Сверхновая. F&SF, 2004 № 37-38 (выборочно) - Страница 17

— Он милый, правда? Мне нравится.

— Ну, на вид вроде ничего. Давно вы знаете друг друга?

— Месяцев шесть или семь.

— Я бы знала, если бы ты хоть раз позвонила мне за все это время. Ты не говорила со мной почти год, Селия.

— Прости, — сказала Селия. — Я… я не знаю, Мамуль. Я была занята, пойми.

— Так занята, что не отвечала на мои звонки?

— Да. — Селия нагнулась, чтобы потушить сигарету о камни. Затем сунула окурок в карман своего черного платья. — Ты знаешь, я не нарочно.

Рут промолчала. Они уже миновали последние коттеджи и торговый центр на окраине парка и теперь шли вниз по узкой мощеной аллее, которую окаймляли деревья.

— Я рада, что написала и пригласила тебя приехать сегодня, — сказала Рут. — И что ты решилась. Я скучала по тебе и боялась, что ты оставишь меня, как и Марта.

— Мама оказалась не такой уж плохой. Ты на самом деле не знаешь ее.

— А ты знаешь?

— Да, знаю, — холодно ответила Селия.

Они подошли к гранитной стене высотой в тринадцать футов, которая так заросла плющом, что ее почти не было видно.

— Мы бы хотели подняться, — сказала Рут охраннику у ворот, и тот махнул им рукой в знак согласия. Когда они взошли по каменной лестнице с черными железными перилами на стену, перед ними открылась серая панорама города.

— Она вспомнили о твоем дне рождения в этом году? — спросила Селия.

— Прислала мне халат. Из Лаоса. Что она там делает?

— Из Таиланда, — сказала Селия. — Она занимается мелиорацией земель в Таиланде. Это хорошая, важная работа.

— Ей хорошо платят?

— Хорошо никому не платят, Мамуля. В наше-то время.

Они немного помолчали. Подул легкий ветерок. Он пробежал над стеной нежной приятной волной и всколыхнул волосы Селии. Рут захотела снова прикоснуться к ней, обнять ее. Но девушка держалась в стороне, спрятав руки в складках платья, замкнувшись в себе.

— Мама не бросала тебя, — сказала Селия.

— Ну, не знаю, как еще это можно назвать.

— Она тебя не одобряет.

— Что значит не одобряет?

— Твой образ жизни, — сказала Селия. — То, как ты здесь живешь.

— Ну, я же это заработала. Трудилась всю жизнь. И вполне заслужила. Твоя мать тоже в свое время сможет воспользоваться пенсионными сбережениями.

Селия отвернулась, пробормотав что-то.

— Что ты сказала? — спросила Рут. — Я не расслышала.

— Ничего.

Они помолчали немного.

— Я рада, что ты узнала свою мать поближе, — сказала наконец Рут, пересилив себя.

Селия улыбнулась:

— Я тоже.

Они повернулись, спустились по лестнице и пошли обратно к парку. Охранник кивнул им, но ничего не сказал. Небо было ясным и голубым, от него веяло теплом, а деревья перешептывались между собой на непонятном языке. Рут едва замечала это. Воссоединение с Селией должно было пройти не так, думала она, с тоской вспоминая о тех особых узах, которые связывали их, когда Селия была ребенком, а Рут еще не получила свои сбережения и не переехала в поселок. Все должно было быть по-другому.

— Прости, что я стала такой стервой, — сказала Селия.

Рут не ответила. Да и что она могла сказать?

За ужином Селия стала прежней: болтала ни о чем и обо всем, и даже резкие черты ее лица смягчились от радостной улыбки. Она вовлекла Бена в разговор, и, казалось, что неловкость между ними исчезла. Рут он теперь показался вполне симпатичным молодым человеком, и она не возражала, что Селия привела его. Ей было приятно видеть в доме молодые лица, смотреть на Селию после стольких лет. Куда ушли эти годы?

Когда фруктовый пирог был съеден, Селия принесла подарки. Пакеты казались бездонными. Девушка доставала одну за другой коробки в яркой обертке, а Рут открывала их дрожащими пальцами, повторяя:

— Не стоило, дорогая. Как же ты за все это расплатишься?

— Не волнуйся, — сказала Селия.

