Сууширский фарс 2/3 (СИ) - Страница 6

— Так что это значит?

— Гальциону укр… — Михей запнулся и поправился: — Одолжил мой клон.

Иватарн застонал, а Кот закатил глаза. Серебристый катер покинул пределы мира и растерянно повис в Пустоте.

Приёмная в Лиге была. Имелся в ней даже секретарь, как полагается. Но пользовались ею только для того, чтобы предложить посетителям подождать в ней, пока их не пригласят куда-нибудь ещё. Например, в личные покои Мирэноя. Секретарь — низкорослое серокожее существо, отдалённо напоминающее человека — указал Саартану на стул, закатил глаза, застыл на пару секунд за стойкой, затем отмер и, не успел Хранитель присесть, объявил:

— Господин Вхэнлеттервэйт скоро будет у себя и просит вас подняться к нему сию минуту. Это вверх по лестнице на предпоследний этаж и прямо по коридору в северную.

— А лифта у вас нет? — полушутя-полусерьёзно спросил Саартан.

— Есть, — серокожий выпучил на Хранителя круглые влажные глаза и растянул губы в подобии улыбки, отчего стал похож на лягушку. — Но у него трафик высокий.

— И?

— И вверх по лестнице на предпоследний этаж прямо по коридору в северную.

Хранитель возвёл очи горе и, в который раз вспоминая, что день явно не задался, поплёлся на самый верх высоченной башни. Пешком. С покоями Мирэноя он не промахнулся. На предпоследнем этаже других попросту не было. Короткий коридор упирался в двустворчатые белоснежные двери из материала, напоминающего кость (а может, и из кости), украшенные барельефом с изображением двулапых драконов с шерстью вместо чешуи. Саартан подивился нелепым созданиям, поудобнее перехватил коробку со звякнувшими в ней пузырьками зелий и постучал. Ему никто не ответил, зато дверь сама собой приоткрылась. Помедлив, Хранитель толкнул створку и вошёл.

— Господин Вхэнтер… Вхэнтлер… Господин Мирэной?

Саартана раздражало, что все в Суушире обращаются друг к другу на вы и зовут господами. В сочетании с непроизносимой фамилией это звучало вычурно. Спасало лишь то, что можно было легко сочетать «господин» с именем и даже с прозвищем.

— Есть кто? — Саартан огляделся.

Апартаменты Мирэноя выглядели богато для простого лиговского офицера. Правда, Хранитель понятия не имел, какая в Лиге воинская система и есть ли она вообще. Вполне могло быть, что звания и титулы присуждались бессистемно. Учитывая, что Лигой правит Тёмный Владыка… Но брат Лэуорда без сомнений привык к роскоши: об этом говорило всё, начиная от мебели и кончая шпалерами с гербами на стенах.

Так и не дождавшись ответа, Саартан поставил коробку с зельями на ближайший столик, прошёлся по комнате и остановился перед гобеленом с замысловатым вензелем и всё теми же белыми мохнатыми недодраконами по бокам. Заложил руки за спину, разглядывая герб.

— Это нелекреанская виверна. Символ королевского дома Вхэнлеттервэйт.

Саартан вздрогнул и обомлел. Замёрз разом, парализованный с головы до ног, словно его превратили в лёд колдовством. Сердце Хранителя подпрыгнуло в груди, гулко упало куда-то в пятки и беспомощно затрепыхалось там, замирая. Этот голос он помнил. Низковатый, бархатный, чуть печальный и самую малость надменный.

— Раз, два, три, четыре, пять. Вышел зайчик погулять… Глупый кролик…

Как она вошла так тихо? И подошла совсем близко…

— Вы к Мирэною?

— Да… — выдавил из себя Саартан.

«Да» получилось хриплым и неуверенным. Хранитель не оборачивался, застыл с заложенными за спину руками, прямой, как палка. По его напряжённой спине поползли мурашки, когда эльфийка обошла его и заглянула ему в лицо.

— Что с вами? — спросила Септемберель. — Вам плохо?

— Да… нет…

— Воды?

Хранитель совладал с собой, кивнул, отворачиваясь и пряча глаза. Янтарный цвет глаз Дафтраана уже полностью сменился на красный, менкарский ободок занял своё законное место вокруг радужки. Но Саартан отвернулся не потому, что боялся, как бы эльфийка его не узнала. Он просто не знал, что делать. Всё это время Хранитель думал о Септемберель, неоднократно прокручивал в голове разные сценарии их встречи, но… всё вышло как-то неожиданно. Идя в Лигу, он совсем забыл, что вампиршей… нет, вампирессой. Что вампирессой занимается брат Лэуорда.

