Светоч надежды - Страница 2

Изменить размер шрифта:

Дормидонт, радушный хозяин, усадил друга на самое почетное место у окна, а сам подошел к старенькому замызганному холодильнику, сиротливо стоявшему в углу почти пустой кухни. Зорким взором оглядев его содержимое, он, не колеблясь ни минуты, вынул засохшую воблу, дождавшуюся наконец счастливого случая и литровую банку, за стеклами которой, в мутном рассоле, плавал один огурец. Из колченого, дореволюционного антикварного шкафа Дормидонт достал черный бородинский хлеб и луковицу. Он помял ее в руках, понюхал, наконец решился и разрезал острым ножом на две равные половинки. Друг покачал головой с одобрением.

— Богатое угощение. Еще бы картошечки, горяченькой. Может я сбегаю.

— Сиди, — Дормидонт царственно повел рукой, — будет тебе и картошечка.

— Ты у нас самая настоящая золотая рыбка, — умилился друг.

— Ты это хорошо вспомнил о золотой рыбке, как раз об этом и разговор будет, — загадочно улыбаясь, вставил Дормидонт.

Он прошел на балкон, вытащил из ящика, заботливо прикрытого газетами, четыре сморщенные картофелины, бережно обтер их рукой и понес на кухню. Глаза друга загорелись огнем желания. Дормидонт поставил на огонь старый закопченный котелок с отбитыми ручками, накрыл такой же прокоптившейся крышкой и сел рядом с другом, кипевшим нетерпением.

— Так даже лучше, пока картошечка сварится, мы с тобой покалякаем. Скажи мне, друг любезный, слышал ли ты о конторе, предлагающей заботиться о тебе и выполнять все твои желания, как самая настоящая золотая рыбка, если ты им в наследство оставишь свою жилплощадь? Дормидонт ясно высказал бродившие в нем мысли и улыбнулся от сознания своего интеллектуального величия.

— В наследство, значит, когда помрешь? — друг высказался не так красиво, однако попал в яблочко.

— Вот, вот, когда помрешь, именно так — огорчился Дормидонт.

— Слышал, как не слыхать. У меня же радио, как у тебя день и ночь надрывается. «Радио России — настоящее радио». И мы уже с корешами этот вопрос обсуждали, правда не так шикарно, он сделал жест в сторону разложенного на столе угощения.

— И что говорят бывалые люди? — в глазах Дормидонта читался неподдельный интерес.

— То и говорят, что помирать больно неохота. А так, того и гляди от слишком большой заботы раньше времени помрешь.

— И я том же пекусь, вот моя подруга детства, — тут Дормидонт подмигнул, Василиса Евграфьевна, тоже озаботилась, говорит звонят ей каждый день надоедают. Отдай, да отдай нам бабка свою квартиру, все равно нет у тебя никого. А мы за тобой как за дитем малым ходить будем. Все твои желания исполнять будем.

— А она что, согласная? — кореш не на шутку казался заинтересованным.

Дормидонт задумчиво покачал головой.

Картошка поспела. Друзья продолжили задушевный разговор под закуску, вспомнив сначала все хорошее из пролетевшей жизни. Повздыхали, поохали. По мере опустошения стоявшей перед ними батареи из бутылок, разговор приобретал все более философское направление. Решили одним махом все вопросы бытия. Вспомнили всех злыдней, омрачивших когда-либо их светлый жизненный путь. И под занавес, когда на донышке самой последней бутылки осталось чуть-чуть, вернулись к той теме с которой начался их сегодняшний удачный вечер.

— Вот то-то и оно. Чтобы за тебя все проблемы решили, кто же этого не хочет, только дурак, — Дормидонт поднял вверх указательный палец и покачал им перед носом своего собеседника.

— А кто же согласится ждать неизвестно сколько, когда ты помрешь, а может ты их всех переживешь. — Друг, несмотря на выпитое, казался необыкновенно разумным.

— В том-то и заковыка, меня так и подмывает, заключить договор, только приписать там, маленькими буковками — «навечно». — Дормидонт смотрел в одну точку, но по всему было видно, что работа мысли не прекращалась ни на минуту.

— Но и напишешь ты свое «навечно», от этого же ничего не изменится, они может даже не исправят, посмеются в душе, скажут «старый дуралей» собрался жить вечно. — Друг был скептичен, что в общем, было ему несвойственно.

