Свет и тени (ЛП) - Страница 18

Если мы желаем понять, что этот мир фальшив, а Брахман подлинен, мы должны также понять, что всё сущее есть Атман. Таков глубочайший смысл любви к ближнему своему.

Муки Христовы суть муки Интеллекта, окутанного страстями. Терновый венец – это индивидуализм или гордыня, крест – забвение или отвержение Духа, а вместе с ним и Истины. Дева – это душа, подчинённая Духу и единая с ним.

Сама форма Христова учения объясняется тем фактом, что Христос направил своё послание всем без исключения людям. Следовательно, он не мог выразить его так, чтобы для кого-то оно было непонятно, бесполезно или даже вредно. Шанкарачарья мог учить чистому гнозису, потому что не обращался ко всем. Он мог воздержаться от этого потому, что уже существовала индуистская традиция, априори включавшая в себя духовные пути, адаптированные для среднего ума и страстного темперамента. Однако Христу, создателю духовной и социальной вселенной, необходимо было говорить со всеми. Неверно порицать Христа за то, что он не учил открыто чистому гнозису – которому он на самом деле учил самим своим пришествием, своим образом, действиями и чудесами – но столь же неверно и отрицать гностический смысл его послания, а значит, и не признавать права на существование за натурами, предрасположенными к интеллектуальным размышлениям, сосредоточенными на метафизической истине и чистом созерцании, на чистом и непосредственном Мышлении; не предлагать им никакого духовного пути, сообразного их природе и призванию. Это противоречит притче о талантах и выражению «В доме Отца Моего обителей много»[46].

В этой тринитарной доктрине выражена вся суть христианства и, следовательно, перспектива единства. Она уже предугадывает единство in divinis[47]*: Бог по самой своей природе служит прообразом отношений между собой и миром – отношений, лишь кажущихся внешними.

«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»[48]: истина этих слов была явлена и по-прежнему явлена нам в христианстве благодаря непониманию и отвержению гнозиса. И это отчасти объясняет его судьбу в Западном мире.

Часто высказывается мысль о том, что видеть Бога необходимо «всюду» или «во всём». Для верующих эта идея представляется несложной, однако в ней присутствует множество разных уровней от простой мечты до интеллектуальной интуиции. Как можно пытаться «видеть Бога», незримого и бесконечного, в видимом и конечном, не рискуя впасть в заблуждение или совершить ошибку, или не наделяя эту идею слишком расплывчатым содержанием, лишающим слова всякого смысла? Именно этот вопрос мы намереваемся здесь прояснить, несмотря на то, что придётся повторить некоторые положения, уже прозвучавшие в других наших трудах.

Прежде всего, мы должны признать присутствие в окружающих нас предметах, а также в собственной душе (в той мере, в какой она является объектом нашего разума) того, что можно назвать «чудом бытия». Бытие чудесно по своей природе: именно благодаря чуду предметы, так сказать, отделены от небытия. Пропасть между ними и небытием бесконечна – с этой точки зрения мельчайшая пылинка обладает природой абсолюта, «божественного начала». Сказать, что нужно видеть Бога во всём, значит, прежде всего, увидеть его в бытии существ и предметов, не исключая и нас самих.

Однако явления обладают не только бытием, иначе они были бы одинаковы; им также присущи качества, как бы наложенные на бытие и реализующие заложенные в нём потенции. Качество, отделяющее хорошее от плохого, напоминает уменьшенный вариант бытия, отделяющего всякий предмет от небытия[49]. Следовательно, положительные качества, как и чистое, простое бытие представляют собой Бога. Существ привлекают качества, потому что их привлекает Бог; всякое качество или достоинство, будь то мельчайший физический признак или величайшая из человеческих добродетелей, передаёт нам что-то от божественного совершенства, в котором и лежит источник всяких качеств. С метафизической точки зрения, помимо этого совершенства у нас не может быть никаких иных поводов для любви.

Однако существует и иное «измерение», о котором необходимо помыслить тому, кто пытается получить память о Боге в вещах. Наслаждение, доставляемое нам качествами, демонстрирует нам, что они существуют не только вокруг нас, но и затрагивают нас напрямую благодаря Провидению; ведь видимый нами ландшафт – это одно, а тот, что простирается за пределами нашего взора – совсем другое. Таким образом, существует «субъективно-временнóе» измерение: вещи напоминают нам о Боге лишь настолько, насколько они хороши или способны передать положительное качество, но также и насколько мы сами способны постичь это положительное качество или воспринять его более непосредственным образом. В воздухе, которым мы дышим и в котором нам могли бы отказать, мы встречаемся с Богом в том смысле, что божественная дарующая рука присутствует и в самом даре. Эта способность «видеть Бога» в дарах Его соответствует «благо-дарению» (thanks-giving), в то время как восприятие качеств соответствует «восхвалению», а «видение» Бога в самом Бытии, в свою очередь, рождает в душе общее или фундаментальное сознание божественной реальности.

Таким образом, Бог проявляет себя не только посредством бытия и качеств вещей, но и благодаря посланным нам дарам Его; Он также открывается благодаря явлениям обратного порядка – ограничениям вещей и их дефектам[50], а также отсутствию или исчезновению чего-то положительного, полезного и приятного для нас. Нужно отметить, что точной противоположностью бытия является не небытие – это лишь абстракция, а ограничение, не позволяющее существованию стать чистым Бытием, стать Богом... Вещи ограничены во многих аспектах, но прежде всего в своих экзистенциальных параметрах, на земном уровне представленных материей, формой, числом, пространством и временем. Необходимо ясно разделить понятия «ограничения» и «дефекта» – действительно, уродство какого-либо создания и пространственное ограничение идеального тела находятся на разных уровнях, ибо последнее выражает форму, нормативный принцип или символ, а первое соответствует лишь недостатку и просто замутняет ясность символизма. Как бы то ни было, открытое Богом путём ограничения вещей, наделения их дефектами, а в отношении человеческого субъекта – лишением вещей или качеств – это «небожественная», а значит, «иллюзорная» или «нереальная» сущность всего, чем Он не является.

Все вещи суть лишь случайные проявления единственной и универсальной сущности – Бытия, которое всегда остаётся нетронутым по отношению к своим порождениям; оно проявляет, не будучи проявленным. Иными словами, это божественное, творческое действие, которое, начиная с Бытия, порождает всё сущее. Реально Бытие, а не вещи; сущность, а не её случайные проявления; неизменное, а не изменяющееся. Раз это так, как бы могли вещи не быть ограничены, как бы могли они не подтверждать своими многочисленными ограничениями единство божественного Слова, а значит, и Бога? Ибо универсальная сущность есть не что иное, как Слово творения, «Да будет!», породившее все вещи.

Слово «существовать» подразумевает также «иметь качества», но также и «иметь ограничения», даже дефекты. Мы уже отметили, что вещи ограничены не только сами по себе, но и по отношению к нам; они ограничены и эфемерны, и в то же время они избегают нас, будь то благодаря их отдалённости в пространстве или отдаляющей их судьбе. Это вновь позволяет нам «всюду видеть Бога», ибо если Бог проявляет свою реальность, своё изобилие и своё присутствие в акте дарования, Он проявляет нашу относительность, нашу пустоту, наше отсутствие – по отношению к Нему, – устраняя, то есть, так сказать, забирая дарованное Им.