Свет женщины - Страница 22

Я позвонил и сначала даже подумал, что там никого нет. Потом дверь открылась, и меня встретила, широко улыбаясь, какая-то старушка; она, верно, думала о ссоре влюбленных.

- Входите, входите. Мадам просила подождать. Она вам позвонит.

В гостиной на столе был кофе и горячие круассаны.

- Сварить вам яйцо?

- Нет, спасибо.

- Мадам сказала, что вам надо поесть и поспать немного.

- Где она?

- Не знаю, понятия не имею. Она вам позвонит.

Я прождал около часа. Я знал, что она вернется. Теперь, раз она останется со мной, я даже мог побыть в одиночестве. Потом я собирался сходить за цветами и подарить их той уличной мадемуазель, которая приходила к сеньору Гальбе поддержать компанию, потому что человек не может обходиться одной собакой.

Я долго не снимал трубку. Все-таки еще немного надежды.

- Мишель...

- Знаю, Лидия. Я все понимаю.

- Я сейчас в Руасси. Улетаю на несколько месяцев,

- Ты права.

- Я слушала твои молитвы всю ночь и... там слишком много места. Это слишком велико для меня. Ты возвысил меня, а я простой человек. Боготворить - не значит любить. Ты возводишь соборы, а я помещаюсь в двухкомнатной квартире, восемьдесят квадратных метров. Ты потерял женщину, которая была для тебя всей жизнью, и ты пытаешься свою жизнь превратить в женщину. Она оставила тебе несметное богатство. Я чувствовала бы себя уверенней, будь ты победнее: тогда ты мог бы больше отдать. Я знаю, невыносимо жить без любви. Однако это всего лишь такой образ жизни. Я прекрасно понимала, что делаю. Я была так несчастна, что мне необходимо было помочь кому-нибудь. Я попыталась помочь вам обоим. Я эгоистка, знаю... И еще. Ты говорил о братстве, помнишь...

- Конечно. Это единственное, на что никогда еще не решались мужчина и женщина. Глухо.

- Я не хочу любить святой любовью. Это слишком тяжкий груз.

- И единственный. Не плачь.

- Мишель, так жить невозможно.

- Да? Тогда правильно делаешь, что плачешь.

- Женщина не может жить только мужчиной, а мужчина - женщиной.

- Ничего не могу поделать. Ты для меня биологическая необходимость. Каждая моя клеточка взывает к тебе.

- В тебе говорит больше твоя вера, абсолютная, отчаянная и дикая, нежели то, что мы вместе можем сделать с нашей судьбой...

- Да.

- Когда находишь в человеке такую потребность любить, то уже перестаешь понимать, существуешь ли для него, любят ли тебя, или ты просто орудие культа... Я тоже должна жить, я сама. Я не хочу принимать эту религию. Нам не нужно боготворить, Мишель. Обожествление всегда требует святости, а святость... нас уже ею закормили. Я бы даже сказала, мы сыты ею по горло; и распутники сегодня имеют, может быть, даже большее право голоса и могут больше нам сказать, чем святые.

- Ты, должно быть, пережила ужасную ночь.

- Я ее пережила, Мишель. И еще я помогла другой женщине. Теперь я уезжаю. Уезжаю, потому что ты пьян от горя и потому что я даже не знаю, кто ты на самом деле. Слишком много сейчас отчаяния, паники в тебе... да и во мне. Так слишком просто. Однажды, когда мы начнем уже забывать о пережитом кораблекрушении, когда мы станем опять сами собой, мы снова встретимся... и познакомимся заново.

- Просветленные...

- Да, и все будет гораздо сложнее. Мы посмотрим друг на друга, скрывая удивление; ты скажешь про себя: "Не может быть!", а я: "Нет, это не он, это невозможно..."

Она рыдала. Я был счастлив. Мы уже вместе.

- Лидия, уезжай и ни о чем не беспокойся. Уезжай так далеко, как только сможешь. Не возвращайся, пока не иссякнут твои сомнения. Встречай других. Живи случайными знакомствами.

Не бойся, это ничего. Я жду тебя, когда бы ты ни вернулась.

- До скорого. Можешь жить у меня, если хочешь.

- Нет, представь себе, я не выношу иллюзий. Уезжай. Я постараюсь протрезветь. Она рассмеялась:

- Смотри не перестарайся.

- Можешь не волноваться.

Выйдя на улицу, я остановился перед цветочной лавкой. "Какие цветы она любила? - Все". Ей нравилась сирень, но нам придется подождать до весны. А сейчас мне нужно было дотащить свое тело до дому, помыть его, накормить, одеть во все чистое и поместить в витрину, к остальным таким же, может, оно еще пригодится. Прохожие как-то странно смотрели на меня: призрак без женщины казался чужим в этих краях. Сквозь крыши проглядывало другое солнце. Я чувствовал, что все окружавшее готово втянуть меня в свой оборот, но это уже было делом вечности, вселенной, космического времени, а небо притворялось, но его выдавала необъятность, потому что настоящее небо маленькое, с ладонь. Я удивился, увидев вокруг столько достойных и гордых мужчин, которые не просили милостыню, столько женщин, в глазах которых не было мольбы. На тротуаре какая-то девчушка в задумчивости: глядела на свалившуюся с ноги туфлю, которую она пыталась снова надеть. Трудная задача, без посторонней помощи здесь не обойтись. Она подняла голову и важно посмотрела на улыбающегося господина, склонившегося над ней: он мог бы пригодиться.

- Никак не могу надеть туфлю, - сказала она. - Попробуй?

Я встал на колено и прекрасно справился с заданием. Белокурое счастье коснулось моей щеки, и я почувствовал такое нежное, легкое дуновение, что закрыл глаза.

- Спасибо, ты хороший. Я живу напротив, Она внимательно посмотрела на меня и решила, что я еще на что-нибудь сгожусь. Она взяла меня за руку.

- Идем, - сказала она. - Я помогу тебе перейти.