Супермодель в лучах смерти - Страница 125

Леонтович взорвался.

— Ради таких идиотских вопросов ваши дебилы будят меня среди ночи?

Апостолос не ответил, подошел к Нице, обнял ее за плечи и совсем по-отечески обратился к ней:

— Извини меня, старого, но истина важнее гордости. Отправляйся спать. У меня к тебе претензий нет. Кстати, как там подстреленная артистка?

— Спит. Господин доктор сам дежурит возле нее. Потеряла много крови, сквозное ранение правой груди. Сейчас ее состояние не вызывает опасений.

Апостолос молча подтолкнул ее к выходу. Ница, не прощаясь, поспешила удалиться. Адмирал прошелся по каюте и остановился возле шоумена.

— Напрасно вы, господин Леонтович, ввязались в эту историю. Она пахнет криминалом. Кому-то захотелось свести личные счеты с господином Маркеловым, и вы неразумно согласились помочь. Скажите кому — и мы забудем об этом разговоре.

— Я надеюсь, мы и так о нем забудем, — уверенно ответил Леонтович. — Ваши домыслы мне не интересны. Вечер и, возможно, часть ночи я провел в постели с Ницей. Но судить меня за это имеет право только моя собственная жена.

Апостолос спокойно возразил ему:

— Если будет доказано, что господина Маркелова убили и тело бросили в спущенную на воду шлюпку, обещаю вам служебное расследование с выявлением всех сообщников, причастных к этому убийству.

— Меня судьба Маркелова не интересует, — ответил шоумен и беспрепятственно покинул кают-компанию.

— Он знает все, — заключил Апостолос.

— Мы тоже, — еще больше растянул губы в улыбке Лефтерис.

Апостолос скептически посмотрел на него.

— Эх, адмирал! Тебя подводит доброе отношение к окружающим людям. Оглянись, враги уже почти все капканы расставили. Один твой до сих пор пуст.

— Не тяни.

— Так ведь все просто сходится. Позови-ка господина Кабанюка. Он человек простой, наверняка вспомнит что-нибудь интересное.

Охранник встал, чтобы идти за Кабанюком, но Апостолос жестом остановил его и набрал номер телефона главы администрации. В трубке послышался кашель и мат.

— Какого… в такую рань! — гремел голос Кабанюка.

Апостолос представился и извинился по-английски. Кабанюк не понял. Тогда адмиралу пришлось напрячь память и объяснить:

— Кабанюк, Апостолос — кают-компания, дринк водка, коньяк, бир…

— Это другое дело, — бодро ответил Кабанюк и добавил, как ему показалось, по-английски:

— Айн момент! Я сейчас! Дринк — о’кей! — и бросил трубку.

Апостолос повернулся к Лефтерису.

— На каком языке мы с ним будем разговаривать?

— Палас немного говорит по-русски. Этого будет достаточно.

— Ты что-то затеваешь, старый корсар, — подозрительно взглянул на него Апостолос и по селекторной связи вызвал капитана.

Кабанюк и Димитрис Папас появились в кают-компании почти одновременно. Капитан чрезвычайно удивился, увидев на столе бутылки со спиртным и обильный рыбный завтрак. Кабанюк, наоборот, счел такое гостеприимство абсолютно своевременным. Глаза его так и буравили запотевшие банки с пивом и литровую бутылку «Абсолюта».

— Прошу позавтракать по-русски, — приветственным жестом Апостолос указал на накрытый стол.

Господин Кабанюк понял сразу, а капитан Папас совершенно не понял, чего от него хочет владелец судна. Пришлось объяснять.

— Мне нужно получить от господина Кабанюка несколько ответов на важные для меня вопросы. Ты переведешь.

— Я по-русски знаю всего несколько слов, — обалдел Папас.

— Достаточно, — успокоил его Апостолос, улыбнулся Кабанюку и непринужденно принялся ухаживать за ним.

На глазах изумленных греков господин Кабанюк рванул подряд три рюмки водки и запил пивом, потом смачно взялся за пожирание анчоусов.

— Спроси его, для чего Леонтович собирал недавно всех участниц конкурса и что за скандал там возник, — попросил Лефтерис капитана Папаса.

Тот нахмурил лоб и задумался, вспоминая слова.

