Сундук старого принца - Страница 24

— Чем я могу отблагодарить вас, — обратилась она ко мне, — за свое выздоровление?

По моей просьбе ей ничего не говорили о ее состоянии и о времени, сколько оно длилось. Только сказали, что она была очень больна.

— Гита, скажите, не видели ли вы какого-нибудь сна во время своей болезни? — спросил я.

Она вздрогнула и посмотрела на меня с удивлением.

— Да. Причем очень странный. Надо вам сказать, что на прабабушкином веере были особенно красивые узоры, но только накануне болезни я сумела разгадать их тайну. Среди изысканного рисунка прятались ноты. Я стала напевать очень красивую мелодию, составившуюся из этих нот, и заснула. Мне снилось, что я попала в прошлый век, где жила моя прабабушка. Поскольку мы очень похожи, то я могла играть роль ее двойника. Если вы слышали о моей прабабушке, то знаете, что ее очень любил один художник. Они дружили с детства. Как-то в память прекрасных дней он подарил ей веер. «Я не могу остановить мгновение, но знаю, как вернуть его», написал он на ручке. Не буду говорить вам, какие чувства вызывал во мне этот юноша, как поэтична казалась мне его душа, какой возвышенной любовь. Увы, моя прабабушка встретила другого кавалера и отдала предпочтение ему. Все эти события были мне когда- то рассказаны, но тут, во сне, я стала не только их свидетельницей, но и участницей. Судьба художника меня очень волновала. И вот в ночь, когда он после бала, где встретил мою прабабушку с женихом, вернулся домой, я последовала за ним. Я не в праве передавать вам то, что произошло между нами. Просто я вошла к нему и сказала, что на балу я только испытывала его, что я люблю его и принадлежу ему. И если б это не было сном, пожалуй, ни одна минута в моей жизни не сравнилась с тем счастьем, которое я пережила. Однако я забыла сказать, что, когда в моем сне наступил день, я теряла силы и словно засыпала или исчезала. Но лишь только заходило солнце, я могла опять участвовать в той жизни. И вот когда наступила ночь и я опять пришла к своему возлюбленному, он оттолкнул меня.

— Ложь! — крикнул он. — Зачем ты приносишь с собой ложь? Что за дикую игру ты затеяла, отдавая мне ночи, а моему сопернику дни? Я видел тебя сегодня в церкви под венцом.

Что я могла ответить ему? Как объяснить, что я другая Гита, не та, что отвергла его, а та, которая его действительно любит? Меж тем страдание настолько потрясло его, что он готовился покончить с собой. Я не могла допустить этого. В отчаянии, не зная, что делать, я вырвала из его рук кубок с ядом. «Ты не веришь мне, так пусть смерть подтвердит мою любовь к тебе». Я выпила яд и потеряла сознание. И вот теперь оно вернулось благодаря вашим усилиям.

Последнее звено в этой фантастической цепи событий оставалось нераскрытым. После похорон художника я отправился на берег моря, в дом, который перешел ему в наследство. Долго пришлось искать его. Наконец мне указали на огромный старинный особняк, в который никто не входил уже не один десяток лет. Скупые слухи говорили, что в нем жил какой-то сумасшедший старик художник. Умер он или исчез, неизвестно, но только двери дома оказались однажды закрыты, и никто не пробовал открывать их. Ключ был в моих руках, и я вошел в это ветхое здание. Внутри расположение комнат до странности напоминало дом Гиты. С чувством страха и ожидания я робко спустился по тридцати ступеням в подвальное помещение. Там лежали останки старого владельца дома. Там же висел стеклянный гроб среди потухших лампад у распятия. Но в нем не было ничего, кроме веера Гиты, принесшего последнее утешение его создателю.

Воистину, веер отличался удивительной красотой и изяществом. Нежные цветы ирисов склонились над водной гладью, откуда к ним тянулись их отражения. Тонкий месяц запутался среди редкой осоки и тростника, и несколько звезд тихо сияли в темном небе.

На перламутровых планках среди барочных узоров виднелась надпись: «Я не могу остановить мгновение, но знаю, как вернуть его».

