Светочи Тьмы - Страница 12
– Помню. – Август сделал большой глоток самогона, дрожащими руками разгладил лежащий на коленях лист бумаги.
«Она исчезла, стоило мне ее позвать. Боялся ли я, мастер Берг? Не передать словами, как сильно! Но я принял решение! Я должен во всем разобраться! И я вошел в башню. Мне кажется, от нашего с вами творения ничего не осталось. Внутри она совершенно другая, словно из другого мира. Даже дышать становится тяжело, когда оказываешься внутри, давит что-то на грудь… Вы помните тот постамент в центре? Мы с вами еще гадали, чья скульптура там будет стоять. Там не скульптура, учитель. Там ванна! Да, мне самому не верится, что я это пишу. Но я доверяю своим глазам. Большая ванна на диковинных медных лапах. Чистейшая эстетика и сибаритство. Но разве ж ей место в башне?! Или, быть может, это не ванна, а купель? Так я тогда подумал, мастер Берг, и заглянул внутрь… Не знаю, чем заполняли эту купель, но на стенках ее следы воска и копоти. И запах… Не передать, как там пахнет… Наверное, так пахло бы во время черной мессы. Ладан, пепел, воск и травы. Признаюсь, у меня закружилась голова, я едва не свалился в эту дьявольскую купель…»
Август отложил письмо, глубоко задумался. Его собственная жизнь была полна странностей и чудачеств. Если бы ванна стояла в храме, он бы, пожалуй, удивился, но башня… Архитектурный объект, созданный исключительно благодаря блажи хозяйки, запросто мог быть для этой блажи и предназначен. Она ведь странная – эта Агния Горисветова, странная и полумертвая. Каждый из них доживает свою жизнь так, как считает нужным. Он убивает себя алкоголем, а Агния принимает ванны в Свечной башне. Ведь не в крови же младенчиков она купается?
Наверное, он задал этот вопрос вслух, потому что ответила ему албасты:
– Не в крови, старик.
Ее полные губы растянулись в улыбке, которая в ту же секунду превратилась в оскал, обнажая острые, как пики, зубы. Косы взметнулись в воздух, превращаясь в шипящих слепых змей.
– Изыди, – сказал Август устало и отхлебнул самогона.
Албасты не обиделась, но и уходить не спешила, вернулась в прежнее свое обличье, перебросила косы через плечи.
– Неласковый ты, – сказала с задорной девичьей улыбкой.
– Прошли те времена. – Август снова поднес письмо к глазам.
«…Ванна была испачкана чем-то жирным. Я поскреб ногтем эту неприятную субстанцию, отважился даже понюхать. Мне кажется, это был воск, мастер Берг. Самый обычный свечной воск. Или не самый обычный. В темноте было невозможно доподлинно разглядеть его цвет, но мне показалось, что он черный. И вода там тоже была, стояла лужицей на самом дне…»
– Это хорошо, что была вода, – сказала албасты задумчиво.
– Почему? – спросил Август, но она не ответила. Она вообще редко отвечала на его вопросы. Впрочем, задавал он их тоже нечасто.
«Я кое-как слез с постамента. Паралич, вызванный неожиданностью, прошел окончательно. Страх тоже прошел. Я бы обманул вас и себя, если бы стал утверждать, что не испугался. Но я поборол свой страх и решил осмотреть башню от основания до самой крыши, я поднялся по лестнице на смотровую площадку. Там меня ждало еще одно поразительное открытие, мастер Берг. Мои таланты рисовальщика весьма посредственны, но я зарисовал для вас то, что увидел. Вкладываю рисунок в это письмо».
В конверте и в самом деле лежал еще одни листок бумаги, был он впопыхах вырван из какого-то блокнота, отчего имел неровные края. На листке была нарисована птичья клетка. Пожалуй, от обычной клетки ее отличали лишь пропорции. Она была сильно вытянута по вертикали. Первое, чему учится всякий архитектор, это умению чувствовать пропорции. Леонид чувствовал их прекрасно. Отчего же нарисовал клетку с такими неточностями? Удивило Августа и еще кое-что. На дверце клетки висел замок. Никогда он не видел клетки с такими замками. Но все это странность – не более!