Септемберель отошла. Саартан облегчённо вздохнул. Медленно повернулся, взглянул исподтишка на склонившуюся над столиком эльфийку. Строгое элегантное платье в неброских тонах, изящные украшения под серебро (вряд ли это было оно) с прозрачными камнями, аккуратно собранные в сложную косу длинные волосы. Движения плавные, аристократичные и… живые. Вампиресса казалась живой! То есть, она и была живой, но… Румянца на щеках раньше точно не было!

Саартан метнул взгляд в пол, когда Септемберель снова подошла к нему и протянула высокий стакан с водой.

— Здесь слишком душно, — сочувственно произнесла она.

В комнату, на ходу одёргивая рукава сорочки, быстрым шагом вошёл Мирэной. В отличие от вампирессы, которой полагалось быть бледной и нервной, но какой она не была, брат Лэуорда выглядел больным. Глубоко запавшие глаза, тени под скулами, нездоровый сероватый цвет кожи, усталый взгляд, дёрганные движения. Саартан прищурился, заметив лёгкий шарф на его шее. Она пьёт его?! Очень на то похоже…

— Вы от госпожи целительницы? — спросил Мирэной.

Он подошёл к Септемберель, поцеловал её в щёку и что-то шепнул на ухо. Та улыбнулась, опустила ресницы, кивком попрощалась с Хранителем и вышла из комнаты. Хранитель так и не услышал её шагов.

— От… неё, да, — Саартан залпом осушил стакан с водой, громко прочистил горло. Что это могло показаться здесь, среди роскоши и королевских регалий, неприличным, он не озаботился. — Зелья. Она просила их отнести и забрать оплату. Ещё уточнить о Славише Вега. Чем, точнее кем здесь кормят вампиров?

Вопрос Хранитель непроизвольно задал язвительным тоном, каким обычно разговаривал с Дейрдре. С прозвучавшим в нём вызовом. И в сочетании с брошенным на шарф Мирэноя многозначительным взглядом. Мирэной заметно помрачнел, но на провокацию не отреагировал.

— Славиш не совсем вампир, — сказал он немного рассеянно. — Кровь ему нужна только для того, чтобы пользоваться силой и не стареть. В остальном Вега всеядный. В полном смысле этого слова. Хоть кирпичами его кормите. Но где можно поохотиться, я вам покажу. Вы же — дракон, господин Саартан?

— А это тут причём?

— Вам не нужно время от времени разминать крылья и держать рефлексы в тонусе?

— Эм… не думал об этом.

— Так вот подумайте. А раз уж вы знакомы с Вегой, я объединю вас в один отряд.

— Отряд? Из двух чел… из двоих бойцов? И вообще, боевой отряд?

— Нет, как в детском лагере. Будете ходить за ручку и присматривать друг за другом.

Хранитель замолчал и встретился взглядом с холодными глазами Мирэноя, в которых не было ни намёка на шутку.

— А если я откажусь? — после паузы спросил Саартан, начиная злиться.

— Лига перестанет платить за вас Дейрдре. И вы лишитесь её протектората.

— Чьего? Лиги или целительницы?

Мирэной не ответил. Сказал вместо этого:

— Я направлю к вам… вожатого. Будь готовы отправиться на полигон сразу по его прибытию. У меня к вам всё, господин Саартан, можете быть свободны.

Хранитель яростно раздул ноздри и сжал кулаки. Да этот мальчишка издевается над ним! И не скрывает этого! Мирэной окинул его бесцветным взглядом, задержался им на сжатых кулаках и вопросительно поднял бровь:

— Хотите что-то добавить?

— Нет, — процедил Саартан, еле сдерживаясь, чтобы не врезать этому белобрысому офицеру по наглой аристократической физиономии. — Всего… доброго.

— И вам, — Мирэной вежливо и холодно улыбнулся. — Оплату за зелья занесёт Мицу.

В дом целительницы Саартан вернулся в отвратительном настроении. Бросил с порога вышедшей ему навстречу Дейрдре что-то вроде: «Отцепитесь от меня все, видеть вас не могу!», только в более грубой форме и сразу свернул в подземный переход. Споткнулся о порожек на входе, пнул его со всей дури. Больно ушиб палец на ноге, зашипел от злости, облокотился на стену и ткнулся в неё лбом. Да что за день такой?! Сперва целительница со своим упырём, потом проклятая Лига с её высоким трафиком лифта, высокомерный брат Лэуорда… Септемберель, которая пьёт его. Хрен с ним, с Мирэноем, его не жалко. Но когда добровольно отдаёшь свою кровь — это очень интимный процесс. Хранитель помнил, как замерзали его вены под клыками, и как вместе с этим смертоносным морозом растекалось по телу блаженство. Боль и удовольствие, замешанные на крови… замешанные на том, что один дарит часть себя, а второй принимает и благодарит, растворяя, пусть и ненадолго, в чувстве абсолютного счастья. Эйфория, сладкая смерть, которую желаешь всей душой, как говорил Михей.