Свет в окошке для одинокой кошки (СИ) - Страница 13
— Это все ерунда. Не забивай себе голову, — отмахнулся Миша.
— Надеюсь, — ответила Стася.
Прошло больше месяца как они встречались. Вова больше не появлялся в ее жизни. Не звонил и не приезжал. Один раз она встретила его в городе. Еле сдержала смех, когда Вова быстро перешел дорогу, чтоб с ней не столкнуться. Стася подумала, что он испугался ссоры с ней. Решил, что она начнет выяснять отношения на глазах у всех. Зачем ей такая слава? Чтоб потом весь город судачил? Глупо это.
С Мишей они только дружили. Ни с его стороны, ни с ее попыток перевести дружбу во что-то большее не было. Миша понимал, что она не согласиться с ним заводить отношения. Не такой он был завидный жених, а Стаси это было не нужно. Ей вполне хватало просто общения. К тому же после Вовы она окончательно убедилась, что больше страсти ей не получится испытать. Поэтому она оставила все попытки и надежды наладить личную жизнь.
— Поедешь в выходные на озеро купаться? — предложил Миша.
— Поеду. Только ты вроде хотел подработать?
— Всех денег не заработаешь. Нужно иногда и отдыхать, — ответил он.
Все было хорошо. Жизнь налаживалась. Она пришла в то русло, о котором так долго мечтала Стася. Боль начала утихать. Раны, что оставила обжигающая страсть, почти зарубцевались. Мысли о ребенке посещали ее все реже. Жизнь входила в прежнее русло. В то, где не было Мирона. Недаром говорят, что время лечит от любых чувств. Только где-то на подсознание Стася понимала, что чего-то было не так…
Она бежала по дороге. Кого-то догоняла. Он был там, в конце пути. Тот человек ее ждал. А она, глупая, все не понимала. Искала кривые дорожки. Сворачивала на другие пути. Он же ее ждал. Все это время. Ждал, когда она поймет. Быть счастливой. Стася хотела обычного счастья. Чтоб был любимый рядом, теплый домик, детский смех. Это надо было записать в блокноте с осенними листьями. Осень — это не значит, что будет обязательно дождь. Говорят, что осенью природа умирает. Нет, она лишь засыпает до своего часа.
Сон прервался. Пришла боль. Стася хотела закричать, заплакать, но не получилось. Слабое мычание. От этого она проснулась.
Темно. Стася вытянула руку. Нащупала стену. Каменный мешок. Темный каменный мешок. Но она лежала в кровати. Вокруг веревки, которые мешали шевелиться. Стало страшно. Из-за пересохшего рта кого-то позвать она не могла. Рука с трудом шевелилась. Вторая была крепко привязана. Веревки. Тонкие веревки и темнота. Оставалось только водить пальцами по холодной каменной стене.
— Проснулась? Станислава, ты меня слышишь?
— Да. Пить хочу, — прошептала Стася.
— Сейчас дам тебе воды, — ответила женщина. Она говорила так, словно Стася плохо слышала, поэтому искусственно повышала голос. Еще она говорила нарочно бодро.
— Спасибо, — прошептала Стася. Голос сиплый, чужой. Но хоть пропало ощущение песка во рту.
— Полежи пока, а я доктора позову, — сказала женщина. Доктор. Темный каменный мешок оказался больницей.
— Как самочувствие? — другой женский голос. Он отличался от первого. Строгий, сухой, сдержанный.
— Где я? — спросила Стася.
— В больнице. Так, больно?
— Больно, — почувствовав укол в ногу, ответила Стася.
— А так?
— Тоже.
— Замечательно. Пальцами пошевелить можешь? — спросила врач. Стася пошевелила пальцами на ногах и руках. — Молодец. Имя, фамилию помнишь?
— Помню. Почему темно?
— Потому что ты попала в аварию. Это осложнения, — спокойно ответила женщина. Она словно чего-то записывала и отвечала мимоходом.
— Варвара Андреевна! Там…
— Иду. Пока отдыхаем. Потом подойду чуть позже.
Авария. Стася ее не помнила. Она лежала и пыталась вспомнить. Заболела голова. Надо было позвонить маме. Сказать, что с ней все хорошо. Только телефона нет.
— Я поставлю капельницу. Рукой шевелить не надо, — сказала медсестра бодрым голосом.
— Мне надо маме сказать…
— Она знает. Вот переведут в палату, тогда и увидитесь. Пока надо отдыхать.
