Супружеский долг - Страница 9

— Лорд Рольф все вам объяснит, — проговорил он, уводя Эмму из зала.

Действительно, Рольф немедленно подсел к Блейку, чтобы все рассказать. Эмори представлял себе удивление друга, когда тот узнает причину поспешности этой свадьбы. По правде говоря, ни он, ни Блейк особой приязни к Бертрану не испытывали. Он был алчным и жестоким себялюбцем, да еще и трусом в придачу. Из-за его неумелого командования во время ирландского похода бессмысленно погибло множество людей. Более того, оба они подозревали, хотя и не имели прямых доказательств, что именно Бертран предал короля тогда, в Ирландии, пропустив в его палатку убийц. Покушение, к счастью, сорвалось. Но, возможно, подумал Эмори, они просто предубеждены против этого хитрого негодяя. Размышляя о прошлом, Эмори не заметил, как они поднялись до половины лестницы, и тут внезапно осознал, что пробил час свершения…

Боже! Настало время ложиться в постель с этой крохотной женщиной, которая шла рядом с ним. Он судорожно вздохнул. Все мысли о Бертране мигом улетучились из головы.

Лорд Рольф постарался объяснить ему обстоятельства предыдущего замужества Эммы, подчеркивая ее невинность и наивность. По слухам, муж ни разу не воспользовался своим супружеским правом. Эмори трудно было поверить, что Фальк был таким глупцом, чтобы пренебречь этой милой девушкой. И мысль об этом вовсе его не радовала. Конечно, приятно сознавать, что твоя жена не знала до тебя другого мужчины, но Эмори никогда не доводилось овладевать девственницей. Будучи незаконнорожденным и зная по собственному опыту превратности и тяготы жизни внебрачного ребенка, Эмори твердо решил не умножать число себе подобных. Поэтому плотский голод он обычно утолял с солдатскими девками, маркитантками и никогда не имел дела с непорочными девицами. Так что теперь он оказался весьма в затруднительном положении. Он просто не знал, как обращаться с невинной девушкой, с чего начинать.

Взгляд его скользнул по невозмутимому личику жены. Казалось, ее совершенно ничто не тревожило. Интересно, сколько продлится такое блаженное спокойствие неведения? Скорее всего до той минуты, пока не захлопнется дверь спальни. Тогда она наверняка испугается, разразится потоком слез и будет смотреть на него, как на дикого зверя.

Мысленно чертыхнувшись, он постарался припомнить, что ему когда-нибудь доводилось слышать о лишении девиц невинности. По всем рассказам, с девственницами была одна морока. Они обычно пугливы и слезливы. Это точно. Кроме того, ему говорили, что первое соитие для женщины очень болезненно. Все из-за этой «девственной завесы». Мужчина должен прорваться сквозь нее. Говорят, при этом идет кровь. Иногда много крови!

Нервно сглотнув еще раз, Эмори почувствовал, что на лбу у него выступила испарина. Как вообще сможет он приблизиться к этой хрупкой маленькой девушке с подобным? Это просто невозможно. Он раздавит ее одним своим весом! Пополам разорвет напором своей страсти… Он не сумеет быть с ней нежным, как она того заслуживает, особенно теперь, когда он сгорает от безумного желания овладеть ею. Да-да, сгорает с того момента, как он приподнял вуаль и увидел, какая она хорошенькая девчонка. «Леди!» — мысленно поправил себя Эмори. Его жена — леди, и притом нетронутая!

— Милорд?

Эмори вскинул голову, отрываясь от своих раздумий, и увидел, что жена ласково улыбается ему.

— Это моя… наша комната, — негромко сообщила она.

— А-а… — Он откашлялся и протянул руку к двери. Распахнув ее перед Эммой, он помедлил, перед тем как последовать за девушкой. Ему вдруг пришло в голову, не будет ли пристойнее дать ей какое-то время побыть одной, чтобы проделать все те вещи, которые совершают женщины, готовясь лечь в постель.

Эмма дошла уже до середины комнаты, когда заметила, что муж остановился в дверях. Казалось, Эмори погрузился в глубокое раздумье, с напряженным видом что-то соображая, — Милорд? — окликнула она его.

