Свет в твоём окне - Страница 27
— Да уж. Соблазнитель, ловелас.
— Ты считаешь, детка, что я именно такой?
— Не знаю. Скорее всего, ты на самом деле совсем другой. А все это… это… твои ласки… Скажи, Брюс, а твое изобретение? Ты уже, наверное, продал его рецепт какому-нибудь промышленнику?
— Нет. Я решил не продавать его. Я буду заниматься этим сам. Где-то через год-два появятся первые опытные образцы. А лет через пять, после клинических испытаний, крем появится в продаже. А пока Риганы и иже с ними могут спать спокойно.
Они одновременно вспомнили о Риганах, и сразу же нахлынули неприятные воспоминания. Сплетни, скандалы.
Брюс попытался обнять ее, но она отстранилась.
— Неужели я так неприятен тебе? — с обидой спросил Брюс.
— Дело совсем не в этом…
— А в чем же тогда дело?
— Ты знаешь, что о нас говорят?
— Да, знаю. Но мне плевать на тех, кто говорит всякую ерунду, — мрачно сказал Брюс. — Я бы хотел поговорить с тобой об этом.
— А для чего?.. Мне говорить на эту тему совсем неинтересно. И не нужно смотреть на меня так, Брюс…
— Но послушай, ты же не знаешь, что я хочу сказать… Я собираюсь жениться на тебе.
— Как ты сказал? — переспросила Джойс.
— Наверное, иного и не следовало ожидать. Хотя ты и сомневаешься в этом, я все-таки джентльмен.
Джойс открыла окно. Ей не хватало воздуха. Слезы вдруг подступили к глазам. Встречный ветер сдувал их со щек.
— Джойс! — позвал Брюс. — Почему ты молчишь? Тебя совсем не интересует мое предложение?
Она почувствовала, как дрожит его голос. Она повернула к нему голову и, встретившись с ним глазами, прочитала в них любовь.
— Брюс, любимый! — Она бросилась к нему на шею и крепко обняла. Она не видела, что в его глазах тоже стоят слезы. Ему стоило большого труда подъехать к тротуару и остановить машину. Начинался дождь, и из-за капель на стекле и соленых капель, наполнивших его глаза, он почти ничего не видел. Вскоре начался настоящий ливень.
Они сидели в машине посреди дождя, прижавшись друг к другу. Брюс поднял за подбородок ее мокрое от слез лицо и поцеловал в соленые губы. Затем коснулся ее нежного бархатного подбородка и прильнул губами к ее шее.
— О Брюс!
— Что, Джойс?
— Я не хочу…
— Не хочешь выходить за меня замуж? — удивился молодой человек.
— Не хочу, чтобы ты был джентльменом!
— О господи, детка!
Он крепко прижал ее к себе и принялся страстно, жадно целовать. Казалось, это длилось целую вечность. Но Джойс хотелось, чтобы это не кончалось никогда.
— Ну вот, какое-то время я не был джентльменом, как ты и хотела, — проговорил Брюс, с трудом отрываясь от манящих сладких губ Джойс. — Но поскольку я все же продолжаю им оставаться, я бы хотел услышать ответ. Если ты помнишь, я сделал тебе предложение.
— Я помню…
— Так что же?
— Да… — тихо прошептала она.
— Я люблю тебя, Джойс!
— Брюс… — Джойс спрятала лицо на его груди, не в силах сдержать нахлынувших снова слез.
— Почему ты плачешь?
— От счастья, милый. Я тоже очень люблю тебя.
Эпилог
О свадьбе Брюса Мелвина и Джойс Пауэр написали все лондонские газеты. Причем большинство заметок было довольно язвительного характера. Это и неудивительно — вопреки традиции среди тысячи гостей, приглашенных на церемонию бракосочетания, не было ни одного журналиста. Охране было дано особое распоряжение — ни под каким предлогом не пускать никого из пишущей братии. Само собой, они страшно обиделись на чету Мелвинов и постарались излить свою желчь в заметках, посвященных их свадьбе.
Когда Брюс Мелвин с молодой женой на руках переступал порог своей спальни, он наклонил голову к ее уху и прошептал:
— Мне не хотелось видеть на своей свадьбе журналистов.
— Да. А как же я?..
— Ну вот ты и перестала быть журналисткой несколько минут назад. Теперь ты — моя жена.
— Да.
— Моя детка…
До чего же приятно было чувствовать себя маленькой, покоясь на крепких руках и широкой груди… Приятно чувствовать себя ребенком и одновременно женщиной.