супермаркет(СИ) - Страница 27

И они разошлись, чтобы больше никогда не встретиться друг с другом. Николай в семью так и не вернулся. До самого отъезда жил в гостинице. Двое гостей исчезли, как будто их и не было на этом свете. Тамара долго лежала в больнице. Когда стало известно, что она беременна, решила избавиться от ребенка. После операции вскрыла себе вены, но осталась жива и была помещена уже в другое отделение. Соне сказали, что мама попала в аварию и из-за травмы головы не может быть такой, как прежде.

Домой вернулась уже совершенно другая женщина: исхудавшая и словно не живая, с потухшими глазами. Она часто о чем-то задумывалась, могла подолгу сидеть, глядя в одну точку. Казалось, ее ничто не интересовало. Муж и Соня были терпеливы, и постепенно Тамара оттаяла: стала выполнять кое-какую работу по дому, общаться, но по-прежнему боялась выходить на улицу и принимать хоть какие-то решения. Известие, что Веня - сын Николая Рубцова, спровоцировало возвращение болезни.

Через три дня после случившегося состоялся первый экзамен. Все это время Соня просидела дома, не отвечая на телефонные звонки. Она постоянно вспоминала дачу Вени, где им было так хорошо, а мама едва не погибла. Там Сонина первая любовь горела так ярко, что сердцу становилось тесно в груди, а мамина горькая - умерла.

Все эти дни Веня звонил и звонил. Соня понимала, что он ни в чем не виноват, но сил для разговора не было. Надо было осознать и принять все, что произошло, а трудный разговор отложить до лучших времен.

Она уже подходила к крыльцу школы, когда увидела Веню. Он шел ей навстречу. Очевидно, хотел серьезно поговорить. Они остановились. На крыльце в ожидании начала экзамена толпились ребята и волнующиеся за своих чад родители.

- Соня, - начал он тихо, - что мне сделать, чтобы ты поговорила со мной?

Она лишь покачала головой и отступила на шаг назад.

- Ничего.

- Соня, послушай, - продолжил он терпеливо, - пусть они сами судят друг друга, а мы ни в чем не виноваты и не должны страдать от их любви.

Она удивленно вскинула брови. Подобное не приходило ей в голову.

- Может быть и так, но только твой отец живет и здравствует, а моя бедная мать дожидается смерти. Они заплатили за любовь по-разному, не находишь?

Глаза Вени стали колючими. Он не желал говорить о родителях, главными были они, он и Соня.

- Мне искренне жаль твою маму, я не оправдываю своего отца, но это их история, а не наша. И мы ничего не можем изменить. Скажи лучше, что сделать мне? - он сделал ударение на последнее слово. - Что сделать, чтобы между нами все осталось по-прежнему? Может встать на колени? Хочешь?

Соня лишь молча пожала плечами и сделала шаг в сторону, намереваясь продолжить свой путь. И тогда он действительно это сделал, встал на колени. На крыльце кто-то изумленно присвистнул, раздались возгласы и хлопки, а Соня в одну секунду представила, как все это выглядит со стороны.

- Вставай, - зашептала она, наклонившись и схватив Веню за руку, - я говорить пока не могу об этом, но расстаться с тобой меня никто не заставит.

Так, взявшись за руки, они направились за угол школы, где, молча обнявшись, и простояли, пока не услышали звонок, приглашающий на экзамен.

Дома было тихо, печально. Отец старался задерживаться на работе, и Соня была дни и вечера предоставлена самой себе. Она не могла забыть последние слова отца.

- Всем будет лучше, если вы прекратите встречи. Я надеюсь на твое благоразумие. И еще: больше в этом доме фамилия Рубцов не произносится и твой, надеюсь, бывший друг не появляется.

Все было правильно, и она обещала. Однако странно, но именно положение, в котором они оказались, еще больше сблизило их. Теперь все свободное время они проводили в квартире Вени. Экзамены наконец-то закончились, но выпускной вечер прошел без них: настроение не было радостным. Здоровье Тамары Андреевны улучшалось медленно, а отцу было хорошо везде, но только не в опустевшей квартире.

- Соня, - как-то осторожно начал разговор Веня, - надо что-то решать с поступлением. Ты не можешь уехать в Москву и оставить мать, я не могу оставить тебя. Вчера говорил с отцом, и он знает о ситуации, поэтому хочет меня видеть. Надо лететь.

