Сундук старого принца - Страница 80

Но повернуть или изменить законы Вселенной они не смели и мечтать. Так произошло и со шкипером. Десятки раз он сколачивал несметные богатства и устремлял руль к далекой родине. Увы, золото, лежащее на дне его трюмов, несло на себе кровь и слезы тысяч страдавших и погибших людей, их проклятия сгустились над судном как карающее облако. И Ван-Влотен не мог достигнуть берега, пока не сбросит в пучину все свои сокровища. Проходили месяцы, годы, штормы и рифы топили тысячи кораблей, но судно Ван-Влотена оставалось невредимым, как и его команда. Их хранили руки Катарины и ее бесконечный труд над шпалерой-оберегом.

Меж тем смерть преследовала «Летучего Голландца» по пятам и, не смея уничтожить его, собирала обильную дань среди встречных кораблей. Вот откуда родилась легенда о судне Ван-Влотена, встреча с которым предвещала гибель. И не было конца странствиям голландца, также как не хватало ему решимости избавиться от золота, за которое он платил своей жизнью.

И вот наконец эта странная роковая встреча со мной. Кто я был для проклятого шкипера, кого узнала во мне Катарина? Что я должен был сделать? Двойник, потомок или будущее «я» шкипера, но я пришел, чтобы завершить его судьбу и открыть путь в Вечность.

И этой последней ночью мы опять сражались, и я наконец победил.

Мне не забыть крик шкипера: «Ради всего святого, умоляю, не выбрасывай золото. Оно стало мною, а я — им. Это — не сокровища, это мои триста лет безумной жизни без отдыха, чувств, без света, устремлений, без достижения. Остановись!»

Но я повиновался не ему, а Катарине. Золото с корабля поглотила пучина, а душа Ван-Влотена вошла в меня. Так я почувствовал. Не знаю, добром или злом обернулось для меня это соединение. Но я получил награду, утешение или оправдание своей жизни. Это портрет Катарины Ван-Лейнинк. С него на меня взирают глаза, в которых дышит море, которые дарят покой и любовь, надежду и ревность. Ведь они вернули меня самому себе и в этом же завершилась история «Летучего Голландца»

На земле еще возможно найти уголки, не тронутые временем. В них существует особый аромат прошлого, который наполняет жизнь тонкой красотой, поэтическим восприятием природы. Бродя по этим местам, словно наталкиваешься на следы чьих-то мыслей, искренних чувств, на теплоту рук, легкую печаль улыбок и светлые слезы воспоминаний. Многие поколения людей сменили друг друга, передавая эстафету любви и грез.

В старинном бенедиктинском аббатстве близ Геттингена, забытый судьбой, дремал столетним сном парк. Развалины храма и несколько замшелых строений для монахов задумчиво глядели в темную глубину озера. Парк был огромным, и со всех сторон его окружала высокая стена, оплетенная плющом и дикими розами. По извилистым дорожкам, тенистым аллеям, среди фруктовых садов, разделенных цветниками, в течение веков прошло столько ног! Сколько губ шептало молитвы, сколько судеб нашло разрешение в монастырских стенах! Тишина царила в парке, и пение птиц не рассеивало ее. Деревья, горы, небо внимали чудесному покою, который, как волшебный цветок, распускался над старым аббатством. Днем он прятался под густыми кронами кленов, в плачущих ветвях серебряных ив, под темными шатрами могучих елей, а ночью превращался в бутон лунного цветка, чьи корни могли питаться лишь монастырской благодатью.

В самом глухом углу парка, у стены, где протекал светлый ручей, стояла небольшая фигура мадонны. Ее прелестная головка с тонкими и невероятно милыми чертами лица была опущена, и чтобы встретиться с ней взглядом, необходимо было стать на колени. По-детски припухшие губы, глаза таили едва заметную улыбку, густая волна мраморных волос, обрамляя лицо, смыкалась на затылке и волнами расходилась по плечам и груди. Удивительное совершенство не портило отсутствие кистей рук, протянутых в милосердном жесте к встречным. Какой-то монах-бенедиктинец привез эту скульптуру из Вероны. Она стояла в храмовой капелле, а когда здание разрушилось от времени, ее перенесли в парк Привлекая к себе внимание, мадонна была средоточием всего парка, и естественно, чудеса, рассказываемые о ней, не казались плодом фантазии.

