Свет любви и веры (сборник) - Страница 1

© Андрюшкин А.П., перевод на русский язык, 2018

© Фонд исследований исламской культуры, 2018

© ООО «Садра», 2018

© ООО «Издательство «Вече», 2018

Авторы необычного сборника, который читатель держит в руках, – блестящие представители иранской прозы: Реза Амир-Хани, Сейед Мехди Шоджаи, Надер Эбрахими, Сара Эрфани. Писателей волнуют актуальные проблемы, с которыми сталкиваются их современники, они остро реагируют на изменения, происходящие в иранском обществе, останавливаются на мельчайших подробностях обыденной жизни, дать оценку которым подчас очень непросто. К историям, собранным в этой книге, невозможно остаться безразличным: написанные с большим мастерством и искренностью, они трогают до глубины души, болью, грустью или тихой радостью отзываются в каждом неравнодушном сердце.

У каждого писателя в этом сборнике своя история и свои герои: они принимают судьбоносные решения и совершают смелые поступки, боятся и ошибаются, радуются и печалятся. Но при всем разнообразии характеров и судеб их объединяет одно: они просто люди, неидеальные, настоящие, сомневающиеся, ищущие себя и Бога. Этот авторский прием позволяет заставить нас, читателей, оглянуться вокруг, вникнуть в суть происходящего в нашей собственной жизни. Этому же замыслу подчинена и композиция сборника, «стержнем» которого является авторское настроение – порой добродушное и оптимистичное, порой спокойное и грустное, а иногда мечтательное и светлое, неизменно излучающее теплый свет любви и веры.

Каждое произведение в этом сборнике – будь то короткий рассказ, повесть или роман – необычны по сюжету, форме и языку. Здесь вы увидите и печальную историю о жизни Насера-армянина, чье прозвище предопределило его судьбу, и яркую россыпь рассказов о любви и вере, где реальность удивительным образом переплетается с вымыслом, и невероятно трогательный роман о том, как обрести путь к Богу, героев которого – иранку Негар и американца Николаса – объединила электронная переписка, и эмоциональную повесть о возвращении домой после долгого изгнания. Перед нашими глазами проплывают яркие картины повседневной жизни современного Ирана, поражающие реалистичностью и правдивостью. Вместе с главными героями мы пытаемся преодолеть все – страхи, страдания, несчастья и другие тяготы, всей душой стремясь к добру, истине и справедливости. Органично дополняя друг друга, эти истории во всей полноте отражают окружающую действительность, современные реалии иранского общества, заставляют снова и снова размышлять о вечной борьбе добра и зла, нравственности и порочности, вере и неверии, любви и ненависти, свободе и предопределении.

Говорят, что Насер еще не родился, когда отец его купил дом выше Хасан-абада. Говорят, что отец Насера взял вторую жену и после этого вынужден был купить этот новый дом – «обновить свое ложе». В прямом смысле поговорки. Первая жена – на улице Мохтари, в старом, унаследованном от предков доме, и вторая – выше Хасан-абада, в армянском квартале.

Новая жена первыми родами произвела на свет мальчика, этого самого Насера. Дом ей супруг купил большой и красивый, в два раза просторнее старого. Не то чтобы он был так уж покорен красотой ее глаз и бровей; дело было скорее в дешевизне. В армянском квартале – расположенном всего двумя перекрестками выше площади Шахпур – земля стоила вдвое дешевле. В квартал этот, кроме гулящих пьяниц-холостяков, никто не заходил, причина тому: винный магазин и распивочная «крошки Петросяна». Поговаривали и еще кое о чем, кроме вина, хотя на самом деле армяне не очень этим увлекались. А если увлекались, то чужих к этому не допускали.

Поступок отца Насера не был лишен мудрости. Если бы вторая жена его осталась в прежнем квартале, она, несомненно, сделалась бы мишенью для порицания. И так уже и в кофейне Хосейна-турка Моуляви, и в «Сахарной мечети» Хани-абада (мечети Канд) этот второй брак стал притчей во языцех.

– Старик совсем стыд потерял.

