Светлана - Страница 3

 — Ты что?

 — Так. Посмотреть. Отсюда нашу школу видно. Грузовик поехал быстрее. Светлана села и больше

уже не оборачивалась.

 — Ты здесь давно живешь?

 — Нет. Маму как раз перед войной сюда перевели.

 — А в Москве бывала когда-нибудь?

 — Была один раз... папа поехал и меня взял.

Костя замолчал. Это было как с его рукой: с какой стороны ни дотронься — больно.

 — Товарищ лейтенант, а вы в Москву в командировку едете?

 — В командировку.

 — А потом опять на фронт вернетесь?

 — Потом опять вернусь.

Девочка кивнула головой, как бы успокаивая лейте­нанта, что больше она его об этом расспрашивать не бу­дет: мало ли что — может быть, военная тайна.

 — А что у вас с ногой, товарищ лейтенант?

 — С какой ногой?

 — Вот с этой, на которую вы немножко хромаете?

 — Ты и это уже разглядела, глазастая? Эту ногу я еще весной об немецкую мину ушиб.

 — Это которые в земле лежат?

 — Нет, которые с неба падают.

Светлана сейчас же поняла:

 — Ага. Миномет. Товарищ лейтенант, вот, наверное, мама ваша обрадуется, когда вас в Москве увидит!

 — Откуда ты знаешь, что у меня мама в Москве?

 — А я ночью слышала, как тот, другой лейтенант ска­зал, что вы маму в Москве повидаете.

 — Не совсем точные сведения, — возразил Костя, — мама моя не в Москве, а под Москвой живет — тридцать километров.

 — Ну так что ж, увидитесь все-таки с ней?

 — Увижусь, конечно.

 — Вот я и говорю — обрадуется. Товарищ лейтенант, вы мне скажите, как вашего капитана зовут, и адрес дайте.

 — Зачем тебе?

 — А как же! Он сказал, чтобы я ему писала из Москвы.

 — Дело важное, — согласился Костя. — Вот тебе блокнот, вырви страницу и записывай номер полевой почты.

В солдатских карманах всегда бывает тесно. Вместе с блокнотом Костя вынул и положил на колени фотогра­фию и два письма.

 — Это вашей мамы карточка? — спросила Светлана и вдруг покраснела и смутилась, как смутился бы взрос­лый человек, совершивший бестактность: девушка, сня­тая на фотографии, не могла еще быть ничьей мамой,

Костя засмеялся, тоже слегка покраснев:

 — Нет, это просто одна знакомая. Нравится тебе?

 — Нравится. Красивая очень,

 — А мама моя вот.

Светлана долго и внимательно разглядывала фотографию. Наконец, вздохнув, сказала с глубоким убеж­дением:

 — Она очень хорошая, ваша мама!.. А вашу знако­мую Надей зовут?

 — Ты что — цыганка или Шерлок Холмс?

 — Нет, я просто глазастая. Вот здесь на конверте на­писано: «Надежде Сергеевне Зиминой». Написали пись­мо, а отправить не успели — сами поехали.

 — Почему все-таки ты так уверена? Может, это маму мою Надеждой Сергеевной зовут?

 — Не-ет! Вашу маму Зинаидой Львовной зовут. И фа­милия Лебедева, как у вас. Ей вот это, другое письмо, без конверта, треугольничком сложено!

«Ну и бес эта девчонка!» — подумал Костя, расхохо­тавшись и краснея все больше и больше.

 — Ладно, проницательная женщина, вот тебе каран­даш, пиши: «Капитан Шульгин...»

Когда адрес был записан, Костя стал опять расклады­вать по карманам свое имущество.

 — Странно все-таки, — сказала Светлана: — вам руку только перевязали, и все. Когда рука ранена, ее пола­гается вот так еще чем-нибудь широким к плечу подвя­зать. А то вы ее и туда и сюда...

Костя усмехнулся:

 — У нас в медсанбате врачи и сестры тоже очень опытные. Они так и сделали. Только я эту повязку снял.

 — Ага, — понимающе сказала Светлана. — Чтобы не так страшно было вашему капитану?

 — Чтобы не так страшно.

 — Вы бы хоть в карман ее положили, повязку. Теперь и подвязать нечем.

Светлана подумала с минуту, нагнулась к своему узел­ку, порылась в нем и решительным движением вытянула шелковый вязаный шарф.

 — Согните руку. Держите так... Ну вот... — Она пере­кинула шарф ему на шею и завязала узлом. — Ведь луч­ше, правда?

 — Красота! И шарф у тебя какой нарядный... шел­ковый... полосатенький. Откуда такой взялся?

Она ответила:

 — Это мамин шарф.

 — Как здесь уютно! Правда, товарищ лейтенант? Я так давно не ездила в поезде!

Светлана жадно смотрела в окно, сначала молча — уж очень грустно было видеть сожженные деревни, выруб­ленные леса, разрушенные станционные здания. Но поезд бежал все дальше и дальше на восток, и пейзаж ме­нялся.

 — Смотрите, смотрите, товарищ лейтенант! Здесь уже пашут! Трактором! Товарищ лейтенант, смотрите, а здесь новые дома строят!

Костя вставал, подходил к окну и с не меньшим лю­бопытством и радостью, чем Светлана, смотрел и на трак­тор и на новые дома. Но день был свежий, от окна поря­дочно дуло через разбитое стекло, а Костю стало по­знабливать после бессонной ночи. Опять заболела рука. Он сел в углу, около двери, подложив под локоть веще­вой мешок.

 — Вы бы полежали, товарищ лейтенант.

 — Вот что, Светлана, — сказал он, — хватит тебе меня лейтенантить. К тому же, заметь, ты каждый раз по­вышаешь меня в чине: я еще не лейтенант, а только млад­ший лейтенант.

 — Хорошо, товарищ младший лейтенант, буду назы­вать младшим.

 — И это не обязательно. Ты человек гражданский, и так строго соблюдать устав тебе ни к чему.

 — Как же мне говорить? Товарищ Лебедев?

 — Слишком официально.

 — Тогда скажите, как вас по отчеству? Константин... а дальше?

 — Вот отпущу себе бороду лет через пять, тогда мне отчество потребуется, а пока можно без него обой­тись.

Так как же мне вас называть?

 — Зови, как все люди зовут: Костей.

Ему хотелось пить. На столике у окна стоял жестяной чайник. Костя спросил у соседа:

 — Это ваш?

Сосед показал на верхнюю полку. Там кто-то спал, накрывшись с головой. Виден был погон танкиста с тремя сержантскими лычками, и торчали из-под шинели широ­кие подошвы сапог.

Костя взял чайник, болтнул его, но чайник был пустой и легкий.

Они подъезжали к станции. Светлана прижалась к окну, высматривая что-то на перроне. Как только поезд остановился, она вдруг сорвалась с места, схватила чайник и, быстро сказав: «Я сейчас!» — исчезла в кори­доре.

 — Куда ты? Стой, стой!

Девочка уже мчалась по платформе, прямо к баку с кипяченой водой, около которого образовалась очередь.