Свет в океане - Страница 2

– Сообщишь утром, ладно?

– А если эта лодка с судна?

– Это ялик, а не спасательная шлюпка, – возразила Изабель.

– А вдруг где-то на берегу ее мать сходит с ума от беспокойства? Представь себя на ее месте.

– Ты же видел жакет. Скорее всего мать упала за борт и утонула.

– Милая, мы понятия не имеем, что с ее матерью. И кто этот мужчина.

– Но такое объяснение напрашивается само собой, разве нет? Младенцы не сбегают от родителей.

– Иззи, мы не знаем, что случилось. Мы ничего не знаем.

– Ты когда-нибудь слышал, чтобы младенцы уплывали от матерей? – Она еще крепче прижала малютку к груди.

– Иззи, это не шутки. Тот мужчина мертв.

– А девочка жива! Пожалей ее, Том.

В голосе жены звучала такая мольба, что Том не решился настоять на своем. Может, ей и правда нужно просто побыть с ребенком чуть дольше. Неужели он откажет Изабель в такой малости после всего, что ей пришлось пережить? В наступившей тишине она не сводила с него умоляющего взгляда.

– Ладно, если уж так необходимо… – неохотно протянул он. – Думаю, до утра это может подождать. Но утром – обязательно! Как только выключу маяк.

Изабель поцеловала Тома и сжала его руку.

– Мне надо вернуться на маяк. Я так и не поменял пароотводную трубку, – сказал он.

Шагая по тропинке, он слышал, как Изабель принялась напевать песенку про девушку, просившую ветер дуть с юга, чтобы к ней скорее вернулся суженый. Хотя мелодия была вовсе не грустной, но улучшить ему настроение не смогла. Поднимаясь по ступенькам наверх, он никак не мог отделаться от ощущения совершенной ошибки.

16 декабря 1918 года

– Да, я понимаю, – подтвердил Том Шербурн. Он сидел в скромно обставленном кабинете, где было так же душно, как и на улице. По стеклу барабанили капли летнего сиднейского дождя, заставлявшего прохожих ускорять шаг.

– Я не шучу, когда говорю, что жизнь там не сахар. – Мужчина, сидевший за столом напротив, кивнул для убедительности головой. – И совсем не похожа на развлекательную прогулку. Байрон-Бей – не самое плохое место в ведении Маячной службы, но я хочу быть уверенным, что ты понимаешь, как там будет. – Утрамбовав табак в трубке большим пальцем, он раскурил ее.

Из заполненной Томом анкеты вырисовывалась типичная для тех лет биография: родился 28 сентября 1893 года, воевал на фронте. Владеет МСС – Международным сводом сигналов – и азбукой Морзе, физически здоров и крепок, уволен с военной службы с отличной аттестацией. Согласно инструкции, предпочтение при приеме на работу следовало отдавать бывшим фронтовикам.

– Вряд ли… – Том запнулся, но все-таки сказал: – При всем уважении, мистер Кафлэн, там вряд ли будет труднее, чем на Западном фронте.

Мужчина полистал увольнительные документы и поднял глаза на Тома, будто хотел прочесть что-то по его лицу.

– Нет, сынок, не труднее. В этом, думаю, ты прав, – согласился он и принялся вводить в курс дела: – До места назначения добираешься за свой счет. Работа вахтовая, поэтому выходных тебе не положено. Постоянные сотрудники имеют право на месячный отпуск по истечении трех лет службы. – Он достал толстую ручку и подписался на формуляре, после чего, прижав печать к штемпельной подушке, поставил ее в трех разных местах. – Добро пожаловать в Маячную службу Содружества.

На бланке блестела дата, выведенная еще не успевшими высохнуть чернилами: 16 декабря 1918 года.

За шесть месяцев пребывания в Байрон-Бей у побережья Нового Южного Уэльса, где жили еще два смотрителя с семьями, Том постиг все нехитрые премудрости профессии, после чего отправился на смену на остров Маатсукер к югу от Тасмании, где почти всегда лил дождь, а штормы были такой силы, что сдували кур в море.

Работа смотрителем маяка оставляла Тому Шербурну много времени для раздумий о войне. Он вспоминал лица товарищей, подставлявших плечо и не раз спасавших ему жизнь, вспоминал лица умиравших, чьи прощальные слова было не разобрать, но он все равно согласно кивал, слушая их.

