Свет и тени (ЛП) - Страница 20

Что же касается материи, то она по сравнению с тонкой или подвижной (animic) субстанцией является в большей степени «сгустившейся»[56] или «кристаллизованной» при помощи холодного воздействия «ничто» универсальной субстанцией. Процесс проявления никогда достигнет этого «ничто» по той простой причине, что абсолютное «ничто» не существует или существует лишь в виде «указания», «направления» или «стремления» в самом творении. Так, холод является лишь нехваткой тепла и, следовательно, нереален, несмотря на то, что он преобразует воду в снег и лёд, будто бы обладая созидательной силой.

Пространство «исходит» из точки или центра – это «расширение», «стремящееся» к бесконечности и неспособное когда бы то ни было её достичь. Время исходит из текущего мгновения или настоящего момента[57] – это продолжительность, стремящаяся к вечности. Форма исходит из простоты – это разделение или сложность, стремящаяся к совершенству. Число исходит из единства – это умножение или количество, стремящееся к полноте[58]. Наконец, материя исходит из эфира – это кристаллизация или плотность, стремящаяся к неизменности, тождественной неразрушимости. В каждом из этих случаев «средний этап», которым «является» соответствующее состояние, пытается достичь, грубо говоря, совершенства или достоинства «исходной точки», но делает это на своём уровне или, скорее, в своём движении – там, где такое достижение невозможно. Если бы расширение обладало достоинством точки, оно было бы бесконечностью; если бы продолжительность обладала достоинством мгновения, она было бы вечностью; если бы форма обладала достоинством простоты, она была бы совершенством; если бы число обладало достоинством единства, оно было бы полнотой; если бы материя обладала достоинством эфира – проистекающей из вездесущности неизменностью – она сама была бы неизменностью.

Если возразить, что на уровне форм сфера достигает совершенства, мы ответим, что совершенство формы невозможно ограничивать его простейшим видом, ибо прекрасную и сложную форму – например, человеческое тело – от сферы отделяет вовсе не недостаток совершенства, а принцип формы как раз и стремится к сложности, в которой и только в которой он может реализовать красоту. Это, однако, ни в коем случае не обозначает, что на этом уровне совершенство достижимо. На самом деле сложное совершенство потребовало бы формы, сочетающей строжайшую обусловленность (necessity) или ясность с величайшим разнообразием, а это невозможно потому, что возможные формы неисчислимы тем более, чем дальше они отдаляются путём дифференциации от исходной сферы. Погружаясь в сложность, можно определённо достичь «одностороннего» или «относительно абсолютного» совершенства данной красоты, но не внутреннего и абсолютного совершенства всякой красоты. Состояние чистой обусловленности реализуется только в сферической и «недифференцированной» протоформе.

Входящее в пространство входит также и во время, входящее в форму входит в число, а входящее в материю тем самым входит в форму, число, пространство и время. Пространство, «содержащее» подобно матрице и «сохраняющее», напоминает нам благо или милосердие; для нас оно подобно «матрице бессмертия», смерти как рождению в жизни вечной. Пространство сохраняет и связано с любовью; время, напротив, без колебаний бросает нас в «прошлое», которого более нет, и несёт в будущее, которого ещё нет или, скорее, никогда не будет, и о котором мы не знаем ничего, кроме смерти – единственной в жизни определённости. Здесь подразумевается, что время связано со строгостью или справедливостью, а также и страхом. Что касается материи, то она напоминает нам о реальности, ибо она является тем видом «не-небытия», который мы видим повсюду – от нашего тела до Млечного Пути. Форма напоминает нам о божественном законе и универсальных нормах, ибо она правдива или ошибочна, точна или неверна, важна или случайна. Наконец, число открывает перед нами безграничность всевозможности, в своей бессчётности подобной песчинкам в пустыне или звёздам на небе.