И Рут перестала суетиться. Хоть раз в жизни, думала она, позволю себе порадоваться. И дала себе волю. То был ее лучший день рождения за многие годы, за десятки лет. Когда они рассмотрели все подарки и вышли на крыльцо пить кофе, уже начало темнеть.

Какое-то время все сидели молча. Рут нравилось это молчание. Она была рада приезду Селии и Бена.

— Чудесный вечер, — сказал Бен.

— Да-а, я буду скучать по таким вечерам.

Селия положила голову Бену на плечо. Качели на крыльце качнулись от ее движения, пружины тихо заскрипели, и Рут, сидевшая в кресле-качалке, слегка им позавидовала. Совсем как дети, в самом деле.

В небе мерцали звезды. Запели сверчки. Вдруг на Рут нахлынули воспоминания о юности, о Кентукки. Как она сидела на крыльце отцовского дома, положив голову на плечо приятелю, совсем как Селия, и загадывала желание на падающую звезду. Тогда еще были такие места. Были такие крылечки, и поехать можно было куда угодно.

— Видите ту красную звездочку? — спросил Бен и указал сквозь переплетенные ветки сирени на небо.

— Вижу, — сказала Селия.

Рут пристально вглядывалась. Ее зрение затуманилось на секунду, пока имплантат сетчатки настраивался на объект, затем она увидела ту самую красную звездочку далеко-далеко в небе.

— Только это не звезда, — сказал Бен.

— Марс? — спросила Рут.

— Это и есть межпространственный корабль, — ответил он. — “Исход”.

Они помолчали, продолжая качаться.

— Люди улетают далеко-далеко отсюда, — сказала Рут. — Не знаю, правильно ли это.

— Но чтобы жить, нужно иметь место под солнцем, — сказал Бен. — Люди должны трудиться для себя. Они не могут все время работать, чтобы оплачивать пенсию для пожилых.

— По-моему, вы несете труэйджеровскую чушь, — сказала Рут. — Такие разговоры ведут к взрывам, о которых мы все время слышим. Как раз этим утром, я видела, как какие-то сумасшедшие разнесли поселок для пожилых в Хьюстоне. Людям надо потерпеть, придет и их черед.

— Да, но кто будет за них платить? — возразил Бен.

Рут метнула взгляд на красный огонек в небе, будто могла заставить его исчезнуть одним лишь усилием воли.

— Молодых всегда больше, — сказала она.

— Не так много, как пожилых. С каждым днем молодых становится все меньше, а пожилых — все больше.

— Ну, и что нам теперь делать? Взять и умереть?

Бен начал говорить, но Селия прервала его, и он замолчал. Рут не могла разглядеть его лица в темноте, да это было и не нужно. Она поняла, что он за человек — ей приходилось слышать такие возмутительные доводы и раньше. Всю жизнь она трудилась от зари до зари и никогда не жаловалась, потому теперь и живет здесь. Где цветут цветы и растут деревья, каких уж нигде больше не осталось. Она это заработала. Заслужила. И не собиралась слушать того, кто хотел лишить ее этого права. Вдруг ее пронзила тревога. Она вспомнила, с каким нетерпением ждала этого дня, и напомнила себе: “Это друг Селии. Человек, которого она любит”. И, отчасти, чтобы загладить свою вину, но скорее потому, что ей нравилось слышать их голоса, радовало их присутствие в ее доме, сказала:

— Почему бы вам не остаться на ночь? Я могу позвонить в охрану, чтобы вам выдали ночной пропуск.

— Разве ты так и не сказала ей? — спросил Бен.

Рут перестала раскачиваться и сидела не шевелясь.

— Не сказала о чем? — спросила она — О чем ты не сказала мне, Селия? Я хочу знать.

— Мы не можем остаться, Мамочка, — сказала та. — Утром мы должны быть на космодроме в Денвере.

— На космодроме? Я не понимаю.

— Мы улетаем.

— Улетаете?

Селия начала говорить и осеклась. Бен беспокойно пошевелился на качелях. Немного погодя Рут спросила:

— Вы собираетесь в отпуск, верно?

— Нет, — ответила Селия. — Мы…

— Мы решились лететь на “Исходе”. — сказал Бен. — Завтра зарегистрируемся на станции Лагранж для последней проверки, но…

Он пожал плечами.

— Но почему? — спросила Рут, не сумев скрыть нотку отчаяния в голосе. Ее захлестнуло одиночество и тоска, которые мучили ее ночами.