Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала - Страница 19

– Значит, вы уже сообщили в Центр об объявлении в газете в отношении «Фелипе»? – задумчиво произнес Иосиф.

– А зря. Я же еще не засветился окончательно. Не надо было делать этого. – Он недовольно посмотрел на неприступное, словно одеревенелое лицо Эйтингона и твердым голосом тихо спросил: – Может быть, вы все же дадите отбой засланной вами в Центр тревоги обо мне?

– В нашем ведомстве, Иосиф, торговаться не положено! – сказал, как отрубил Леонид Александрович. – Я обязан был оперативно проинформировать Центр о публикации в газете. Но решение об откомандировании тебя на Кубу было принято до моей информации о розыске «Фелипе». Я считаю, это правильное и своевременное решение. До отъезда на Кубу все встречи с агентурой и доверенными лицами прошу прекратить. Личная связь со мной тоже отменяется. Если будет что-то срочное, то можешь передать только через Луизу. Все мои указания, которые будут переданы тебе тоже через нее, подлежат беспрекословному выполнению. В ближайшие два-три дня мы с Луизой придумаем, где тебе лучше всего укрыться на время от тайной полиции Саласара.

…В последующие дни после встречи с Эйтингоном Иосиф перестал появляться в центре города. Днем он проводил время в близрасположенной библиотеке, изучал страны Латинской Америки и историю зарождения в них католицизма, а по вечерам облачался в купленную в Пуэбла-де-Сарагоса черную католическую мантию, приклеивал небольшую бородку с проседью, надевал парик, помещал за щеку маленькие овальные пластмассовые пластинки, которые до неузнаваемости меняли форму его лица, и отправлялся бродить по ночному Мехико вместе с Луизой.

Потом он стал отращивать бороду и усы – небритость очень шла ему. Таким Иосиф нравился Лауре еще больше. Когда она сообщила, что по указанию Тома он должен немедленно переехать в Мексико-Сити в так называемый дом умалишенных, Григулевич разозлился:

– Передай ему – пусть сам едет туда!

– Успокойся, Мануэль. Я тоже участвовала в обсуждении вопроса, где можно было бы понадежнее спрятать тебя. Остановились на этом медицинском учреждении. Вместе с Томом я убедила своего дядю, чтобы он дал тебе медицинское заключение и путевку в Мексико-Сити.

– А при чем тут твой дядя?

– Я же рассказывала, что он известный в Мексике человек, имеющий свои клиники и больницы. Он – профессор медицины и практикующий врач.

– Но я же не этот самый… – Иосиф покрутил указательным пальцем около виска. – Или Том считает, что я уже рехнулся умом и потому меня следует упрятать в дурдом?

Луиза, вспомнив разговор с Томом, ободряюще произнесла:

– Он сказал, что тебя надо во что бы то ни стало обезопасить. Говорил, что тут у тебя, – она тоже покрутила пальцем у виска, – не дурдом, а ума палата. Я, конечно, не знала, что такое «ума палата», но Том объяснил мне, и я согласилась с ним.

– Ну, спасибо, что с помощью Тома утвердилась в том, что я не дурак. Вы одного не можете понять: если я буду находиться среди умалишенных и душевнобольных, то могу остаться без этой самой «ума палаты».

– Да нет, Мануэль. Ты не будешь находиться среди них. Около дурдома своя территория, а рядом с ней располагается шикарный пансионат, где отдыхают состоятельные люди Мексики. Попасть туда не каждому смертному дано. И никто, кроме меня и Тома, не будет знать о твоем местонахождении. Там все отдыхающие не знают друг друга и зарегистрированы не под своими именами. Ты будешь находиться там в полной безопасности, выдавая себя за Мануэля Родригеса, богатого купца из Монтеррея. – Луиза достала из сумочки запечатанный конверт и, подавая его Иосифу, сказала: – Здесь документы на имя Родригеса, деньги и направление из клиники.

– Задумано неплохо. Передай Тому, что я согласен укрыться в Мексико-Сити и благодарю вас обоих за заботу обо мне.

