Суровый страж океанов - Страница 3
Пришлось серьезно обсуждать вопрос: что делать? Продолжать ли плавание или вернуться домой? Искать на одном корабле гипотетический пролив слишком рискованно. Ну, а возвратиться - значит признать свое полное поражение. В сходной ситуации Магеллан и Дрейк приняли решение: "Только вперед!" Так поступили и голландцы.
Тройное открытие
"Горн" сгорел 19 декабря. Новый, 1616 год моряки встретили в этой ставшей для них печальной бухте. 17 января осиротевший "Эндрахт", на борту которого находились теперь команды обоих судов, поднял якорь и отошел от порта Дезире. Преобладали все те же северные и северо-западные ветры. Теперь уже карты, которые были на борту, мало что могли поведать морякам.
Начиналось неизведанное...
Вход в пролив Всех Святых, названный так Магелланом (но впоследствии по всей справедливости ему присвоили имя знаменитого мореплавателя), не вызывал желания войти в него.
Ост-Индская компания запретила экспедиции Ле-Мера и Схаутена пользоваться этим проливом. Но эмиссаров компании в этих пустынных местах нет, и они никогда бы, может быть, не узнали, что "Эндрахт" прошел проливом. Но в нем могли встретиться испанские суда, и от такой встречи одинокому голландскому судну, естественно, благоразумнее всего было уклониться. Еще слишком свежи были в памяти сражения, которые вели северные нидерландские провинции с Испанией за независимость.
19 января 1616 года Биллем Схаутен приказал миновать восточное горло Магелланова пролива и следовать вдоль побережья Огненной Земли.
- Да, это поистине край света, никогда не думал, что природа может быть столь дика и сурова, - говорил шкипер Ле-Меру. Не удивительно, что берега пустынны. Было бы по меньшей мере странным встретить здесь людей. Похоже, эти места - обиталище морских львов, качурок, альбатросов да громадных чаек, таких больших, каких я нигде до этого не встречал. Птицы здесь все очень доверчивы. Наверное, никогда не встречались с человеком. Вон сколько их садится на палубу и мачты нашего корабля.
- Но что это за огни, видные по ночам на побережье? - отозвался Якоб. Кто их зажигает, люди или духи?
- Наверное, духи. Трудно вообразить, - повторил еще раз капитан "Эндрахта", - что здесь живут люди.
Прошло всего семь месяцев - ничтожно мало для плаваний тех лет, длившихся годами. А как тянет всех - и матросов, и офицеров - в свои родные места! А тут еще эта дикая, суровая природа. В разгар лета офицеры кутались в плащи, подбитые лисьим мехом, а широкополые шляпы приходилось подвязывать тесемками к подбородку. Матросов не спасали и теплые куртки.
Стоит прилечь после утомительной вахты - и перед глазами встают знакомые картины родного Хорна: аккуратно вымощенная площадь перед городской ратушей, сиреневые, желтые, голубые домики с белыми наличниками и рамами и красными островерхими черепичными крышами. Яркий огонь в каминах, пылающие жаровни. Приветливые хозяйки в светлых широких юбках со сборками и белоснежных чепцах. Знакомый перестук деревянных башмаков - кломпенов по мостовой, мерные взмахи крыльев ветряной мельницы на ближайшем холме...
... Следуя вдоль береговой линии, "Эндрахт" все круче и круче заворачивал на юго-восток. Бесконечная серая равнина, такая же, как и на патагонском берегу, но еще более неприветливая. И огни туземцев. Или духов? Кто знает? Что ждет путешественников впереди? Может быть, эти воды и бороздили когда-то суда, а потом их бесследно поглотила морская пучина. Первопроходцам всегда очень нелегко из-за томящей душу неизвестности. Счастливцы, впрочем, иногда делают неожиданные открытия. Неожиданные - да, но случайные ли? Скорее всего открытия делают только подготовленные к этому люди. Тот, кто ищет и находит новые пути. Но повезет ли им?
Так размышлял Биллем Схаутен перед тем, как сделать очередную запись в судовом журнале, помеченную 24 января. Корабль достиг пятьдесят пятого градуса южной широты. Вахтенный офицер доложил, что показался гористый выступ Огненной Земли. А через некоторое время открылась на юго-востоке другая земля, еще более высокая, достигающая на глаз трех тысяч футов. Когда Схаутен вышел на палубу, он увидел, что между этими землями гуляют темно-зеленые волны.
Пролив!
Взметнулись вверх матросские шапки. Офицеры салютовали шпагами. Тот самый пролив, о существовании которого моряки могли строить лишь самые различные предположения час назад!
Удача наконец-то улыбнулась голландцам. Под радостные крики всей команды повернули на другой галс. Теперь справа и слева от корабля тянулись скалистые берега. Не вызывало ни малейшего сомнения, что это именно пролив, а не глубокая бухта, не устье широкой реки. Причем он был "хорошим морским проливом", как сразу же записал в судовом журнале капитан, а не запутанным лабиринтом проток, бухт, фьордов, излучин и поворотов, глубоких странных выемов, песчаных банок, отмелей, каким является пролив Магеллана. Каково проходить эти узкости неповоротливому парусному судну при постоянной угрозе шквалов, укрыться от которых совершенно негде?
"Эндрахт" все шел и шел вперед. Крупная океанская волна становилась круче. Дул встречный штормовой ветер. Но все это не могло притушить приподнятого, радостного настроения команды. Не было на палубе человека, который бы не понимал, что, если корабль выйдет в Южное море, это будет большой победой экспедиции.
В каюту Яна Схаутена, все еще не оправившегося от контузии при взрыве крюйт-камеры, пришли комис Якоб Ле-Мер, шкипер Биллем Схаутен, Арис Клаасзон, Клаас Бан и другие офицеры. Что за новооткрытая земля слева от судна? Ясно, северный выступ того самого Южного материка, о котором писали древние. По праву первооткрывателей они могут дать ей название. После короткого совещания единогласно решили: пусть зовется в честь новой, свободной Голландии землей Штатов (Статен-ланд, по-голландски). Любопытно взглянуть на этот Южный материк поближе. На следующий день подошли к земле вплотную, но высаживаться не стали: при таком волнении это было невозможно.
Путь "Эндрахта" лежал дальше на юго-запад. Земля с левого борта тянулась на много миль, а волны становились просто громадными, и это при хорошей погоде. Светило солнце, и хоть ветер и завывал угрожающе в снастях, корабль продолжал нести много парусов.