Свет и Тень (СИ) - Страница 114

– Я это, не сомневайся, – Альк порывисто вздохнул, снова обняв Рыску, – И с этого момента – ни шагу друг от друга. Так будет лучше.

А потом господин Хаскиль вручил им по бокалу, велел пить.

– С отравой? – заигранно пошутил Альк.

– Как ты любишь, – не остался в долгу отец, и все посмеялись. Даже это было смешно через столько лет, когда выяснились все недоразумения.

– А ведь вы обманули меня! – не удержалась Рыска, – Говорили одно, оказалось другое...

– Что, получилось хуже? – спросил бывший посол, – Да и не обманул я ничуть! Теперь и ты, и ваши дети – мои наследники в любом случае, – улыбнулся он и продолжал, – А мне позвольте выпить за ваше здоровье, за долгие годы, которые вы проживёте вместе, за ваших замечательных детей, которые уже родились – и за тех, которые ещё будут. Я желаю вам быть такими же счастливыми, как мы с мамой, и очень рад, что именно мне выпала честь поженить вас. А ещё... – он вздохнул, подходя к детям ближе, – Ещё простите меня... Я был перед вами неправ. Простите, если сможете, я не со зла, – он отёр слезу, выпил вино до дна и обнял обоих сразу.

*

...Когда все разошлись из кабинета, госпожа Хаскиль закрыла дверь на засов и направилась а мужу.

– Что? – спросил он, в полумраке не разобрав выражения её лица.

– Сейчас я все косы кому-то повыдергаю, – прошипела она.

– За что? – не понял бывший посол, тем не менее, отгораживаясь от жены столом.

– За всё хорошее. А ну, иди сюда!

– Но они же простили! – напомнил старик.

– А я – нет! – сообщила жена. – Такая милая девушка... Столько лет!.. Тебя убить за это мало!

Господин Хаскиль остановился, позволив жене его догнать и правда слегка подёргать за одну косу – не больно, так, как таскают за чуб маленьких детей, чтоб застыдить, но не обидеть и ни в коем случае не причинить вред... А потом со вздохом обнял её. Если б он мог предотвратить то, о чём год назад поведала ему невестка, если б мог отдать свою жизнь за неё, то, ни щепки не сомневаясь, сделал бы это.

====== Глава 28 ======

Рыске не спалось. Замёрзла сегодня по дороге и, похоже, начала заболевать, что и немудрено было в такую мерзкую погоду.

Весь день ( или, точнее будет сказать, уже не первый день) постоянно моросил мелкий, противный дождь, а с наступлением сумерек начинался лёгкий морозец, и всё вокруг покрывалось ледяной коркой. Хорошо ещё, что нетопырь – не корова, ему есть, чем цепляться за лёд, а то бы и половины сегодняшнего пути не проделали.

Городок Приозёрье расположился как раз на берегу Плотинного озера и был по сути большой веской. Здесь, что само собой разумелось, было сыро, воняло рыбой, Пристани не было, а кормильня была лишь одна, большая, неплохая, но непомерно дорогая: хозяин, пользуясь своим выгодным подожением драл с гостей втридорога.

Вообще-то Альк с Рыской торопились не сюда, а дальше, вниз по течению Рыбки, на паром, чтобы переправиться на саврянскую сторону, где должны были встретиться с Крысоловом, от которого совсем недавно получили послание, и дальше, на север, где снова начались стычки всё с тем же врагом. Но сегодня мерзкая, несвойственная для середины зимы погода им здорово подгадила: на паром они опоздали, и теперь нужно было ждать до утра. Да и не первая это была задержка в пути.

Похлюпав немного носом, Рыска склонилась всё же к мысли, что придётся разбудить благоверного, иначе завтра они либо никуда не поедут, либо ей придется ехать больной. Она встала, зажгла лампу на комоде – и тут обнаружила, что Альк тоже не спит.

– Что случилось? – спросила она заботливо, про себя отметив, что это не спроста. Вроде говорил, что устал, лег раньньше неё – и не спит?

– Да, ничего, – отмахнулся Альк. Но Рыска, откинув одеяло, успела заметить, как он отдёрнул руку от правого бока.

– Болит? – участливо спросила она, припоминая, что это далеко не в первый раз.

– Да нет... – спокойно ответил Рыске муж, – С чего ты взяла?

– А почему не спишь? – продолжала допрашивать она.