В какой бы мере пространство ни ограничивало своё содержимое, оно не может запретить ему существовать. Сколько бы время ни продлевало бытие своего содержимого, однажды оно всё равно прекратит существование. Протяжённость не заменяет эфемерность, точно так же как и пространственные ограничения не заменяют расширение. В пространстве ничто не может быть полностью потеряно, во времени же всё теряется безвозвратно.

Бытие априори проявляется посредством сущности. У этой сущности имеется два вместилища – пространство и время, соответственно положительное и отрицательное. У неё также есть два вида существования – форма и число: первая ограничивает, а второе расширяет. Число отражает пространство, так как расширяет; форма отражает время, так как ограничивает.

Если бы человек мог прожить тысячу лет, он бы, без сомнения, в конце концов почувствовал себя раздавленным пределами вещей, а значит, и пространством, временем, формой, числом, материй. В то же время в содержимом он бы видел только сущность. Ребёнок или обычный человек, напротив, видит лишь содержимое без сущности и без границ.

Каждое из этих условий нашего земного бытия дважды открывается Богу: пространство с одной стороны подразумевает геометрическую точку или «центр», а с другой – безграничное раширение, «бесконечность». Сходным же образом время подразумевает мгновение или «настоящее время», а также бесконечно длящуюся «вечность». В пространстве мы находимся как бы между центром и бесконечностью, а во времени – между настоящим моментом и вечностью, и именно эти дома Божьи выводят нас из этих двух «измерений бытия». Мы не можем не думать о них, если сознаём, что живём в них, а они, так сказать, живут в нас. Центр и бесконечность, настоящее время и вечность являются полюсами соответственно пространства и времени, но в то же время мы избегаем этих систем координат благодаря этим полюсам: центр, строго говоря, уже не находится в пространстве, геометрическая точка не имеет площади, а абсолютное настоящее или чистое мгновение – продолжительности. Что касается бесконечности, то это своего рода «не-пространство», подобно тому, как вечность является «не-временем».

Давайте вновь подумаем о состоянии формы: в форме лежат геометрическое и телесное совершенство, оба из которых открывают Бога. Создатель являет Себя в «абсолютности» круга, квадрата, креста, а также в красоте – бесконечности – человека или цветка. Геометрическая красота «холодна», а телесная «тепла». Но, строго говоря, «центром» этого состояния формы является пустота. Элементарные геометрические формы, начиная со сферы, воплощают собой первое «стремление» формы из пустоты, а значит, одновременно и первые «выражения» и «отрицания» этой самой пустоты. Сфера является формой, более прочих близкой к пустоте, отсюда и её совершенная простота. Человеческое тело в своей обыкновенной красоте и его различных вариантах ближе всего подходит к изобилию, соответствуя противоположному совершенству – совершенству сложности. Изобилие сводит воедино максимум однородных аспектов или вносит в форму полноту: сфера и человек формально соответствуют единству и полноте. Форма выражает в конкретном, объединяющем и качественном виде то, что число выражает в виде абстрактном, разделяющем и количественном. Ноль по отношению к единству подобен пустоте по отношению к сфере; единство определяет Бога, а полнота соответствует Его проявлению – космосу.

Всюду видеть Бога означает во всём видеть Самость (Атман). Это означает осознание аналогических связей – в той степени, в которой они являются «видами тождества» – между принципами или возможностями, сперва включёнными в божественную природу, а затем устремляющимися или реверберирующими «навстречу ничто» и составляющими микрокосм и макрокосм, из которых они создают одновременно вместилище и содержимое. Пространство и время являются вместилищем, форма и число – содержимым, хотя они и выступают вместилищем по отношению к веществам, ими сгущаемым или делимым на части. Материя же, что более очевидно, одновременно является вместилищем и содержимым: она «содержит» вещи и «заполняет» пространство, время гложет и поглощает её содержимое, но сама она остаётся как бы вне времени в той самой мере, в которой она совпадает с продолжительностью.