Они лежали на диване, и Соня, свернувшись калачиком, удобно устроилась на его руке.

- Когда? - спросила она и подняла голову.

- Да хоть завтра. Быстрее улечу - быстрее вернусь.

- Мне надо начинать беспокоиться?

- Сонечка... - предостерегающе протянул он.

- Помню, помню, - тихо засмеялась девушка, - ты - главный, ты все решишь.

Действительно, о чем было беспокоиться, если он все равно сделает так, как хочет? Она может иногда думать иначе, если не видит и не слышит его, но если Веня рядом... Он найдет способ заставить ее сделать так, как ему надо, а для этого и на колени грохнуться на глазах у всех - сущий пустяк.

Веня улетел утром следующего дня, а до квартиры отца добрался лишь к вечеру.

- Садись, выпьешь? - спросил отец после того, как они обнялись.

Сын отрицательно покачал головой. Начало ему совершенно не нравилось.

- Я думал, мы поговорим, а ты с бутылкой время проводишь, - сказал он с укоризной.

Отец сел в кресло и устало потер виски руками. Он был печален и хмур.

- Поговорим, конечно. У меня душа плачет. Как узнал, что Тамаре стало хуже, так и пью, - он поднял покрасневшие глаза на Веню, и тот увидел в них такую зеленую тоску, что стало не по себе.

Отец помолчал, потом сжал кулаки и тяжело опустил их на стол.

- Знаешь, как я ее любил? Ночью проснусь и слушаю, как дышит. Однажды она простыла, поднялась температура. Небольшая совсем, но я не мог налить в стакан воды, чтоб ей дать, так руки тряслись от страха. Иногда думал, что будет, если в старости она умрет первой? Казалось, что не пережил бы. И вот после всего живу же, скотина, живу. И баб домой привожу. А она даже фамилии моей слышать не может!

Лицо отца неприятно скривилось, и по щекам потекли слезы. Он вытер их ладонью и потянулся за бутылкой.

- Вернулся б ты в семью, - сочувственно сказал Веня, - что одному маяться?

- Зачем? - усмешка отца была недоброй. - Рассказывать твоей матери, что до смерти буду любить другую женщину? А баб привожу, так это чтоб на луну не завыть. Никто кроме Тамары мне не нужен. Не отпускает она меня, да я и сам, пока жив, держаться буду за нее двумя руками.

Отец налил рюмку и выпил, потом внимательно посмотрел на Веню. Казалось, что он хочет о чем-то спросить, но не решается. Молчание затянулось, но сын терпеливо ждал. Впервые отец разговаривал с ним, как со взрослым, достойным доверия, и юноше это нравилось. Кроме того, хотелось знать больше об отношениях родителя с Тамарой Никицкой и о том, что же случилось с ней на их даче. Мать и бабушка об этом никогда при Вене не говорили, скорее всего, они и сами знали немного. Соня обмолвилась о разговоре со своим отцом, но и она отказалась сообщить хоть какие-то подробности.

Наконец отец решился.

- Ты был у Тамары в доме. Скажи, какая она сейчас?

- Ну, - на минуту задумался Веня, - красивая, очень худая, говорит мало, не улыбается, всегда уставшая. Соня говорит, из дома не может выходить.

Лицо отца стало напряженным и совершенно чужим.

- Когда отморозков убивали, - заговорил он медленно каким-то неживым голосом, - я стоял рядом и смотрел. Думал, сделают это, и мне станет легче, но не стало.

Он опять надолго замолчал, задумчиво крутя в руке рюмку.

- А с Соней я не успел познакомиться. Она должна была жить с нами, - отец тяжело вздохнул. - Дочь похожа на мать?

- Да, очень, только у нее глаза отцовские.

- Когда узнал обо всем, почему не оставил?

Веня лишь развел руками. Зачем об этом спрашивать? Мог бы - оставил и ушел от греха подальше. Поэтому он и ответил коротко и предельно честно:

- Не смог.

Ответ отца явно не удовлетворил.

- А если ей судьбу сломаешь? Я не прощу, она мне как дочь. Лучше сейчас отойди в сторону.