Суть oстрова - Страница 15
– А… Погоди, с мыслями соберусь…
В палате полутемно: одинокая лампочка посреди потолка, без абажура, без плафона, ватт на сорок, по мнению Титуса, не больше, а комната большая, на три десятка одноярусных кроватей. Сигорд и Титус заняли козырное место у окна, в самой глубине спальни, разговаривают не шепотом, а в голос, хотя и пытаются делать это приглушенно – и никому это не мешает, потому что прямо под окном то и дело с ревом проносятся поезда подземки, трамвая звенят, а самой комнате – беспрерывный стон, и храп, и бормотания, и иные человеческие звуки.
– Ага, вспомнил. У тебя не бывало так, чтобы однажды ты остановился посреди всего, посреди окружающей суеты и понял вдруг, что все, абсолютно все напрасно и бессмысленно в этом мире?
– Как это?
– Ну так это: ясность кристальная! Все напрасно. Ем, ем, дышу, хожу, а все равно помру. Починил я электропроводку – а для чего? Чтобы никому не нужные люди читали при свете никому не нужные описания жития выдуманных персонажей? В том месяце мы с Розой, с бабой моей, возликовали: на халяву надыбали цветной телевизор, практически даром, за десять талеров…
– Ого! А как это вы так умудрились, расскажи?
– Ай, да не важно, потом как-нибудь расскажу. Работает телевизор в цвете, правда только три программы берет; морды показывает, горы, реки, да долины. Там воюют, там шпионы… И что? Что я там такого надеюсь узреть, чего нет у меня в подворотне, в штанах, или на Розиной барахолке? Или в лягавском обезьяннике (тьфу, тьфу, не к ночи будь помянут)?
Сигорд тоже отплюнулся и шутливо перекрестился.
– И чего ты там надеешься узреть?
– Так в том-то и дело, что ничего! Ни-че-го!
– Не ори.
– Если судить по фильмам, к примеру, то и у сильных мира сего не жизнь, а бесконечные проблемы: финансовые, семейные, служебные, со здоровьем, личностные…
– А личностные – это какие? Что ты имеешь в виду?
– Ну… Что не самореализовался. Что, например, коллега по кабинету министров – дурак дураком, а министр иностранных дел – с Господином Президентом за ручку, по Европам ездит, весь мир его знает, а ты, типа, тоже министр, но народного образования и на хрен никому не нужен в мировой политике, хотя достоин этого больше, чем остальные министры. Даже взяток почти неоткуда взять. Не состоялся, типа, как личность.
– Такой сюжет по нашему телевидению показывали???
– Нет, это я от себя уже говорю. Я к тому, что и преуспеяние – штука относительная.
– Ну и что?
– Что – что? Что – что? Что ты все заладил – что, что? Сигорд, ты как дурак какой-то! Я говорю, что бесполезно все, всюду и во всем тщета и суета сует. Понял?
– Это я еще у Экклезиаста читал, до тебя знаю про суету сует… Погоди, теперь я скажу. Вот мы с тобой лежим в своего рода обезьяннике, не лягавском, но тоже, знаешь ли…
– Да, кислое место.
– Именно. Взятки, кстати, на любом пригорке берутся, от тех, кто ниже ростом.
– Наполеон, Гитлер, Сталин тоже были невысокие, а весь мир на пальце вертели…
– Я образно выразился насчет роста, не перебивай же. Ты говоришь, повторяя за Экклезиастом: суета сует, это уже было, все пройдет, тщета… Да, верно. Однако, я добавляю от себя: это не повод унывать. Тщета и бесполезность – не причина им поддаваться. Всегда умрем, всегда успеем, а пока надо жить и барахтаться. Я тоже рассуждал как ты, пока не столкнулся с чудом.
– Каким чудом? Расскажи, Сигорд? – Сигорд раскрыл было рот, но передумал.
– Да… Было дело. Потом расскажу. Но впечатление сильное, всю жизнь мне перевернуло.
– А как давно это было? – Сигорд не заметил подвоха и честно ответил:
– Месяца не прошло.
– То-то, я смотрю, переродился ты нравственно и материально. Бритву украл, святых людей надинамил ложным раскаянием, бессовестно раскрутил на жратву и ночлег.
Сигорд покраснел с досады и… И рассмеялся нехотя.