Да, именно так и началась эта история. В жаркий летний день на старом базаре славного города Багдада, в самом конце ювелирного ряда стояла белая шелковая палатка, увитая гибкими лозами голубых глициний. У входа в нее, на высоком шесте с золотым кольцом сидел большой попугай с желтой грудкой и синими крыльями и спиной. Крючковатый клюв его напоминал нос ливанского бедуина, а на голове развевался задорный хохол. Глаза птицы были закрыты, словно она спала. Редкий зевака останавливал свой взор на этой картине, но хозяина палатки не было видно, а стоять на солнцепеке и ждать, пока вернется продавец, не входило в привычки багдадцев. Тем не менее двое достойных горожан подошли поближе, желая узнать, что таится в тенистых недрах этого красивого укрытия.

— Любопытно, что можно здесь найти такого, чего бы не было в соседних лавках, — сказал седобородый старик, в богатом халате, с серебряной тростью в руке.

Его спутник, много моложе, с черной бородой и саблей на боку, кивнул:

— Воистину трудно сказать, на каждом шагу нас ждет неизвестность, и лишь Аллаху ведомо все, что создано на земле.

Попугай открыл один глаз, щелкнул клювом и кувырнулся в кольце.

— Да будет благословен твой приход, повелитель правоверных, и твой также, о великий визирь! Здесь вы можете узнать самих себя.

Гости онемели от изумления и во все глаза глядели на попугая.

— Откуда ты узнал, кто мы? — спросил шах, а это был именно он, потомок Аббасидов, славный царь Омар ибн Хусейн, а спутник его действительно был визирь, Гассан эль Уман.

— Я продаю тайны, а не рассказываю, откуда узнал их, о великий шах! — проговорил попугай.

— Сколько же стоит узнать что-то новое о себе?

— Цену ты определишь сам, когда получишь ответ, но боюсь, ты предложишь за него всю твою казну. Не будь столь расточителен, господин мой.

Шах заглянул в палатку и зашел. Визирь остался на страже. Ему было неприятно, что, несмотря на тщательные переодевания, их с шахом узнала простая птица.

Меж тем в палатке, скрестив по-турецки ноги, сидела удивительная красавица. Молча она склонилась перед вошедшим. Шах хотел заговорить с ней, но она знаками показала, что не может отвечать ему. Целый час сидел шах подле нее и никак не мог налюбоваться. То она казалась ему небесной пери, то доверчивым ребенком, то мудрой женщиной, умеющей разговаривать без слов, выражением лица, глаз и жестами. Действительно, возможность молчаливого понимания открыла что-то новое в душе шаха. Он чувствовал себя легко и просто, он забыл о том, что он царь, забыл о своем величии, о своей славе, богатствах, женах, детях, даже о своей старости. Его душа словно отогревалась рядом с душой этой чудесной девушки. Наконец шах сказал ей:

— Я стар, чтобы сделать тебя счастливой женой, я могуществен, но твоя красота сильнее целой армии. Я хочу быть не твоим господином, но верным слугой. Дозволишь ли ты назвать тебя своей возлюбленной дочерью, о пэри моей души? Через три дня я приду за ответом. Сообщи это своему хозяину — и, кстати, я хотел бы знать, кто он и знает ли, какое сокровище держит у себя.

Девушка улыбнулась и нарисовала на земле попугая. Шах вышел наружу, а его место занял визирь. И он испытал те же чувства, что его повелитель, и в конце сказал:

— Я скопил достаточно богатств, но не знал, куда их приложить. Увидев тебя, я обрел смысл жизни и теперь построю для тебя самый прекрасный дворец в мире, ибо только твоя красота достойна вдохновить строителей и художников на создание совершенства.

Но девушка и его отослала к попугаю.

И он покинул ее и вышел из палатки. Шах уже говорил с мудрой птицей, убеждая ее отдать ему девушку и суля взамен трон. Попугай ответил одновременно его словам и мыслям визиря:

— Вы говорите о счастье, которое получите от девушки, но уверены ли вы, что знаете, чего хочет она, чтобы чувствовать себя счастливой?

Шах растерянно смотрел на попугая.