Надо отдыхать. Стася попыталась уснуть, но не получилось. Оставалось только водить пальцами по холодно стене штукатурки. Неровная и холодная. Рядом что-то пикало. Почему-то она вначале на это не обратила внимание.
— Станислава, вы спите?
— Нет.
— Я следователь Михаил…
— Миша. Мы ехали с Мишей на озеро, — сказала Стася, зацепившись за имя. — Что с ним?
— Вы помните, что случилось?
— Нет. Не помню. Но сказали, что произошла авария. Что с Мишей?
— Он погиб, — последовал ответ. Стася прикусила губу. Хотела заплакать, но не получилось.
— Значит ничего не помните?
— Нет.
— В вашу машину врезалась фура, которая потеряла управление.
— Не помню, — Стася опять начала водить пальцами по штукатурке. Следователь еще что-то спрашивал, но она не отвечала. Миша погиб. Она выжила. Почему-то выжила. Что она чувствовала? Ничего. Чувства словно заморозили. Это из-за холодной темноты. Вот выйдет солнце, тогда и чувства вернутся.
— Почему я ничего не вижу? — спросила Стася в следующий раз, когда услышала голос врача.
— Станислава, у вас была сильная травма глаз. Мы пытались сохранить второй, но не получилось. Пришлось провести ампутацию. Вы меня слышите?
— Слышу, — ответила Стася, которая никак не отреагировала на эту новость. — Темнота не уйдет?
— К сожалению нет. Завтра вас переведут в общую палату. Там вас мама навестит. Вы не одна. Не надо отчаиваться.
— Я и не отчаиваюсь, — ответила Стася. Темно и страшно. Холодно. Почему-то все время было холодно. Может потому что не было солнца? Стася еще никогда так не скучала по солнцу. Каждый раз она просыпалась с желанием его увидеть. Хотя бы в последний раз. Если не получится увидеть, то почувствовать. Это стало навязчивой идеей.
В палате, куда ее перевели, кто-то стонал. Две женщины переговаривались. Они прервали разговор, когда появилась Стася.
— Такая молодая, а с такими шрамами. Жуть.
— Теперь ее муж бросит. Точно бросит. У Наташки, когда она руку сломала, так милый сразу чемоданы собрал.
Глупые разговоры. Зачем их слушать? Стася осторожно коснулась лица. Шрамы ощущались под пальцами. Защипало. Лучше сейчас не трогать. А то можно занести грязь. Тогда еще хуже будет.
Пришла мама. Как раз начался обед. Она долго причитала. Говорила, что сразу прилетела, как ей позвонила баба Паша и сказала об аварии. Стася чувствовала, что мама переживает. Слышала ее тревогу в голосе, но не могла ничем успокоить. Она не знала, что отвечать. Не знала как жить в темноте. В полной темноте, от которой веяло холодом.
Поле. Солнце и грунтовая дорога, которая уходила вперед. Стася шла по ней, сбивая ноги. Она падала. Разбивала колени и вновь вставала, чтоб пойти вперед. Это было необходимо. Идти вперед.
Седобородый дедушка сухой, в черных одеждах шел по полю. Вскоре он оказался на дороге.
— Ты не туда идешь, — сказал он.
— А куда надо? — спросила Стася.
— Ты знаешь. Ты знаешь ответ…
Она опять проснулась. Сложно понять который час. Так как в палате все молчали, то Стася решила, что сейчас ночь.
И как теперь жить? Она не сможет работать. Не сможет заниматься привычными делами. Мама ее утешала тем, что они будут жить вместе. Она ей поможет. Стася уже понимала какая ее жизнь ожидает под оком заботливой мамы. Уже сейчас она не позволяла ей сделать лишнего движения. Не давала есть самой. Двигаться. Просто на кровати повернуться без ее участия было невозможно. Стася понимала, что мама волнуется. Переживает за нее. Но забота душила. Она растворяла остатки ее личности. Забота и жалость.
Стася спустила ноги с кровати. Нащупала на полу резиновые тапочки. Она постоянно выходила из палаты, но всегда в сопровождении или медсестры. Мама сидела в больнице до последнего, боясь оставить ее одну.
Холодные стены. Дверь. Она немного скрипит. В коридоре запах дезинфицирующего средства. Стася шла по коридору, считая шаги и держась за стену. Вот здесь стена обрывалась. Должен быть пост медсестры. Никто ее не окликнул. Значит никого нет. Можно гулять дальше. Свобода. Маленькая дерзость, которую она себе позволила. Дожили. Теперь прогулки по больничному коридору для нее дерзость.