– Да, уел меня живьем. И все-таки я дышу и мыслю, а ведь хотел умереть. И буду жить.
– А потом помрешь и никому дела не будет – Наполеон Бонапарт был ты внутри, или просто бездомный Сигорд. Разве что чертям в аду забот прибавишь.
– Да, но пока – поживу и буду этому радоваться. И… вообще… – Сигорд ответил не сразу, долго молчал, и обе последние фразы упали в пустоту: Титус заснул и ничего не слышал.
Сигорд ворочался на своей лежанке, вспоминая тот ночной разговор с Титусом о тщете человеческой жизни, вязкий, с неумелыми аргументами от обеих сторон… И Титус не сумел ему толком объяснить, что хотел сказать, и он Титусу какую-то чепуху на уши вешал, вместо того, чтобы сказать истину, такую, чтобы тот с одной фразы врубился и проникся… Как ему объяснить, что чудо – оно внутри живет, и греет, и освещает, и не зависит от интерьеров… Сигорд приподнял голову с подушки и огляделся. Полуразрушенный чердак заброшенного дома, грязь, распад… Дом смущенно закряхтел – все правильно, что есть, то и есть. Да теперь уже какая разница – осталось-то…
Сигорд осторожно опустил голову и плечи на лежанку, расправил затылком ватные комья и узлы под самодельной наволочкой, сооруженной из старой рубашки. Надо спать. Спать.
Глава третья
В ней главный герой в который раз уже убеждается, что человек – это нечистая сила животного мира
На следующее утро выпал четверг и Сигорд почти весь его посвятил сбору пластмассы на свалке. Попутно понял, что не худо бы заиметь нитку с иголкой, но другого способа, как купить за деньги, не придумал и, естественно, отложил «на потом».
Собирал он истово, сделал три рейса, сдавая найденное тому же Мирону, и заработал в общей сложности одиннадцать талеров. Минус талер на хлеб, минус два на пополнение бульонных кубиков… Двадцать один шестьдесят. Это были хорошие деньги для Сигорда, но… Каждый день так убиваться ради десятки – нерационально. Кроме того, желудок заныл: чай, хлеб и бульонные кубики стали приедаться. И десны заныли, напухли. Авитаминоз. Против авитаминоза надо травку щипать, жевать и сок глотать, а саму траву выплевывать… И опять пришло ноябрьское утро, еще более светлое и теплое, чем накануне…
– Там пожарная каланча, достопримечательность нашего района, древнейшая в столице. Ни о какой передаче прав на застройку того «пятна» и быть не может, даже и не думайте. А эту вашу заявочку, господин Лауб, мы служебным, обычным, однако ускоренным порядком – удовлетворим, с января можете строить, ломать, возводить…
– Да уж, вы позаботьтесь лично, проконтролируйте, а то ваши сотрудники намекают… Не знаю уж на что они намекают, но оформление документов тормозят, не хочу сказать саботируют. Истребление глупцов обернулось бы настоящим геноцидом любого народа Земли.
– В моем муниципалитете???
– Так точно. Кстати, у меня совершенно случайно листочек распечатан, это я себе для памяти набросал: фамилии, должности, суть зацепок.
– Давайте сюда.
– Вот, возьмите. Эдгар… Мы с вами реалисты и люди дела, мы понимаем сложности современного несовершенного законодательства, все эти нестыковки и неувязки, все эти рогатки, сквозь которые волей-неволей всем нам приходится продираться, работу по которым не уложить в нормированные часы работы и оклады; и ваш взнос в наше общее дело суперценен для нас, очень важен для нас, но когда всякая канцелярская мелочь…
– Все, все, все. Ни слова больше. Я лично всем займусь и доконтролирую, так сказать, до победного итога. Виновных укрощу и накажу.
– Не сомневаюсь в вас, Эдгар, мы же не первый год знакомы. Уверен, что это не вина, а скорее, глупость исполнителей тому причиной.
– Этого добра у нас хватает, вы правы, неистребимое племя. Не стрелять же их. Я разберусь.
– Что поделать, Эдгар, что поделать… Истребление глупцов, если за него взяться, обернулось бы настоящим геноцидом любого народа Земли, поэтому такие люди, как мы с вами, должны использовать тот материал что есть, и не хныкать. Использовать и добиваться. Вы незаурядный человек, истинный работоголик, и ваша настоящая карьера вся впереди. Вы еще так молоды…