Чтобы понять, что имел в виду парнишка, нужно было вернуться обратно к письму. Август отложил рисунок, вокруг которого тут же обвилась одна из белых кос. Албасты было любопытно. И само это проявление чувств было удивительно для нежити. До недавних пор чувства, хоть отдаленно похожие на человеческие, албасты проявляла лишь к приблудной кошке. Август не тешил себя надеждой, что стал для албасты другом. Скорее уж сокамерником. Оба они заперты на этом острове. Длина цепей у них разная, но суть от того не меняется. Албасты такая же узница, как и он сам.
«Вот эту конструкцию я нашел в самом центре смотровой площадки, мастер Берг! Она большая, с человеческий рост. Высокая и узкая, отчего птичью клетку напоминает лишь отдаленно. Я постарался передать ее пропорции, но возможности все измерить, как вы понимаете, у меня не было. А теперь ответьте мне, учитель! Разве не осветительный прибор должен был стоять на ее месте?!»
Август встал, порылся в ворохе чертежей. Он был неряхой и пьянчужкой, но он никогда не выбрасывал ничего, что связывало его с работой. Чертежами и схемами был завален не только большой книжный шкаф, но и половина длинного обеденного стола. Вот и схема осветительного механизма! Он всегда оставлял себе копию. Старая, уже отжившая свое привычка. Чертеж любого из своих детищ он мог повторить по памяти, с соблюдением всех размеров. Устройство механизмов он тоже старался запоминать, потому что именно механизмы делали его работы уникальными, вдыхали в них жизнь. Или видимость жизни. Но тем механизмом он интересовался не особо, полностью доверился Виктору Серову, потому что в своем деле Виктор был так же гениален, как Август в своем. Вот этот маяк – наилучшее тому доказательство. Но парнишка оказался прав! Осветительный механизм переделали. Можно было предположить, что систему зеркал оставили прежней, а источник света заменили на вот эту гротескную клетку. Это можно было бы считать еще одной блажью графини Горисветовой, навроде ванны на постаменте, но Леонид едва ли не в каждом письме утверждал, что осветительный механизм находится в рабочем состоянии, коль уж свет от него виден за несколько верст.
«…Но там нет ничего, кроме этой странной конструкции, мастер Берг! Она очень крепкая и весьма тяжелая, она надежно закреплена на смотровой площадке. Никакой ветер, даже ураганный, не сможет ее опрокинуть. А ураганы у нас, надо сказать, стали частыми гостями. И когда я пишу «у нас», то имею в виду исключительно Горисветово. В ближайшей деревне все спокойно. Эта природная аномалия кажется мне такой же странной, как и описанная конструкция. И я должен написать еще кое-что, учитель. Клетка перепачкана той же странной субстанцией, какую я нашел в ванне. Мне кажется, в ней что-то жгут… Судить об этом я могу по следам копоти и пепла на дне. Прутья тоже черные и жирные. И запах… Мастер Берг, там стоит жуткий, какой-то инфернальный запах! Я едва справился с приступом тошноты. Понимаете?»
Август не понимал. На сей раз он не понимал ровным счетом ничего, но шкурой чувствовал то жуткое и инфернальное, о чем пытался поведать ему Леонид. Уж не породил ли он еще одно чудовище, создавая Свечную башню? Или чудовище уже было там, а он просто не заметил?
«Я не мог задерживаться там ни секундой дольше, слишком тягостное впечатление произвело на меня это место. Мастер Берг, я хотел спросить вас! Только, пожалуйста, не смейтесь и не судите меня строго! Мне больше не к кому обратиться, не с кем обсудить происходящее…»
– Спрашивай, – сказал Август и потянулся за бутылкой с самогоном.
«Не возникало ли у вас ощущения, что некоторые строения обретают душу? Я понимаю, что вопрос лежит в сферах, далеких от научных, но мне очень важно получить на него ответ».
Еще как возникало! Его благословением или проклятьем было именно это умение вдохнуть жизнь в неживое. Но не в его силах было контролировать свое творение. Возможно, он мог почувствовать его темную душу, но понять не мог никогда.