— Товарищ Кабанюк. Этот человек, — он ткнул пальцем в Лефтериса, — тебя имеет спросить. Супермодели в конференцхолл зачем приходили? Шоумен Леонтович… — не найдя слов, Папас сжал кулаки и изобразил гнев шоумена.

Кабанюк, похмелившись, ощутил прилив жизненных сил и очень обрадовался, что есть с кем поговорить. Особенно с самим капитаном. Поэтому, разобравшись в вопросе Папаса, принялся объяснять, непроизвольно коверкая русские слова, будто сам был иностранцем.

Димитрис долго, внимательно слушал. Он намного лучше понимал русскую речь, нежели говорил по-русски сам. Апостолос и Лефтерис следили за его реакцией. Кабанюк повторял и втолковывал с удвоенной энергией, в перерывах закусывая водку маринованным осьминогом. Наконец Папас кое-как понял, о чем была речь в конференц-зале, и объяснил Апостолосу.

— Там у них возникли подозрения, что пропала девушка, которую вы знаете. Она — любовница графа Нессельроде. Председатель жюри, Татьяна, почему-то посчитала, что в каюте графа прячется другая девушка. Комиссия пошла проверять. С ними отправился покойный Янис. Посмотрели на девушку и убедились, что она и есть та самая Люба. Но очень больная.

— А как давно ее видел сам Кабанюк? — взволнованно спросил капитана Апостолос и налил главе администрации полную рюмку.

Выяснилось, что Кабанюк после отплытия из Греции с девушкой не встречался.

— Делай выводы, адмирал, — усмехаясь, посоветовал Лефтерис.

Апостолос поблагодарил Папаса и отпустил его. Не обращая внимания на пребывающего в счастливом расположении духа Кабанюка, он заметался по кают-компании и принялся рассуждать вслух.

— Неужели Янис что-то заподозрил? К чему эти его фразы об Антигони? Я тогда почувствовал, что он скрывает от меня информацию в надежде перепроверить. Но не успел. Его убили. Уж не подстроено ли это убийство? Кем? Татьяной? Нет… Маркеловым? Глупо…

А, может быть, графом? — вскользь предположил Лефтерис, сим зорко наблюдая за реакцией Апостолоса.

— Он-то здесь с какого бока?

Адмирал не любил, когда на людей, к которым он прикипел душой, бросали тень подозрений. Павел Нессельроде, с его ясным спокойным взглядом, мог быть кем угодно, но только не подлецом.

Лефтерис придерживался другого мнения. Он связал все ниточки в один клубок, внимательно изучил повадки графа. Выяснил о нем все возможные сведения у Яниса и заподозрил, что под личиной светского прожигателя жизни скрывается расчетливый, озабоченный служением каким-то своим идеалам человек.

— У графа есть претензии к Маркелову, но не более, — успокоил себя Апостолос. — Прежде чем подозревать друзей, я лучше заставлю перевернуть весь корабль и найти ту самую медсестру. Вот тогда-то мы и получим одну разгадку на все загадки.

— Не трудись, — посоветовал ему Лефтерис. — Я готов поспорить, что в каюте графа скрывается Антигони. Она появилась на корабле, чтобы отомстить.

— Ты паралитический дурак! — вскипел Апостолос. — Почему же, в таком случае, гибнут все, кроме меня?! Ни к Лавру, ни к Янису, ни к Маркелову она никакого отношения не имеет. А уж тем более, к расстрелянным охранникам! Я еще мог бы представить ее с ножом в моей собственной спальне, но уж никак не в каюте графа. Фантазии слабоумного!

Лефтерис не обиделся. Он привык к первой реакции Апостолоса на неприятные для него сообщения. А вот Кабанюк настороженно поглядывал то на одного, то на другого. Ему было наплевать на греческие заботы. Но собутыльника для разговоров явно не хватало. Он широко улыбался и жестами приглашал разгорячившихся греков присоединиться к нему. Но они увлеченно что-то доказывали друг другу.

— Соображай своей головой, — на ходу выпалил Апостолос, — если Антигони по невероятному стечению обстоятельств действительно оказалась бы в каюте графа Нессельроде, мне бы осталось только застрелиться. Она — моя последняя любовь! По возвращению в Афины я разыщу ее и опущусь на колени. Потом подхвачу на руки и больше уже не выпущу. Мы проживем вместе много счастливых лет. Это мое последнее желание в жизни…

Он остановился возле Лефтериса. Тот продолжал улыбаться.