Сварогов - Страница 23

   Мчится в море грозный шквал.

   Стасов вот не в этом роде, -

   Водянистый либерал!

   XXIV

   Плеснью там покрыт зеленой,

   Тяжким камнем спит на дне

   Стасюлевич наш ученый

   И мешать не может мне

   Черствой сухостью моральной,

   Педантической хандрой.

   И корректностью крахмальной,

   И трескучих фраз игрой.

   Мальтузьянцы и марксисты,

   Шлю "прости" вам от души!

   Ах, когда идеи чисты,

   Все ученья хороши.

   Мудр пророк, но прозелиты

   Для меня несносны все:

   В храм войдут, затопчут плиты

   И вредят его красе.

   XXV

   Шлю "прости" вам, либералы

   И народники, и вам,

   Наши толстые журналы

   С тощей скукой пополам!

   Мне знакомы ваши вкусы,

   Ваш букет и аромат.

   Пусть андроны и турусы

   В вас по-прежнему скрипят!

   Беллетристики презенты

   Пусть дарят, не дуя в ус,

   Нашей прессы декаденты

   С Зинаидой Гиппиус.

   Сев на выси Геликона,

   Критик-жид, забыв конфуз,

   Пусть плюет на Аполлона

   И на всех российских муз.

   XXVI

   Надоевшие мне лица,

   Шлю вам весело "прости!" -

   Шлю "прости" тебе, столица,

   Из вагона на пути!

   Вот уже вокзал, платформа,

   Затуманясь, уплыли,

   И жандармов синих форма

   Чуть виднеется вдали.

   На прощание платочком

   Машет дама из окна.

   По кустам, лесистым кочкам

   Вьется дыма пелена -

   Небо в сумраке угрюмом,

   Скучен вид нагих берез,

   С лязгом рельс, с железным шумом -

   Убегает паровоз.

   XXVII

   В край умчусь я милый, дальний,

   По гремящему пути.

   Север грустный и печальный,

   Город сумрачный, -- прости!

   Прочь от вас! В наш край далекий!

   Здесь холодных много душ,

   Здесь мороз весьма жестокий

   И морозят часто чушь!

   О, сосульки ледяные!

   О, убийственный мороз!

   Отморозили иные

   Сердце здесь и вместе - нос.

   Здесь Амур, кудрявый мальчик

   И шалун веселый мой,

   Простудил румяный пальчик

   И совсем продрог зимой!

   ХХVIII

   Прочь отсюда! В край наш дальний!

   К солнцу! В милые места!

   Там в среде патриархальной

   Жизнь беспечна и проста.

   Близки люди там к природе,

   Мирны хижины татар,

   И при солнечном восходе

   Слышен частый бег отар.

   Там мелькает по стремнинам

   Тень татарки молодой, --

   С гор идет она с кувшином,

   Как Ревекка, за водой.

   Там пустыня Авраама,

   И к бегущим облакам,

   Как престол предвечный храма,

   Горы в высь уходят там.

   XXIX

   Горы синие, как братья,

   Как семьи родимой круг,

   Вновь откроют мне объятья,

   Исцелят тоски недуг.

   Там все тихо, сердце ясно,

   Горным воздухом дыша,

   Не волнуется напрасно

   Грудь моя, светла душа!

   Но прости! Привычке верный,

   Я отвлекся от письма.

   Как живешь ты, друг примерный?

   Рандеву, занятий тьма?

   Ты меж ними делишь время,

   Труд, веселый у тебя,

   Женщин ветреное племя

   И поэзию любя.

   XXX

   Зрю отсель твои подвалы,

   Сей подземный твой дворец,

   Грандиозные каналы,

   Орошенья образец.

   Ной премудрый, виноградник

   Ты устроил, чудный сад,

   Ряд точил и лоз рассадник,

   Бесподобный вертоград.

   Ты блестящую карьеру

   Бросил в скромности души

   И Виргиния примеру

   Мирно следуешь в тиши.

   Ты чинам не предан страстно,

   Генерал мой! Верю я:

   Как "Георгики" прекрасна

   Жизнь пустынная твоя!

   XXXI

   Что твоя "Аделаида",

   Рыжая кобыла та,

   В коей ум и прелесть вида,

   И конюшни красота?

   Как амур с Надеждой Львовной?

   Или чтишь богинь иных?

   Пишешь ли в тоске любовной,

   Ей лукавый акростих?

   Что коммерческий твой гений?

   Ночью угодив в овраг,

   Скачешь ли в дозор имений

   В Ялту, в Качу и в Судаг?

   То поэт, то просто скотник,

   То плантатор, то герой,

   Ты на юге - наш работник

   Всеобъемлющей душой.

   XXXII

   Декламируя, читая,

   Дон-Жуан, кавалерист,

   Также ль, в честь родного края,

   В нашем земстве ты речист?

   План хозяйских операций

   Удался и в сем году,

   И табак твоих плантаций

   Не подмок ли на беду?

   Я люблю тебя безмерно,

   Твой живой, веселый нрав

   И твой ум, судящий верно,

   Что порою так лукав.

   В нем есть мысли превосходство,

   Чужд он крайностей пустых...

   Наконец чту благородство,

   Я, мой друг, манер твоих.

   ХХХIII

   Видишь, целую эклогу,

   Панегирик, и большой,

   Написал я понемногу

   В честь твою, кривя душой.

   Комплиментов разных куча,

   Всем достоинствам хвала,

   И боюсь, тебе наскуча,

   Хмурый вид узреть чела.

   Но как быть? Мне так порою

   Хочется тебя обнять,

   Что душевною хандрою

   Я могу блеснуть опять.

   Неужель с тобой на юге

   Встречусь я через три дня?

   Мой поклон твоей супруге.

   До свиданья! Жди меня!

   XXXIV

   Сделав подпись "твой Сварогов",

   Бросил он перо... И мне

   Здесь не подвести ль итогов

   Песням, спетым в тишине?

   Все же, хорошо иль худо,

   Полромана написал.

   С Дмитрием прощусь покуда,

   Также с музою... финал!

   Музы прелести хоть наги,

   Но беспечно весела,

   В чопорном ареопаге

   Фриною она прошла.

   По раздумии глубоком

   Желчен будет старцев суд.

   Пусть, косясь греховным оком,

   Приговор произнесут.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В КУРОРТЕ

             Litus beatae Veneris aureum Baias!

              Mertialis XI. 80.

             Litora, quae fuerunt

   castis inimica puellis.

                        Prop. I, 11, 27.

   I

   Берег солнечного края,

   Крым, роскошная страна!

   Чуть колышется, играя,

   Там жемчужная волна.

   Далеко синеет море,

   Там лазурен небосклон,

   И маяк на Ай-Тодоре

   Волн хранит лукавый сон.

   Ясны гор крутые склоны,

   И над зеленью долин,

   Грозный царь в зубцах короны,

   Встал Ай-Петри исполин.

   Там все дышит южным зноем,

   И, со скал склоняясь вниз,

   Пробужден морским прибоем,

   Шепчет чуткий кипарис.