Свет в августе - Страница 26

-- как они с Кристмасом чего-то там ночью в Мемфисе или на темной дороге возле Мемфиса и чего-то там с пистолетом... Не то с двумя пистолетами. Но тут же Кристмас вмешался, заткнул ему рот и увел. Словом, что-то там было такое, про что Кристмас не хотел трезвонить, -- да и у Брауна хватило бы ума не растрезвонить, если бы не напился. Так я слышал. Сам я при этом не был. -- Подняв голову, он вдруг сознает, что опустил глаза раньше, чем встретился с ней взглядом. Он словно предугадывает уже что-то безвозвратное, непоправимое -- он, веривший, что здесь, на фабрике, в субботу после отбоя, когда он один, случая причинить другому зло или вред у него не будет.

-- А какой он из себя? -- спрашивает она.

-- Кристмас-то? Ну...

-- Я не про Кристмаса.

-- А-а, Браун. Ну да. Высокий, молодой. Смуглый; женщинам он кажется интересным, -- по слухам, многим. Большой охотник посмеяться, подурачиться, над людьми подшутить. Но мне... -- Голос его пресекся. Он не в силах поднять глаза, выдержать ее упорный трезвый взгляд.

-- Джо Браун, -- говорит она. -- А нет у него такого белого шрамика вот тут, возле рта?

Он не в силах поднять глаза; он сидит на штабеле реек, но сделаного не воротишь, и он готов язык себе откусить.

Из окна кабинета ему видна улица. Она близко, потому что лужайка не широкая. Это -- маленькая лужайка, на ней -- пяток низкорослых кленов. Дом -- некрашеный, бурый, скромный коттедж -- тоже мал и закрыт разросшимися миртами, алтеем и садовым жасмином, если не считать просвета, через который окно смотрит на улицу. Закрыт настолько, что свет уличного фонаря на углу едва пробивается сюда.

Из окна ему видна и вывеска, которую он называет своим памятником. Она стоит в углу двора, невысокая, обращенная к улице. Продолговатая, полметра на метр, доска лицом повернута к прохожим, оборотной стороной к нему. Но ему и незачем ее читать, потому что он сам аккуратно сделал ее -- при помощи молотка и пилы, сам аккуратно и тщательно вывел на ней надпись, когда понял, что ему понадобятся деньги на хлеб, на дрова и одежду. Когда он кончил семинарию, у него был небольшой доход с отцовского капитала, но, получив церковь, он свои квартальные чеки сразу же стал переводить на исправительную колонию для девочек в Мемфисе. Потом у него отняли церковь, отняли Церковь, и самым горьким в жизни -- горше утраты, горше бесчестья -- было для него письмо, в котором он сообщал колонии, что отныне сможет посылать лишь половину прежней суммы.

Он продолжал переводить им половину доходов, которых и целиком едва хватало бы ему на жизнь. "К счастью, я кое-что умею", -- говаривал он в то время. Отсюда -- вывеска, которую он сам аккуратно сколотил и сам написал, остроумно замешав в краску битое стекло, чтобы ночью под уличным фонарем буквы по-рождественски искрились:

ПРЕП. ГЕИЛ ХАИТАУЭР, Д. Б.

УРОКИ РИСОВАНИЯ

ИЗГОТОВЛЕНИЕ

РОЖДЕСТВЕНСКИХ И ПОЗДРАВИТЕЛЬНЫХ ОТКРЫТОК

ПРОЯВЛЕНИЕ ФОТОГРАФИИ

Но минуло уже много лет, и учеников у него не было, аОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com