Свет чужого солнца - Страница 3

— «Мы стоим на одном клинке», — раздраженно начала девушка, чеканя каждое слово клятвы, — «связанные…» Встань, потаскушка! «Мы стоим на одном клинке, связанные честью самой жизни. Что свободно дано, пусть вернется свободно. Только дети могут принять силу другого и не быть обязанными, если же кто-то другой не вернет свой долг — да уменьшатся его силы, да превратится он в калеку. Никто не может свободно распоряжаться своей силой, если только он не расходует жизнь на служение плоти. Что свободно дано, пусть вернется свободно». Скажи, что ты требуешь взамен, грязная пожирательница падали.

— Твою защиту в течение одного цикла путешествия. Эти три ночи и три дня, тогда мы будем в расчете.

Джелийка нахмурилась. Клятва обязывала ее только однажды спасти этой женщине жизнь, как спасла ее та, но тогда девушке пришлось бы сопровождать Эйрис, пока не представится такая возможность, а джелийке этого совсем не хотелось. Эйрис знала, что легионеры могут предложить другой способ исполнения клятвы чести. Если бы не существовало такой возможности, скоро все они запутались бы в причудливо пересекающейся паутине присяг и клятв.

При всем при том ей никогда не приходилось слышать о джелийском легионере, который не сдержал бы слова чести. Только смерть, естественная или от руки врагов либо своих соотечественников, таких же решительных и несгибаемых, могла помешать им. «Джела для верности, Делизия для предательства», — пронеслось в голове у Эйрис. Эту пословицу часто повторяли и в самой Делизии. Эйрис вспомнила Совет города и усмехнулась.

— Я принимаю твое требование, — угрюмо согласилась девушка. — Куда ты направляешься?

— К Серой Стене.

— Зачем? — Джелийка подалась вперед.

— Я не обязана рассказывать тебе.

— Как хочешь. — Сестра-легионер нахмурилась. — Но неужели ты надеешься, что тебя возьмут за Серую Стену?

Эйрис посмотрела на нее и медленно произнесла:

— Ты ведь тоже идешь туда, к Стене.

— Они принимают только солдат и легионеров, делизийка.

Эйрис не слышала об этом. Делизию наводняли совершенно противоречивые истории о Серой Стене, дополняемые и подогреваемые слухами о войне с Джелой. Делизийцам не хотелось пускаться в путешествие просто для того, чтобы проверить все эти сплетни; лучше наживаться на том, что проверить нельзя. Однако ей не доводилось слышать, что ступить за Стену могут только легионеры и солдаты. Если это действительно так…

Если это действительно так, то ей некуда больше идти.

— Меня не волнует, попадешь ли ты за Стену, — продолжала джелийка. — Твое требование принято. Я буду защищать тебя до самой Серой Стены. Но мы попадем туда задолго до конца этого цикла. Только безвольный делизиец может тащиться туда так долго. Сейчас мы отдохнем, а потом будем идти весь Темный День, или пока у тебя хватит сил. К Стене подойдем к концу Первоутра или, самое позднее, в начале Легкого сна. Но я не сплю возле костров, чтобы каждая тварь меня видела, и не делю постель с проститутками. Я буду защищать тебя, делизийка, но спать и передвигаться ты будешь одна. Если понадоблюсь — зови.

— Подожди! Как тебя зовут?

— Джехан. Какое еще оружие у тебя в мешке?

— Никакого.

— Одна и без оружия посреди вельда? — фыркнула джелийка.

— Да.

— Ну тогда к чему так беспокоиться? Мне нужно что-нибудь получше, чем этот нож.

Сестра-легионер протянула руку к мешку Эйрис, та не могла помешать ей и покорно смотрела, как Джехан роется в ее вещах. Она искала оружие, которого там не было, но ей удалось нащупать другой предмет. Джелийка извлекла его наружу и открыла рот. Перед ней оказалась стеклянная скульптура — двойная спираль, наполовину голубая, наполовину красная.

Синий цвет постепенно переходил в индиго, потом в пурпур, затем следовал малиновый и, наконец, красный. В тусклом лунном свете спираль казалась совершенством, в котором не было ни малейшего изъяна.

Пораженная Джехан посмотрела на Эйрис:

— И ты осмелилась сделать это… ты…

На Совете ей задали тот же вопрос, возмутившись ничуть не меньше.