В тихие лунные ночи фигуры монахов, облаченные в белые рясы, приходили к мадонне и становились перед ней на колени. Звучал торжественный хор, одна за другой летели молитвы к озаренным небесам, пока мраморная статуя не оживала. Дивный голос сливался с пением бенедиктинцев, и души человеческие трепетали от блаженства и любви. Как эхо сияющих звезд, молитвы повторяли ангельские хоры. В эти святые моменты безрукая мадонна вновь обретала свои благодатные ладони, и с них сыпались лепестки белых роз. Как естественно встает в воображении эта сцена! Но не менее чудесна история самой скульптуры.

Рассказывают, что много лет назад в Италии жила прелестная девушка по имени Мария. Когда она появлялась на улице, художники любовались ею, вдохновляясь творчески. Священники наперебой приглашали ее на службы в свои соборы, чтобы привлечь прихожан. Простые люди сбегались взглянуть на девушку, веря, что ее взгляд принесет им счастье. Ангелом Вероны прозвали ее, и никто не сомневался, что красавицу ждет чудесная судьба. Юноши мечтали о ее любви, но не могли понять, кого же она предпочтет, ведь казалось, что сердце ее было раскрыто каждому, и доброта одинаково изливалась на всех.

Среди юношей лишь один мог не ждать и не искать благосклонности Марии. Звали его Луиджи, был он художник, и бесчисленное множество портретов девушки заполняло его мастерскую.

Он так проникся ее красотой, что знал каждую черточку ее лица. Однажды он стал высекать из мрамора ее фигуру в образе мадонны. Но так легко изображаемая на рисунках, внешность Марии не давалась ему в камне.

А в это время герцог Вероны заслал сватов к родителям Марии. «Все, что принадлежит мне, будет принадлежать Марии», — поклялся он. Никто не мог понять, что случилось, но ангел Вероны согласилась на брак, который ей вовсе не был нужен! И славу, и поклонение, и любовь — все имела она в избытке, не обладая титулом, богатством, знатными покровителями.

Но брак с герцогом не изменил Марию. Только теперь она выходила на улицу и золотом мужа осыпала мостовую. Вскоре все нищие и бедняки Вероны забыли про свои несчастья. Наполнив руки людей щедрым подаянием, Мария брала лютню, пела, и святым восторгом горели сердца, лились слезы, и горячие молитвы возносились к небесам за прекраснейшую женщину Вероны. Много народа, прослышав об этом, спешили в город из самых дальних уголков Италии.

Не мог герцог вынести добродетелей своей жены. Расточая его богатства, она еще одаривала каждого встречного своей добротой и любовью. «Нет! — наконец решил герцог. — Жена должна принадлежать только мне, так же как мое золото. Хватит делиться с грязной беднотой. Я не могу отдать Италии мое состояние и тем более свою супругу». Он запретил Марии раздавать деньги, играть на лютне и петь. Она нарушила его запреты. Тогда в гневе он отрубил ей кисти рук и запер в своем доме. Страшно страдала Мария, но сумела бежать. Дорога привела ее в дом Луиджи, и он спрятал ее у себя. Однако нашлись доносчики, стража явилась к Луиджи, но девушку не нашли в мастерской, лишь чудесную скульптуру мадонны, как две капли воды похожую на Марию. И так же как у Марии, у фигуры не было рук. Сам художник с нескрываемым изумлением смотрел на мадонну и не мог объяснить, когда же он сумел создать этот шедевр. Стража герцога не тронула его. Луиджи меж тем был настолько потрясен случившимся, что постригся в монахи. Он покинул родину вместе со своей скульптурой, чтобы поселиться в одном из монастырей бенедиктинцев. Обрел ли он мир и покой для своей души, неизвестно, только никогда больше в своей жизни не брал Луиджи в руки ни карандаша, ни резца.

Закатное солнце вырвалось из-за туч, словно спеша бросить прощальный взгляд на живописный город, уместившийся на раскрытой ладони огромной обрывистой скалы. Узкие улочки скорее напоминали крутые горные тропы, маленькие оконца в отшлифованном граните — бойницы, крытые галереи с мавританскими арками — монашеские обители с благочестивыми барельефами из библейской истории. Резные шкатулки изысканных дворцов прятались среди крепостных стен, поблескивали остроконечные шпили темных храмов, в сокровищницах тесных двориков среди арабской лазури прихотливых узоров, окруженные кустами роз, били крошечные фонтанчики, и их сторожили хмурые кипарисы или мощные стволы платанов. Над каменной черепицей домов возвышались зубчатые квадратные башни и мраморные колонны со статуями святых — покровителей города, со всех сторон который обегала быстрая, шумливая речушка, и два рукава ее, соединившись, становились степенным, широким потоком, устремлявшимся в зеленую, цветущую долину.