Новоиспеченный муж поднял на нее глаза, и Эмма с изумлением заметила светившуюся в них неуверенность. Тогда ее осенило: он будет впервые спать с женщиной. Понимание его проблемы наполнило ее душу сладостным теплом и сочувствием. До этого мгновения она пребывала в состоянии лихорадки, воображая, как снова вынуждена будет делить ложе с мужчиной. Хотя она и знала, чего ждать, но все равно от мысли, что придется лечь в постель с незнакомцем, ее трясло. Однако увидев, что Эмори сам испытывает смущение, она почувствовала себя гораздо лучше. В конце концов если он никогда раньше не был в постели с женщиной, то она превосходит его в опытности! А раз так, она должна взять инициативу в свои руки.

— Идите сюда, — мягко проговорила она, протягивая к нему руку. — Все будет хорошо.

Поняв, что девственница-жена старается его успокоить, Эмори недоуменно покачал головой и шагнул в комнату, закрывая за собой дверь. Эмма огляделась вокруг, и взор ее упал на ширму, которую привез ей в подарок Рольф из очередного путешествия.

— Не хотите ли переодеться за ширмой? — спросила она.

— Нет, я в постели обхожусь без одежды.

— Ох! — Эмма слегка покраснела от смущения, но тут же овладела собой и направилась к ширме. — Тогда я воспользуюсь ею, а вы можете раздеться в комнате.

С этими словами она скрылась за расписным щитком, а Эмори, ошеломленно посмотрев ей вслед, стал осматривать спальню. Комната была на редкость темной и мрачной. Главным предметом обстановки была большая кровать. Эмори с радостью отметил, что она вполне соответствует даже его огромному росту. Еще он обратил внимание на то, что постель была черного цвета. Не сама деревянная кровать — она-то как раз была темно-вишневой, — а постельное убранство. Откинутый полог открывал взору простыни и покрывала такого же черного цвета, как свадебный наряд невесты и одежды слуг.

Эмори нахмурился. У его жены явно было какое-то нездоровое пристрастие к черному. Ему надо будет подумать, как положить этому конец. «Комната станет гораздо веселее выглядеть со светлым постельным бельем», — подумал он, отстегивая меч от пояса, и продолжил осматривать комнату. Большую часть стены напротив кровати занимал камин, в котором пылали поленья. Перед ним стояло одно кресло. Надо будет приказать принести сюда еще одно. С легкой улыбкой Эмори представил себе, как приятно будет проводить долгие вечера с женой, расположившись перед жарким очагом. Взгляд его перешел на украшавшие стены тканые ковры, и все в нем опять радостно запело: «Мое… Мое… Все это мое!»

Удовлетворенно вздохнув, он посмотрел на ширму, за которой переодевалась его жена. Ширма явно была привозной. Эмори никогда не видывал ничего подобного. Красивая роспись рассказывала о дальних странах. Шуршание ткани отвлекло его от ярких рисунков. Вид платья жены, небрежно перекинутого через ширму, внезапно заставил его прочувствовать, что, пока он глазеет по сторонам, Эмма готовится к их соединению. Он живо представил себе, как стоит она за легкой преградой и постепенно снимает одежду.

Ощутив возбуждение, Эмори быстро отогнал от себя эту восхитительную картину. Не стоит так воспламеняться раньше времени. Он подозревал, что ему предстоит долгая беспокойная ночь обольщения. Он собирался облегчить своей девственной супруге предстоящее испытание, сделать его по крайней мере терпимым. Приняв это решение, Эмори стал поспешно разоблачаться, так как не был уверен, что Эмма спокойно воспримет его наготу. Пожалуй, к моменту ее появления ему лучше быть уже в постели.

Однако едва он успел стащить тунику, как Эмма вышла из-за ширмы. При виде жены Эмори остолбенел, руки его замерли на поясе, глаза не могли оторваться от представшего перед ним зрелища.

Страсть Господня! Даже ее ночная рубашка была абсолютно черной! У нее что, вообще нет одежды другого цвета? С досадой и удивлением он разглядывал маленькую фигурку, полностью, от шеи до пяток, закутанную в просторный черный балахон.

Эмма сразу заметила растерянный взгляд мужа и приписала его новизне впечатлений. Заставив себя ободряюще улыбнуться, она осторожно прошествовала мимо Эмори к постели и не спеша забралась подпокрывало. Затем старательно расправила простыни, разгладила все их складочки, пока они не укрыли ее ровно, без малейшей морщинки. Закончив свои старания, она украдкой поглядела на мужа: он стоял на прежнем месте и не сводил с нее глаз. Слегка нахмурившись, Эмма хотела его окликнуть, но вдруг сообразила, что он, по-видимому, пребывает в состоянии крайнего смущения.