Тома миновала судьба тех, кому снаряды рвали сухожилия на ногах или вспарывали живот, откуда вываливались кишки, похожие на ком скользких угрей. Его легкие и мозг не были превращены в кисель отравляющим газом. Но, как и у любого человека, прошедшего горнило войны, она оставила в душе незаживающие раны, накрывая тенью черного облака всю последующую жизнь.

Он старался не думать о ней, зная, как много людей так и не смогли взять себя в руки и превратили свое существование в постоянный кошмар. Он старался отвлечься от мучительных переживаний, природу которых невозможно описать словами. Когда ему снились те годы, он себе представлялся мальчиком лет восьми с заляпанными кровью руками. Этот маленький мальчик противостоял взрослым дядям с винтовками и штыками и переживал, что никак не мог подтянуть сползшие носки, в которых ходил в школу: для этого надо было выпустить из рук винтовку, а она тяжелая и все время норовила выскользнуть из рук. И еще он никак не мог найти свою маму.

Потом он просыпался, и кругом только ветер, волны и маяк с хитроумным механизмом, поддерживавшим огонь и вращавшим линзы. И он снова оглядывался назад.

Если бы удалось укрыться от людей и воспоминаний, время бы наверняка излечило все раны.

Сидней, где прошло детство Тома, разделяли от Януса тысячи миль. И маяк, располагавшийся на острове, был последним напоминанием об Австралии, которое видели новобранцы с борта военного транспорта, увозившего их в Египет в 1915 году. После отплытия из Албани в морском воздухе еще долго стоял запах эвкалипта, а когда он исчез, Том вдруг с болью ощутил потерю чего-то важного, о существовании которого он раньше даже не подозревал. А спустя много часов появился маяк – самый отдаленный кусочек родины. И свет его луча, похожий на прощальный поцелуй, запечатлелся в памяти на долгие военные годы. Когда в июне 1920 года Том узнал об открывшейся там вакансии смотрителя, он расценил это как личное приглашение старого знакомого.

Остров Янус, оседлавший континентальный шельф, считался одним из самых непривлекательных мест работы во всей Маячной службе. Хотя из-за тяжелых условий за работу там и платили по самой высокой ставке, но бывалые смотрители уверяли, что овчинка выделки не стоит, поскольку эти деньги никак не окупали трудностей службы. Тому предстояло заменить смотрителя по имени Тримбл Докерти, который встревожил начальство сообщением, что его жена посылает проходящим судам сигналы флажками МСС. Начальство посчитало необходимым принять меры исходя из следующего. Во-первых, несколько лет назад заместитель директора Маячной службы издал специальный приказ, запрещающий передавать с Януса сигналы флагами, поскольку суда, пытаясь их разобрать, могли подойти к острову на опасно близкое расстояние. И во-вторых, жены Тримбла, о которой шла речь, к тому времени уже не было в живых.

По этому поводу была затеяна оживленная переписка между Фримантлом и Сиднеем. Заместитель директора во Фримантле, ставя в известность о событиях головной офис, делал упор на безупречность многолетней службы Докерти. Однако начальство в Сиднее интересовало лишь неукоснительное соблюдение принятых правил и исполнение сметы. Найденный компромисс предусматривал предоставление Докерти шестимесячного отпуска на лечение, а на этот период его должен был подменить временный смотритель.

– Обычно мы не посылаем на Янус холостяков. Это очень далекая точка, и жена с семьей там нужны не только чтобы скрасить досуг, но и помочь по хозяйству, – сообщил Тому окружной инспектор Маячной службы. – Но учитывая, что вы туда отправляетесь на подмену… В общем, через два дня вы должны отбыть в Партагез. – С этими словами он подписал бумаги о командировании Тома на остров Янус на полгода.

Собирать ему было особо нечего, да и прощаться не с кем. Через два дня Том поднялся на борт парохода «Прометей» с вещевым мешком, в котором уместился весь его нехитрый скарб. Это судно курсировало вдоль южного побережья Австралии, заходя в портовые города между Сиднеем и Пертом. Несколько кают для пассажиров первого класса располагались на верхней палубе ближе к носу. Том плыл третьим классом, и его соседом по каюте оказался старый моряк.