– В таком возрасте – неприличный поступок.

– Однако же он – мужчина: сына смастерил. Надо бы зайти глянуть, какой аптекарь его пользует.

– А что сын? В таком возрасте – бахрома на гроб этот сын.

– А мамочка у сына молоденькая. Старик помрет, она дом сразу слопает и стаканом воды запьет.

– Нет, он по уму сделал: дом записал на сына. Если бы на свое имя, сыну бы ничего не досталось.

Дом был большой. В те времена в документах не писали площадь, лишь указывали границы. На севере – до церкви Девы Марии, на западе – до владения Стефаняна-повозочника. На востоке – до дома еще одного армянина. Если бы там всё не снесли, то сегодня владение бы насчитывало, вместе с участком, две тысячи квадратных метров.

Когда Насер достиг школьного возраста, мама записала его в школу Хакима Низами, расположенную ниже площади Шахпур. Очень долго приходилось мальчику идти, пока доберется до школы. На счастье, полпути он проделывал в компании мальчишек из своего квартала. Те, не доходя до Шахпура, сворачивали в «Школу падре Хакупяна», а Насер следовал дальше до школы Хакима Низами. И, как знать, может быть, именно с этих пор за ним закрепилось прозвище «армянин». Оно было не совсем беспричинным, ведь Насер, покидая школу, несся бегом к ребятам из своего квартала, чтобы вместе вернуться в Хасан-абад. Пару-тройку слов и по-армянски выучил.

– Пийтар барук ари, Хаким Низами!

И вот в своей школе его прозвали Насером-армянином. Его это не обижало, даже нравилось. Иногда он учил своих одноклассников армянскому языку. Нескольких самых отъявленных хулиганов научил сочным армянским ругательствам, и они преследовали соседей Насера аж до Хасан-абада, повторяя всё те же два-три армянских нехороших слова. По этой причине армяне осердились на Насера, и ему пришлось долго упрашивать их, чтобы с ним заключили мир.

Насера-армянина не сильно обижала его кличка. Может, потому, что в те времена у каждого было свое прозвище. Долговязого дразнили «двухэтажным», обладателя косой походки – «одноплечим». Того, кто часто ходил в гости, обзывали «дармовым». И Насер, видя, что его не зря так кличут, не злился и не протестовал.

Первый раз его обидела кличка, когда он предложил пирожное – баклаву[1] – сыну Хаджи, имама соборной «Сахарной мечети». И сын Хаджи без экивоков ему ответил: «Батька говорит, не приведи Аллах, чем-то угостишься у Насера-армянина. Они нечистые, очищению не подлежат. Если съешь баклаву – тут она тебе всем миром вспыхнет в животе».

– Папа твой так и сказал – про баклаву?

– Ага. Папа мой ни перед чем не остановится. Глаз у него зоркий. И про тебя всё знает, и про дедов твоих, и про отца-двоеженца.

Насер не смог ничего ответить. Может, потому, что с неармянами он не так часто и сталкивался. Он забрал пирожное, а, отойдя от сына Хаджи, буркнул под нос: «И не надо… иди к черту!»

Его это очень обидело; но это было только начало. Ему еще не исполнилось пятнадцати, когда учитель шариата отвел его в сторонку и сказал, что мусульманином надо быть до глубины души, именно с душой произносить исповедание. Насер расплакался. Пришел домой и нагрубил матери, она, в свою очередь, всю вину свалила на отца-двоеженца. Но, видя, что Насер действительно расстроен, дала ему сумму карманных расходов на месяц, чтобы он на эти деньги угостил одноклассников и чтобы они перестали называть его «Насером-армянином».

Он пригласил ребят на угол улицы Мохтари к мороженщику Акбару Машди[2]. Всем купил «молочного с морковью», потом еще по порции «мороженого-соломки». И все дали ему слово, что не будут его называть «Насером-армянином» – однако уже через пару-тройку дней это слово нарушили. Они только сейчас поняли, что он переживает из-за этой клички. И вот на третий день хулиганы из класса так переиначили известную песню: