Супермодель в лучах смерти - Страница 126

— Нужно думать о другом. Я потерял помощников, партнеров и понятия не имею, что делать с грузом, болтающимся в трюме.

— Сбрасывать в воду. Потерю списать на шторм, — покосившись на чавкающего Кабанюка, предложил Лефтерис.

— Это же миллионы, — тихо и печально напомнил Апостолос. — Мне отступать некуда…

Он взялся за спинку кресла-каталки и, ничего не сказав Кабанюку, увез Лефтериса в свою маленькую комнатку при кают-компании. Там сел напротив корсара, подмигнул ему и заговорщицки прошептал:

— Мне не страшен этот груз. Сбрасывать я его не собираюсь. Наша задача войти в территориальные воды России. Оттуда груз уже никто не выпустит. Ко мне со стороны итальянцев претензий быть не может. Какая разница, кто захоронит эти отходы — Маркелов или российское правительство? А против меня возбудить дело не удастся. Янис, с греческой стороны, сговорился с Маркеловым и Лавром о провозе радиоактивных отходов без моего ведома. Я обнаружу радиацию, подходя к порту Одесса. Там вообще территория Украины. Мне же еще и спасибо скажут. Так-то, господин корсар.

— Слишком гладко получается, — покачал головой Лефтерис.

— Не гладко, а логично, — возразил Апостолос. — Тебе известно мое умение заставить любую ситуацию работать на себя.

— Известно. Однако для этого необходимо найти человека, стоящего за всеми убийствами. Проверь графа.

Апостолос раздраженно покусал нижнюю губу и, найдя решение, встал:

— Пойду поговорю с мадемуазель Татьяной. Нужно привлечь ее на свою сторону. Она знает много, если не все.

— Позови сюда графа, — настаивал Лефтерис.

Апостолос вывез его в кают-компанию, там, мирно расположившись на диване, посапывал задремавший Кабанюк. Будить его не стали. Апостолос махнул рукой и вышел.

Он вдохнул свежий воздух, полюбовался игрой серо-розовых рассветных теней и спустился в госпитальный отсек. Вход в каюту преградил охранник, но, узнав его, тут же вытянулся во фрунт. Апостолос кивнул в знак одобрения. Доктор недавно ушел, убедившись, что жизни Татьяны ничто не угрожает. Она лежала на спине с закрытыми глазами. Ее воспаленное лицо сохраняло следы перенесенных страданий.

Апостолос не решился ее будить и сел рядом.

— Граф? — прошептала, не открывая глаз, артистка.

— Нет, мадемуазель, — по-французски ответил Апостолос.

— А… командор… — Татьяна с досадой узнала его голос. — Что вас привело сюда? Любопытство или сострадание?

— Скорее, некая схожесть нашего положения… — неуверенно Начал Апостолос. — За моей спиной все время происходят какие-то непонятные происшествия. После убийства Яниса и господи на Маркелова я в панике и боюсь за свою собственную жизнь. Объясните, что происходит. Почему Илья стрелял в вас?

— Это вы-то ничего не знаете? — простонала Татьяна. — Спросите у графа Нессельроде, он вам расскажет, кто вы такой.

Апостолос поднялся и наклонился к Татьяне.

— Клянусь вам, я самый непосвященный человек на корабле. Что происходит? Причем здесь граф Нессельроде, который все дни проводит вместе со мной за карточным столом?

Татьяна открыла глаза. Посмотрела с недоверием на близко склоненное к ней лицо адмирала. Его голубые, почти прозрачные зрачки выражали удивление и уверенность в ее добром к нему отношении.

— Как же так? Вы везете в трюме радиоактивные отходы и ничего об этом не знаете?

— Клянусь! Это какое-то недоразумение. В трюмах нет никаких отходов. Янис загрузил туда контейнеры с оборудованием для зверофермы!

— Вас обманули… — прошептала Татьяна. И через некоторое время добавила: — Во всем виноват Маркелов. Разве его убили?

Апостолос почувствовал, что ему не хватает воздуха. Известие о содержимом контейнеров вывело его из равновесия, но он сумел не подать вида.

— Скажите правду, Маркелов убит? — повторила артистка.

— Да, да… Его расстрелял из автомата ваш друг, господин Шкуратов. Он тоже знает о грузе?

— Знают все. Мне жаль вас, адмирал. У вас будут большие неприятности…

— А мне жаль вас, — заявил, оправившись от стресса, Апостолос. — Кто-то постоянно использует вас в качестве приманки. Разве нельзя было прийти ко мне и все рассказать? Я бы немедленно вызвал пограничные катера, вертолеты. Сообщил бы в правительства наших стран. Если в контейнерах действительно отходы, значит кто-то пытается ими завладеть и втягивает в это грязное дело вас.

Татьяна закрыла глаза. Она совершенно запуталась в людях, окружавших ее. Каждому что-то было нужно. А она из-за них чуть не погибла.

— Не знаю! — вдруг приподнялась она на руках и закричала сильным грудным голосом. — Оставьте меня в покое. Граф утверждает, что за вами следит Интерпол!

Апостолос положил широкую ладонь ей на лоб и небольшим усилием вернул голову снова на подушку. Татьяна смирилась и подавила в себе истерику. Она почти по-детски пожаловалась:

— Защитите меня от них. Мы с вами оба несчастны… граф Нессельроде, мой бывший любовник, спит с вашей бывшей любовницей… Антигони… кроме вас, меня никто не поймет.

Это признание произвело на Апостолоса едва ли не большее впечатление, нежели сообщение о тайне контейнеров. Он отшатнулся от артистки и, топчась на месте, кусал нижнюю губу.

Неужели Антигони на корабле? В каюте графа? Так подло с ним не расплачивались даже самые непримиримые враги! Он, окончательно решивший связать свою жизнь с любимой женщиной, оказывается, предан ею. Его, великого адмирала мощнейшей империи, она променяла на карточного игрока.

Апостолосу показалось, что корабль накренился, и он инстинктивно схватился за спинку кровати, на которой лежала Татьяна. Та вздрогнула и приоткрыла глаза. Прошептала по-французски:

— Адмирал, вы еще здесь? Там граф имеет вашу любовницу. Очень скоро они отправят вас в тюрьму и станут героями.

Ни боль, ни рана, ни потеря крови не притупили в Татьяне страсти к интриганству. Она не ревновала графа к Антигони. Просто как актриса не могла перенести того, что во всей этой истории Павел, а не она становился центральной фигурой.

Удар Татьяна рассчитала точно. Апостолос сорвался с места и, подобно носорогу, помчался наверх.

Он вломился в кают-компанию и едва не сбил с ног Петра Кабанюка, танцевавшего под веселую греческую мелодию. Тот замер с поднятыми над головой руками. Не обратив на него внимания, адмирал схватил телефонную трубку, набрал номер.

— Граф? Это Апостолос. Извини, что слишком рано. Но твой соотечественник просит тебя срочно зайти в кают-компанию.

— Какой? — прозвучал напряженный голос Павла.

Вместо ответа Апостолос передал трубку Кабанюку.

Пьяным голосом глава администрации поинтересовался:

— Опухайте, ше це таке? Хто це?

— Нессельроде.

— Ой, граф, приходь. Тут такое робыться, — прокричал в трубку Кабанюк и указал рукой на стол, полный яств.

Павел, естественно, жеста не видел, поэтому решил, что Кабанюк невольно встрял вдела, его не касающиеся. Поэтому бросил трубку и быстро натянул джинсы. Антигони проснулась и смотрела на него ласковым, любящим взглядом. Ничего не объясняя, граф поцеловал ее в губы и успокоил.

— Я быстро вернусь. Поспи немного, — он взглянул на себя в зеркало и вдруг почувствовал боль в колене. Результат падения во время шторма. Нашел в шкафу палку и не удержался, чтобы не продемонстрировать Антигони. — Смотри.

Отщелкнув рычажок, он легко вытащил из палки тонкий обоюдоострый клинок.

— Замечательная вещь, — одобрила Антигони. — Эта палка придает тебе еще большую аристократичность. Не выпускай ее из рук. Не забудь, раненый зверь готов броситься в любую минуту…

Когда Павел, прихрамывая и опираясь на палку, зашел в кают-компанию, Лефтериса уже не было. За накрытым столом пировали Апостолос и Кабанюк. Павел несказанно удивился, увидев, что грек пьет с утра водку. Адмирал выбрался из-за стола, схватил его за плечо и насильно усадил.

— Что с ногой?

— Вывихнул колено во время шторма…

— Выпей с нами, все пройдет!

— Для этого вы меня разбудили?! — возмутился Павел.