких обстоятельствах, можешь мне сказать?

– Только тебе и могу. – Она скрестила руки на груди. – Тебе и своему будущему психиатру. Первый раз я принимала ванну, и эта… это существо меня топило. Кажется, топило. Я так испугалась, что плохо запомнила.

– А второй раз?

– А второй прошлой ночью. Оно уже само выбралось из моей ванны.

– Ванна была наполнена водой?

– Тогда мне показалось, что да, до краев. А когда глюк закончился, воды в ванне не оказалось. В отличие от прошлого раза.

– Было еще что-то?

Эх, была не была! Сгорел сарай, гори и хата! Так бы сказала бабуля. Она ведь уже призналась дяде Мите в собственном психическом нездоровье. Одним симптомом больше, одним меньше.

– Самый первый раз, ну, когда она меня топила, в ванне остались реальные следы. Мне потом несколько часов пришлось их оттирать.

– Какие следы?

– От воска. Обычный свечной воск с какой-то цветочной отдушкой. Дикость, да? Словно я принимала восковую ванну. Я принимала ванну, а эта… ведьма решила меня слегка притопить. Бывают же такие удивительно реалистичные глюки, да?

– Почему реалистичные? – спросил дядя Митя.

– Потому что воск в ванне я потом оттирала несколько часов.

– Да, нетипичная для галлюцинации ситуация, – сказал дядя Митя задумчиво.

– Мне тоже так кажется. Я уже думаю, может, выбросить эту ванну к чертовой матери! И плевать, что она особенная.

– А в чем заключается ее особенность?

– Она антикварная. Ну знаешь, такая на курьих лапах! То есть на самом деле лапы грифоньи. – Мирослава усмехнулась. – Но выглядят, как курьи. Я нашла эту красоту в подвале, она вся была вот в этом всем… В воске, дядя Митя! Ванна была в воске и чем-то черном, как… – Она замолчала.

– Как что? – спросил Дядя Митя, протирая уголком рубашки свои очки.

– Как клетка, которая на смотровой площадке башни. Клетка тоже испачкана. Ты ее вообще видел?

– Нет, не возникало желания подниматься по аварийной лестнице. – Он посмотрел на нее с укором. – И тебе, Мира, я бы тоже не советовал. Но ты ведь не прислушаешься к моим советам, да?

– Я там уже была. Как видишь, выжила. Но место темное. – Это словечко само сорвалось с языка. – Там такая аура… Там даже страшнее, чем в моей ванной! – Она коротко хохотнула. Теперь дядя Митя точно запишет ее в сумасшедшие. Ничего страшного, признание болезни – уже первый шаг к исцелению.

– Она тут такая везде, – сказал он очень тихо.

– Тут – это где? В Горисветово?

– Да. Не все это чувствуют, но такие, как ты…

– С тонкой душевной организацией?

– Да, люди с тонкой душевной организацией могут понять об этом месте куда больше остальных.

– А ты? Как у тебя дела с организацией? – Ей и в самом деле было очень интересно, что думает дядя Митя о происходящем.

– Ты спрашиваешь, из какой я когорты: физиков или лириков?

– Ну, вроде того. Так кто ты?

– Я физик, – сказал он, а потом добавил: – Сомневающийся физик.

– Видишь! – Мирослава хлопнула себя по обтянутым джинсами коленкам. – Ты хоть и сомневающийся, но нормальный, без прибабаха.

– Ты тоже без прибабаха, Мира.

– Хотелось бы в это верить, но пока что-то плохо получается. Ладно, дядя Митя! – Она решительно встала. – Спасибо тебе!

– За что? – Он тоже встал.

– За то, что выслушал все это. – Мирослава сгребла рисунки обратно в папку. – Мне полегчало, честное слово!

– Она не сможет тебе навредить, – сказал он, закуривая сигарету и прикрывая ладонью от ветра слабый огонек.

– Потому что она глюк?

– Потому что бояться нужно живых, а не мертвых, девочка.

– Резонно. Лёху с башни столкнул не призрак и не ведьма, а живой человек. – Она чуть не добавила «оба раза», но прикусила язык. – И детей убивает не призрак…