Суть oстрова - Страница 20

Сигорд очень быстро привык ощущать себя человеком, вознесенным над толпой и обстоятельствами: к концу лета он уже чуть ли ни на равных спорил с Мироном, на свалке уже не беседовал ни с кем, но отдавал приказы и распоряжения, которые, впрочем, усваивались окружающими из рук вон плохо и выполнялись через пень-колоду…

14 февраля, точно в день Святого Валентина, покровителя всех влюбленных, Сигорда ограбили и избили. То, что тучи над ним сгущаются, он почуял задолго до этого злосчастного дня, однако до сих пор почти ежедневные предчувствия оказывались ложными. Многие желали ему беды: дикие сборщики, случайные знакомые, даже гвардия его, те, кто кормились непосредственно «из его рук»… Кормились, не кормились, а ему доставалось явно больше, и вообще он был бугор на ровном месте и плохой товарищ. Кто именно навел на него лихих людей, кто просветил их насчет денег в карманах у бездомного нищего – Сигорд так и не догадался. Не было стопроцентной уверенности в том, что, мол, «вот ты и есть гнида, я вычислил тебя по этим и этим вешкам и следам», а подозрения – не в счет, они только лишь подозрения.

– Эй!.. Эй, чувак, ну-ка стой! – дело было под вечер, на безлюдном пустыре между свалкой и обжитыми улицами. Сигорд возвращался домой после обычного дня, но шел не прямо, а кружным путем, чтобы заметить слежку, если кто вдруг затеет узнать, где у него нора с лежбищем. Однако, этот участок пути был в его маршруте постоянным и самым опасным, если не считать улицы, вдоль которой регулярно ползают лягавские патрульные машины.

– Стой, я сказал! – Оклик приближался быстро, а грозные голоса были молоды, и Сигорд остановился.

– Ты что тут делаешь, бродяга? А? чего тут забыл? – Их было трое: двое белых, один с китайским разрезом глаз, лет им до тридцати, явные нарки, наркоманы.

– Да, сыночки… Что тут можно делать… Вот, бутылки собираю… – Сигорд поднял чудом как сюда попавшую пол-литровую бутылку… Целую, кстати, действительно можно бы сдать.

Китайского вида молодчик пинком вышиб бутылку, попало Сигорду и по руке…

– Остынь, дед, после соберешь. Курево есть?

– Есть. Вот, угощайтесь, – Сигорд вынул полупустую пачку «Портовых», без фильтра, – забрали пачку.

– Кудряво живешь! Вся помойка окурками балуется, а у него – вон, сигареты в пачке, как у большого. Богатый, да? А, дед?

– Что вы! – Сигорд неловко развел локти – саднили разбитые ботинком пальцы на правой руке. – Нашел давеча непочатую, а курю-то я мало, а выбрасывать-то жалко… курите на доброе здоровье…

– Хватит свистеть! – Подключился один из белых, Сигорд видел его иногда, знал, что зовут его Брысь, из местной шпаны. – Ну-ка, фитиль, тряхни карманами! Деньги гони.

– Какие де… ой!.. – Сигорд получил кулаком в глаз и упал.

– Деньги давай.

– Нет у меня денег! Не бейте!.. Нету!

– Обыщи, рыжий! – велел нарк китайского вида. Брысь сверкнул взглядом в его сторону, видимо недовольный командирским тоном, однако нагнулся и полез обшаривать карманы. Сигорд извернулся и попытался откатиться в сторону, но его окружили и в несколько пинков поставили на ноги.

– Стой и не дыши! Смирно стой, сука, не то кишки наружу. О! А говорил – нету… Мошенник, ты хотел нас напарить?

– Это не мои деньги. Сыночки, пожалуйста…

– Стоять! – Китаец неловко сунул кулаком в живот и Сигорд тотчас попытался свалиться на землю, но третий, самый здоровый, крепко держал Сигорда за шиворот его полувоенного френча и свалиться не дал.

– Где остальные?

– Это не моя сотня. Мне с ребятами рассчитываться. Ребята, Христом Богом молю: не забирайте. Это мои оборотные деньги, мне завтра их отдавать. Не губите…

– Что значит, оборотные?

– Не мои, значит. Мне их сборщикам отдавать завтра, за массу, что они мне сдают. Я ее потом от себя сдаю, а с ними сразу рассчитываюсь.

– Фигня, еще заработаешь. Подожди, Брысь, я сам осмотрю. – Китаец отодвинул рыжего в сторону, и сам полез хлопать по карманам, щупать подкладку френча.

– Последний раз спрашиваю, сука, добром спрашиваю…

Китаец щелкнул выкидухой, уперся узким лезвием в рубаху, – Сигорд втянул и без того впалый живот, но лезвие не отставало…

– Последний раз спрашиваю: где остальные бабки?

– Нету больше. Ну, хоть половину отдайте, как мне теперь жить?..

– Ничего, выкрутишься. Вот что… Как тебя зовут, говоришь?

– Эрик.

– Эрик. Раз в неделю будешь отстегивать нам по сотне, Эрик, не то задавим, понял?

– Где я возьму столько? Я не смогу.

Китаец чуть надавил ножом, но сразу же ослабил.

– А сколько можешь?

– Полтину в месяц смогу. Больше не поднять мне, честно. Я же не Рокфеллер пока, гляньте, я нормальные ботинки себе купить не могу. Ребята, ну отдайте хоть половину, мне для дела надо. А кто мне иначе понесет? Ну, пожалуйста…

Вроде и был резон в словах старика-оборванца. Действительно – платит другим оборванцам, сам с них навар имеет. И не миллионер, это очевидно… Но… Десять мелких купюр – сотня была в руках у китайца, а сотня – это, в пересчете на героин, шесть-семь чеков, разовых доз, три суточных нормы. Какой дурак откажется от того, что уже в руках – в пользу неизвестного завтра? И друзья, что сзади дышат, тотчас выйдут из повиновения, да и вены с утра зудят, вмазки требуют…

– Вывернешься. Через неделю готовь полтинник. Здесь, же. Сюда принесешь, сам принесешь, понял, Эрик?

– Много полтинник, не поднять мне столько…

– Я сказал. Все. Побежал отсюда…

– Может, на тридцатнике остановимся, а? Ребята?

– Я тебя за «ребят» кишки наружу выпущу. Нашел себе ребят, фитиль. А ну побежал! Быстрее!

Сигорд послушно наддал ходу и захромал быстрее.

Слезы бессильного бешенства мешали ему сидеть и лежать. Даже бульон не лез в горло, не говоря уже о ливерной колбасе на булке… Чаю не хотелось. Только воду пил Сигорд, кружка за кружкой, некипяченую… Выпить бы. Ох, как хотелось выпить, но злость и отчаяние пересиливали даже вновь вспыхнувшую алкогольную жажду. Покурить бы… К черту курево, он сегодняшнюю порцию уже использовал… на подарки этим гадам… О-о-о!..

Сигорд замер, прислушиваясь, на цыпочках подошел к люку, соединяющему чердак с верхним этажом и вновь замер, надолго…

Всюду было тихо. Сигорд достал все три заначки, вытащил из под ботиночных стелек обе сотни, не найденные грабителями наркоманами, сбил все в единую кипу, рассортировал по купюрам, опять собрал в стопку и взялся внимательно пересчитывать, хотя наизусть помнил и сумму, даже количество купюр каждого достоинства, эту сумму составляющих.

– желто-серых сотенных бумажек, стох – двадцать пять.

– серо-зеленых полусотенных, полтинников – двенадцать.

– сиреневых двадцатипятиталерных, квотерных – десять.

– красных десяток, чириков, дикарей – тридцать (их обычно много надо, ими удобнее всего рассчитываться со сборщиками, особенно если трешки и «рваные» под рукой).

– синих пятерок, пяток, синих – двадцать.

– зеленых трешек, трех, трюльников – двадцать.

– желтых одноталеров, рваных – десять ровно.

Металлической мелочи, серебра и меди, – на четыре с половиной талера. А он почему-то думал, что «рваных» у него девять, а мелочи – меньше четырех. Зажрался, парень, счета деньгам не знает. Итого… Три тысячи восемьсот двадцать четыре талера шестьдесят один пенс. Ого!

Сигорд был потрясен фантастичностью суммы, заработанной им, принадлежащей ему одному! В полном и безраздельном его владении! Что хочешь можно с ними сделать: жратва, шмотки, конья… Сигорд дважды отплюнул набежавшую слюну и сцепил руки в замок… В долларах это будет, будет, будет… Практически восемьсот баксов. Да неужели настолько много???

Сигорд поцарапал пальцами карман, где лежал калькулятор, но передумал, очень уж циферки мелкие для его глаз, тем более, что калькулятор на солнечных батареях, работает только на солнечном свете, да и то… Дохленький калькулятор, но достался «за так»: кто-то выбросил, а Сигорд нашел! Кстати говоря, он теперь и калькулятор может легко купить, за четвертак – вполне приличный. Нет, это дорого.