В Мексико-Сити Григулевич вменил себе в обязанность каждое утро посещать библиотеку. Чтение книг было для него большим счастьем, мозг его, как губка, впитывал все новое о древней и современной жизни стран Латинской Америки. Два раза в неделю к нему в пансионат наведывалась Луиза. Однажды она привезла ему записку от Тома. В ней сообщалось, что 3 августа 1940 года Литва добровольно присоединилась к Советскому Союзу и что подробности этого исторического факта будут в ближайшее время опубликованы в мексиканских газетах. Это известие настолько обрадовало Иосифа, что он тут же изложил на французском языке просьбу к Эйтингону – походатайствовать перед Центром о принятии его в советское гражданство.

А в очередной свой приезд к нему Луиза сообщила о том, что через два дня его выпишут из Мексико-Сити и сразу после этого он должен выехать в другую страну.

– В какую именно, Том не сказал. Мне кажется, нас умышленно хотят разлучить, – огорченно добавила она.

Он же, нежно глядя на нее, с восторгом воскликнул:

– Наконец-то и на мою улицу пришел праздник! Если бы ты знала, как надоело мне разыгрывать из себя дурака-купца из Монтеррея и объяснять каждому – кто я и как сюда попал! Прекрасно! Через два дня я буду чувствовать себя как в раю!.. – Он сделал небольшую паузу, потом спросил: – Послушай, Лаура, а почему бы нам вместе не полететь в тот самый рай?

– А где находится этот рай? Ты можешь мне сказать?

– А ты полетишь туда со мной?

Луиза, подумав немного, на вопрос ответила вопросом:

– Если ты очень хочешь, чтобы мы полетели вместе в рай, а не в преисподнюю, то почему бы нам не зарегистрировать наш брак? Тогда бы все стало на свои места, и путешествие в рай имело бы для моих родных и знакомых вполне понятное объяснение.

– Я готов это сделать хоть сейчас, – успокаивающе ответил он. – Но ты же знаешь, я не принадлежу только себе…

Такие вопросы мне надо согласовывать с Томом. Месяц назад я говорил ему об этом, он обещал переадресовать мою просьбу в Центр. Вот и ты напомни ему об этом.

– Ничего я напоминать ему не буду!

– Почему? – удивился он.

– Да потому что ты не доверяешь мне все до конца. Почему ты по сей день скрывал, что тебя могут куда-то отправить?..

– Так надо было. А теперь могу сказать, что я должен уехать на Кубу…

Ровно через два дня она вместе с Томом провожала Иосифа на вокзале. Вручая Григулевичу железнодорожный билет до морского порта Веракрус и новый паспорт, доставленный из Москвы, Том предупредил его:

– С этой минуты всем нам надо забыть имя Мануэля Родригеса Бруксбанка. Его больше нет, а есть кубинец Молина Миранда Антонио…

– Тогда разрешите мне с ним познакомиться, – подхватила Луиза и, подбежав к нему, обняла его и нежно поцеловала.

Это был ее первый короткий поцелуй. Антонио не успел даже ответить ей взаимностью: она мгновенно отстранилась и, взяв его под руку, отвела в сторону.

– Мануэль, ты же знаешь, я всегда хотела быть рядом с тобой и потому боюсь потерять тебя…

Он повернул ее к себе, осторожно поцеловал в губы и сказал:

– Я не могу изменить делу Коминтерна. Я тоже хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной. Ты же знаешь, я люблю тебя и уверен, что мы еще будем вместе. Как только мое положение стабилизируется, я обязательно приеду за тобой. Ты только жди меня…

– Я буду ждать тебя и писать письма…

– Только не забудь, что я теперь не Мануэль, а Антонио Миранда.

– Не забуду. Мне иногда кажется, будто я бегу, бегу за тобой и вот уже задыхаюсь, а догнать тебя не могу… Не знаю, что будет со мной, когда тебя не будет рядом.

Луиза делала отчаянные попытки, чтобы совладать с собой и не расплакаться. Потом все же не выдержала и по ее щекам поползли две прозрачные слезинки.

Иосиф осторожно вытер их и, заключив в объятия, с волнением проговорил:

– Лаура, ты же знаешь, я очень люблю тебя… ты была и всегда будешь для меня самым дорогим и любимым человеком. Не надо плакать, прошу тебя.

Иосиф посмотрел на часы, взял под руку Луизу, и они направились к стоявшему под кроной пальмы Эйтингону. Тот поднял его чемодан и удивленно спросил: