Супргуа Архангела (СИ) - Страница 4

— Поговорю с Джейсоном, — добавил он. — Возможно, до него дошли неизвестные мне слухи.

— Он поправился? — Разведчика Рафаэля ранило во время того самого ужасного всплеска силы, превратившего город в пепел и отбросившего Елену на землю. — А Эйдан?

Оба ангела не оставили её, отказавшись лететь в безопасное место, хотя были гораздо сильнее и быстрее. Даже падая и приближаясь к неумолимой земле, они умудрились прикрыть её собой.

— Если с тобой всё в порядке, — ответил Рафаэль и положил руку Елене на талию, — то, конечно же, и с ними тоже.

Поскольку она была новообращённым ангелом, а Джейсону исполнилась не одна сотня лет. На счёт Эйдана она не была уверена, поскольку он казался не таким, как все остальные, но тот факт, что ангел состоял в Семёрке Рафаэля, говорил сам за себя.

— В Пекине… есть какие-то признаки восстановления? — После событий той кровавой ночи от города остались одни воспоминания. Тогда погибло столько людей, что от мыслей об этом на Елену наваливалась тяжесть, тёмная, не позволяющая свободно дышать, с резким запахом давней смерти.

— Нет, — уверенно ответил Рафаэль. — Пройдут столетия прежде, чем жизнь вновь пустит ростки в этом месте.

Суровость, звучавшая в его заявлении, ошеломляла. Это заставило Елену инстинктивно почувствовать мощь мужчины, державшего её в объятиях, вырваться из которых будет невозможно, если он решит никогда её не отпускать. Это должно было напугать Елену. Но одно она точно знала: любая стычка с Рафаэлем будет откровенной до предела. Никаких стилетов в темноте, никаких ранящих клинков, скрывающихся за обманчивой внешностью… в отличие от обидных слов другого мужчины, однажды говорившего, что любит её. Елена ощутила острую душевную боль.

— Я не могу избегать отца вечно, — сказала она, снова прислонившись к окну. Стекло было настолько холодным, что её крылья почти болели. — Как думаешь, что он скажет, когда увидит меня?

Джеффри думал, что Рафаэль вернул изломленное и умирающее тело Елены к жизни, обратив её в вампира. Архангел опёрся ладонью рядом с лицом своей охотницы, а второй взял за подбородок.

— Он будет смотреть на тебя, как на кладезь неограниченных возможностей, — сказал он откровенно, поскольку лгать не собирался. — Способ пробраться в высшие круги власти архангелов.

Если бы Рафаэль поступил так, как желал, то Джеффри давно бы гнил в безымянной могиле, но Елена любила своего отца, невзирая на всю его жестокость. Она обхватила себя руками, слова слетали с её губ отрывисто, словно рваные клочки боли:

— Я знала ответ ещё до того, как спросила… но часть меня продолжает надеяться, что, возможно, на этот раз он меня полюбит.

— Так же как и я не перестаю питать надежды, что когда моя мать проснётся, то будет той самой женщиной, которая пела мне колыбельные, заставляющие мир застывать. — Тесно прижав Елену к себе, Рафаэль поцеловал её в висок. — Мы оба дураки.

В этот миг раздались раскаты грома, а яркая молния разрезала ночную тьму города за окном. От её света волосы Елены заблестели серебром, а глаза стали цвета ртути. «Эти глаза будут меняться на протяжении столетий, и, вполне вероятно, однажды станут такими же, как и сейчас, озарённые грозовой вспышкой», — подумал Рафаэль и опустил голову, чтобы завладеть губами Елены.

— Пойдём, Охотница Гильдии. Уже поздно.

— Рафаэль, — томно прошептала она, — мне так холодно.

Он снова её поцеловал, опустив руку и накрыв ладонью грудь. А затем увлёк Елену в пучину бури, где страсть бушевала намного сильнее, чем яростный ветер за окном. В ту ночь кошмар снова вернулся. И хотя Елена ожидала ужасных сновидений, они затянули её в кровавые руины того, что раньше было отчим домом с такой скоростью, что сопротивляться оказалось невозможно.

— Нет, нет, нет. — Елена закрыла глаза в наивной попытке сопротивления. Но жуткий сон заставил поднять взгляд, и то, что она увидела, повергло её в шок. В висках бешено пульсировало, панические удары сердца сменяли друг друга. На полу, мокром и тёмно-красном, не было тел. Только кровь. Повсюду, куда ни глянь, растекалось море крови. Больше, чем Елене доводилось видеть. И тогда она поняла, что находится не в кухне, где были убиты Бэль и Ари, а в кухне нового Большого Дома. Дома, купленного отцом после того, как её сестёр… После произошедшего. Натёртые до блеска кастрюли висели над длинной каменной столешницей, в углу тихонько гудел огромный холодильник. Плита, словно сияющее отдельное здание, всегда пугала её и заставляла держаться на расстоянии. Сегодня, правда, металл был покрыт ржаво-рыжими пятнами, один взгляд на которые вызывал тошноту.

Елена пошатнулась и посмотрела в другую сторону. На ножи. Они валялись повсюду. На полу, на столешницах, торчали из стен. И по ним стекали густые, вязкие багровые сгустки… кое-где с ошмётками плоти. «Нет, нет, нет», — обхватив руками своё хрупкое, тощее детское тельце, она бегло осмотрела эту кошмарную комнату в поисках безопасного пристанища. И кровь, и ножи исчезли. Кухня вновь стала девственно чистой. И холодной. Жутко холодной. В Большом Доме всегда было холодно, и не важно, как сильно она включала отопление. Во сне что-то изменилось. Елена подумала, что ошиблась. Всё-таки, это заледенелое место не было нетронутым. На ослепительно-белом кафельном полу валялась одинокая туфля на высоком каблуке. И тогда на стене Елена увидела раскачивающуюся тень.

«Нет!»

— Елена. — Рафаэль схватил её ей за плечи, чистый свежий аромат моря вторгся в её разум. — Охотница.

Резкий оклик прорвался сквозь остатки сна, возвращая Елену в настоящее.

— Я в порядке, в порядке, — ответила она сбивчиво и несвязно. — Со мной все в порядке.

Рафаэль заключил её в объятия, когда она попыталась соскочить с кровати. Елена и сама не знала, что хотела сделать, но после того, как прошлое так жестоко напоминало о себе, заснуть было невозможно.

— Мне нужно…

Рафаэль передвинулся так, чтобы теперь Елена оказалась отчасти под ним, и раскрыл крылья, создав тёмное, чувственное личное пространство только для них двоих.

— Ш-ш-ш, хебибти. — Его тело создавало крепкий щит между ней и мягко покачивающейся тенью, которая гналась за ней сквозь время. Тогда он опустил голову и прошептал тихие, страстные слова на языке, которые были частью наследия её матери. Елена обвила Рафаэля руками за шею и потянула к себе, желая раствориться в нём. Но он только крепко обнял её и приподнялся, опёршись рукой с одной стороны, чтобы видеть её лицо. — Расскажешь мне?

После того, как их семья распалась, Елена всегда обнимала Бэт, чтобы сестрёнка не чувствовала холода. Но никто не обнимал Елену в ответ, никто не пытался растопить лёд, что сковывал её часами после жутких кошмаров, так что ей потребовалось время, чтобы найти подходящие слова. Но Рафаэль был бессмертным, и терпению он научился давным-давно.

— Это бессмыслица какая-то, — наконец, произнесла она хрипло, словно сорвала голос от крика. — Всё, что я видела — не имеет смысла. — То, что совершила её мать, случилось не на кухне. Нет, Маргарет Деверо очень крепко привязала верёвку к поручням, окружающим мезонин[1]. Её красивая лаковая туфелька на шпильке лежала на сияющем кафельном полу с шахматным узором в прихожей Большого Дома. Когда Елена увидела блестящую вишнёвую туфельку, то на долю секунды в сердце вспыхнула надежда, что мама, наконец, вернулась к ним, наконец, прекратила плакать… и кричать. Тогда Елена подняла голову и увидела то, что никогда не исчезнет из её памяти. — Просто огромная нелепица.

Рафаэль ничего не сказал, но она ни на йоту не сомневалась, что всё его внимание приковано к ней.

— Я думала, — произнесла она, вцепившись в его плечи, — что кошмары прекратятся после того, как убью Слейтера. Он больше не причинит вред дорогим мне людям. Так почему же они продолжают терзать меня?

Голос Елены дрожал, но не от страха, а от тяжёлой беспомощной ярости.