Дормидонт не ответил, а лишь загадочно улыбнулся. За окном сгустились сумерки. Друг поднялся, Отвесил поясной поклон.

— Благодарствуй, Дормидонт. Я пошел.

В отличие от прошлых разов Дормидонт не стал его удерживать, расписывая преимущества дружеской беседы перед однообразными монологами жены друга.

Оставшись один, он сел на диван, все в том же состоянии глубокой задумчивости. В наступившей тишине особенно громко прозвучал звонок старого телефонного аппарата. Дормидонт поднял трубку и очень вежливо, и как ему казалось, внятно, произнес:

— Алло.

В трубке послышался сначала хрип, треск, как при плохой связи и лишь потом дребезжащий тенорок произнес:

— Здравствуйте Дормидонт Степанович, как поживаете, небось забыли Вы совсем старого дружка своего, Василия, а я вот о Вас не забываю, справляюсь исправно у всех кто прибывает в наши края о нашем незабвенном Дормидонте.

Дормидонт оживился, никак не ожидал услышать весточку от своего закадычного друга Василия, пропавшего некоторое время назад и не появлявшегося на горизонте у Дормидонта.

— Как же, как же, дорогой ты мой Василий, я мог забыть о тебе. Только ты вот запропастился куда-то.

— «Куда, куда вы удалились», — помнишь Дормидонт наш сосед со второго этажа все время пел, говорил, что это ария Ленского, как выпьет чуть больше нормы так и поет. Так вот я удалился нет так, чтобы очень далеко, но навечно.

— Как это «навечно», Василий. Мы же с тобой обсуждали вопрос и порешили, что вечного ничего нет. Вот и сегодня мы с моим друганом, ты его знаешь, Игорек, мы с ним также договорились, что вечного ничего нет.

— Есть, Дормидонт, поверь мне друг, — голос звучал необыкновенно мягко и сердечно. Дормидонт хорошо знавший Василия подивился такой перемене в друге.

— Ты все поймешь, дорогой мой, и не сомневайся, заключай договор, послушай старого друга. — опять послышался треск и связь прервалась.

Дормидонт потер лоб, встал прошелся по пустой квартире:

— Откуда он узнал про договор и звонок какой-то странный. Не придумав ничего вразумительного в качестве объяснения, Дормидонт оставил все свои раздумья на утро, на свежую голову.

Утром его разбудил бодрый голос диктора радио, который, очевидно, всю прошедшую неделю не брал ни капли спиртного в рот, настолько голос его был полон оптимизма и бьющей через край трезвости. Дормидонт все еще надеялся заснуть, зажмурив глаза и закрыв уши одеялом. Но голос проникал повсюду.

— Благотворительное общество «Светоч надежды» не оставляет свою благотворительную деятельность, в отличие от многих других, так называемых, благотворительных обществ, которые сошли с благотворительной арены, не успев предложить что-нибудь дельное. Зачем далеко ходить, всем намозолившая глаза и уши фирма «Сезам откройся» благополучно обанкротилась, не успев выполнить и сотой доли своих обязательств, тогда как мы, работающие на рынке благотворительности не первый век, да, да, господа, мы работали еще в ХХ веке, а как вам всем известно сейчас на дворе ХХI век. Я не зря вспомнил про ХХI век. Мы хотим сделать сенсационное предложение нашим многоуважаемым пенсионерам, живущим в центральных районах нашего прекрасного города. Чтобы раз и навсегда прекратить разговоры о том, что мы заинтересованы в скорой кончине пенсионеров, с которыми заключаем договора о наследовании их квартир, мы хотим предложить добровольцам начать прием, спонсированного нами и полученного наконец в институте геронтологии «эликсира вечной жизни». Запись добровольцев ведется по многоканальному телефону: 111 111.

Дормидонт соскочил с дивана. Проковылял в прихожую к телефону. Набрал названный номер. В трубке раздался тоненький голосок его подруги детства Василисы Евграфьевны. У Дормидонта от неожиданности перехватило горло.

— Куда же это я звоню, с утра, вроде трезвый совсем? — сказал Дормидонт скорее себе, чем своей собеседнице.

— Туда куда надо, туда и звонишь, записаться в добровольцы.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com