— Да.

— Ты, делизийка?!

— Да. — Она прикрыла глаза.

— Зачем?

— Потому что это прекрасно.

— Прекрасно?! Это символ джелийского клана жрецов-легионеров! Ты знала это, когда отливала спираль? Знала?

— Она не отлита. Стекло выдувают.

— Выдувают! Ты прикасалась губами…

Так же возмущался Совет. Глупцы. Как это люди могут быть настолько ограниченными? Их глупость лишила ее Эмбри.

— Ты осмелилась… — начала Джехан, задохнулась от ярости и крепче стиснула нож, — Делизия и Джела не воюют. Не все ли равно, какие символы создают наши мастера?

— Как только твой город нарушит перемирие, мы опять примемся воевать!

Это было похоже на правду. По крайней мере так случалось раньше.

Плодородной земли на побережье не хватало, чтобы прокормить оба города.

Проще позволить Джеле перебить часть едоков, чем выращивать для них пшеницу на делянках в вельде. Зерно, дичь, рыба, дерево — Джела для верности, Делизия для предательства.

— Я сделала спираль, — с расстановкой произнесла Эйрис, — потому что она прекрасна. И еще потому, что знала, как ее сделать. И если легенда, которую рассказывают ваши жрецы, правдива…

— Откуда ты знаешь, что рассказывают наши жрецы?

— Если это правда, и оба наши города построены людьми, бежавшими в лодке с Острова Мертвых, то у твоей и у моей дочерей одна праматерь.

Впрочем, если это и не так, если наши города будут враждовать до скончания века, то я не понимаю, чем провинилась, придав форму изделию из воздуха и материи. Взгляни, Джехан. Это просто стеклянная фигура. Не предмет страха или поклонения, в который вы ее превратили, а просто фигура…

— Прекрати! — оборвала ее девушка. Она изо всех сил швырнула двойную спираль оземь и принялась топтать ее коваными сапогами, превращая в пыль разноцветные осколки. Сначала стекло хрустело, потом слышался только скрип песка. Джелийка успокоилась, лишь когда стерла спираль в порошок.

— Я буду неподалеку, — наконец сказала она. — Не пытайся подкрасться ко мне. Я сплю чутко.

Она ушла, не оглядываясь, и растворилась в темноте.

Эйрис опустилась на колени и потрогала пальцем истолченное стекло.

Несколько осколков прилипли к коже. Закрыв глаза, Эйрис с силой провела пальцем по камню, вдавливая осколки в живую плоть. Когда делизийка открыла глаза, то увидела камень, перепачканный кровью; на руке остались травинки и песок. Эйрис со злостью провела по стеклу другим пальцем, потом третьим.

На мгновение у нее потемнело в глазах. Едва придя в себя, она направилась к реке и опустила руку в воду. Постепенно боль утихла, кисть онемела от холода, но делизийка не спешила вынимать ее из воды. Затем она кое-как разожгла костер и завернулась в бурнус. Израненная рука понемногу согрелась и опять заныла. Эйрис не стала расстилать постель, а просто свернулась клубочком на голой земле. Душевная боль уступила место физической, и Эйрис в первый раз с тех пор, как ее дубинками и пинками, одну, без Эмбри, вышвырнули за ворота Делизии, заснула без сновидений.

«Делизийка проспала всю Первоночь. Она не проснулась даже, чтобы подбросить сучьев в огонь, даже чтобы понюхать воздух», — с презрением думала Джехан. Завернувшись в одеяло, эта размазня даже не шевельнулась до тех пор, пока Джехан не поддала ей ногой. Она не проснулась, даже когда совсем близко прокрался голодный кридог, когда вода в реке поднялась, угрожая затопить ее стоянку.

"Неужели все делизийцы такие? Не может быть, — рассуждала про себя Джехан, — иначе последняя война (девушка была тогда слишком мала, чтобы в ней участвовать) закончилась бы победой Джелы, а не перемирием. Некоторые делизийцы, должно быть, опытные вояки. Но эта, конечно, из плебса, предательница, отвергнутая собственным народом. Джелийка-легионер, окажись в подобной ситуации, убила бы себя. Но, видно, у делизийцев нет гордости.