– Не хочется пока. Легли слишком рано, да ты ещё носом хлюпаешь. Надо, кстати, дорожку тебе подправить...

– Зубы мне не заговаривай, – перебила Алька Рыска, – Признавайся: болит?

Альк закатил глаза.

– Всё видит! – со вздохом, проговорил он. Помолчал и всё же нехотя признался, – Так, на погоду ноет. Озеро это ещё, сырость...

А Рыска уже копалась в сумке, давясь слезами. Что-то слишком много всего в последнее время выпало на её долю, и плакать она стала по поводу и без повода.

– Не надо ничего, само пройдёт, – попросил Альк.

– Да хватит играть в героя! – жёстко сказала путница, – Если смажу чуть-чуть, хуже не будет, – она открыла маленькую баночку с зеленоватой, остро пахнущей мятой мазью и предельно осторожно нанесла её на шрам на теле Алька, при этом тяжело и горестно вздохнув. В следующий раз, прошу тебя, не молчи, – печально попросила она, рассматривая бледно-розовый, идеально прямой рубец, начинающийся на середине груди, тянущийся через весь правый бок и заканчивающийся у бедра, – Бедный мой, – прошептала она, дотронувшись губами до его шрама и тут же отворачиваясь, чтобы Альк не видел её слёз.

Уже два года прошло с тех пор, как Альк и Рыска поженились, и за эти два года она смогла пожалеть лишь об одном: что это не произошло раньше. Рыска и представить себе не могла, что на неё прольётся такой водопад любви и заботы. Конечно, прилюдно это никак не выражалось, но она была уже достаточно взрослой и мудрой, чтобы этого не ждать. Она и сама научилась не подначивать его и не спорить с ним прилюдно. Зато стоило им остаться наедине, как Алька словно подменяли. Он переставал показывать ей своё “я”, слушался Рыску буквально во всём, позволял ей себя жалеть, если ей того хотелось, и старался ни словом, ни делом не расстраивать, особенно избегая слёз.

Но был всё же один повод для этого, с которым и ему ничего было не поделать.

В первую их брачную ночь, в замке Альковых родителей, Рыска впервые увидела шрам на теле своего любимого, при чём, увидела не сразу, а после того, как схлынула первая волна страсти.

К тому времени Рыска была уже настолько закалённой, что ей бы и в голову не пришло бояться смотреть на последствия ранений, ибо повидала она на тот момент и трупы, и раны, при виде которых кровь стыла в жилах, и даже ещё живых, но уже обречённых людей, нашпигованных арбалетными болтами либо разрубленных почти пополам. Да и не просто созерцала она это со стороны, а принимала активное участие в исцелении, не раз, не два и даже не сто. Да и убивать, чего греха таить, приходилось...

Но когда Рыска увидела это... Альк навсегда запомнил, как она побледнела и рухнула как подкошенная. И хотя почти сразу и пришла в себя, две лучины потом беззвучно плакала, прижавшись а нему всем телом. Как она потом призналась, сама не поняла, почему так отреагировала на это. Однако он чувствовал, что всё она поняла... Просто не признается.

Рыска тоже старалась не раздражать мужа лишний раз, и за два года умудрилась ни разу с ним не поругаться, предпочитая лучше уступить, чем нарушить равновесие в их паре. Словом, не смотря то, что за два года они так ни разу и не расставались, они нисколько не надоели друг другу и были абсолютно счастливы. Война, которая хоть и не была непрерывной, а вспыхивала в виде стычек то тут, то там, – и та не могла помешать их счастью. Она лишь сплотила их ещё сильнее.

Путники не сидели на одном месте; их постоянно посылали туда, где они были больше всего необходимы, как сейчас. По сути, их жизнь не претерпела значительных изменений: они как и прежде, жили в дороге. Но теперь они были вместе. Они были сильнее, чем раньше. Но зато появился страх потерять друг друга. Оба помнили, как плохо было в одиночестве, и никто не хотел снова это пережить, а потому они старательно берегли друг друга. Если бы они общались с кем-нибудь более тесно, окружающие умерли бы от зависти к таким отношениям.

... Рыска убрала мазь в свою сумку и ушла в тёмный угол комнаты, которую они сняли до утра в кормильне, сделав вид, что жутко занята. На самом деле она просто хотела справиться со слезами, чтобы Альк этого не видел.