Сундук мертвеца (СИ) - Страница 2

Тут-то мне и пришло в голову не оставлять эту книжку только для себя, а выложить её в Интернет, который как раз появился. Не ради какой-то выгоды или славы, а просто так — для развлечения людей любознательных.

Но на всякий случай, чтобы эту новую книжку не перепутали с той старой, я решил назвать её немножко по-другому. По-взрослому. А взрослые не любят маленькие вещи, которые называются специальными маленькими словами — такие, как «сумочка», «лопаточка», или там «ключик». Ведь взрослые считают себя большими и важными, и поэтому они любят большие вещи и важные слова — «сума», «лопата», «ключ». И ещё: взрослые не верят ни в приключения. Им почему-то кажется, что все приключения на свете давным-давно кончились. Зато взрослые иногда пускаются в похождения. Разница между ними такая, что от приключений люди становятся умнее и лучше, а от похождений только портят себе жизнь и теряют здоровье.

Потому-то эта книжка и называется: «Золотой Ключ, или Похождения Буратины».

Правда, она получилась не такая простая и весёлая, как та старая сказка. К тому же в ней есть разговоры про всякие скучные взрослые вещи, даже про политику, а то и всякие глупости, вроде секса и насилия. Я, конечно, понимаю, что вам, ребятки, не очень интересно читать про эти вещи, потому что ваши любимые журналы «Yes», «Cool», «Ooops», «Fuckел» и «SOSkа» только про них и пишут. Так что вы можете просто пропускать эти скучные места.

PS. Ах да, забыл предупредить. Иногда наши герои говорят — особенно в раздражении — разные плохие слова на всякие буквы: и на жэ, и на пэ, и даже на е. Я, конечно, не стал бы писать такие плохие слова нарочно, но что ж поделать, если наши герои ужасно невоспитанные? Ну вы-то ведь воспитанные, правда? Поэтому, если вам вдруг да попадётся такое словцо, пожалуйста, не читайте его целиком, а зажмуривайтесь по-честному. А если вдруг не успели зажмуриться и всё-таки прочли, то плюньте, дуньте и скажите про себя волшебные слова «укроп-репа, духовная укрепа, окорми меня». Эти такие хорошие слова, что всё плохое от них враз мрёт и распадается на целебную плесеньку и сладкий липовый медок, которые вам уж точно не повредят.

Так-то вы и сможете прочитать эту книжку от корки до корки и совсем-совсем не испортиться.

Искреннейший ваш друг и доброжелатель

добрый сказочник Михаил Харитонов

Депутат Государственной Думы пятого созыва Викентий Виленович Пархачик[1] маялся животом — последний раз в жизни.

Если бы он о том догадывался, то, верно, не беспокоился б из-за таких пустяков. Однако роковая догадка его не посетила. Поэтому он сердился и даже роптал.

Более всего Викентий Виленович был возмущён тем, что ему не создали условий. Нет, он не ждал японской сантехники и подогретой сидушки. Но хотя бы обычный унитаз, рулон бумаги, крючок для одежды и приватность отдельной кабинки! Вместо этого он был вынужден, спустив полосатые бриони, раскорячиваться над суровым бетонным выемом в полу. Рядом был такой же выем, и ещё такой же, и ещё: сортир был серьёзным военным сооружением на двадцать четыре очка. Когда-то в нём оправлялось целое отделение. А может, взвод. Викентий Виленович, несмотря на многолетнее членство в думской оборонной комиссии, смутно понимал разницу между отделением и взводом. В армии он не служил, в чём не любил признаваться. Зато он стрелял из станкового пулемёта, катался на Т-84У, украшенном партийной символикой[2] — два раза — а также снимался в предвыборном клипе Владимира Вольфовича Жириновского «Слава Русскому оружию!» в костюме маркитантки.

Депутат злился ещё и потому, что внезапно случившийся понос внёс коррективы в его текущие планы. Он собирался перекинуться парой слов с Крыпатченко до того, как все сели за стол. За стол он, впрочем, тоже собирался: ему хотелось выпить и закусить. То есть хорошо выпить, плотненько закусить и ещё выпить. Он уже даже и начал: хряпнул из фляжечки у лифта. Это было необходимо хотя бы потому, что опускаться в лифте на три километра вниз ему покамест не приходилось. Такое событие следовало отметить: оно пополняло коллекцию нестандартных жизненных ситуаций, в которые Викентия Виленовича заносило регулярно. Ему случалось заходить в синагогу в арафатке, закусывать кумыс швейцарским горьким шоколадом, писать лирические стихи в газету «Анархия!», членствовать в Счётной комиссии на втором съезде Социал-Кальвинистской Партии, выступать на митинге в защиту сексуальных меньшинств — в смокинге, с накладной силиконовой попой, — и далее по всем кочкам, пока не удалось осесть в ЛДПР, этом последнем прибежище оригиналов.

В партии его любили за понятливость, жизнелюбство, ну и за весёлую фамилию. Она как-то по-особенному оттеняла — а местами и подсвечивала — кругленькую, румяненькую мордку её обладателя. Это чрезвычайно развлекало Лидера.

Кое-как завершив начатое, Пархачик подтерся предусмотрительно прихваченной со стола салфеткой, убрал нехороший след с ванлааковской рубашки, накинул пиджак и вернулся в зал. Там шумел-гремел позор московский — поздний банкет. Ну, относительно поздний. На поверхности было что-то вроде четырёх утра: мрак, собачий чёрный холод и кривые ёлки в снегу. По Москве — где-то одиннадцать, самый разгар пятничного оттопыра. По своему внутреннему состоянию Викентий Виленович дал бы полночь. Какое время тикало здесь, под землёй, на спецобъекте, построенном в семидесятые на случай всеобщего ядрён-батона — затруднился бы определить и сам Владимир Вольфович, всегда имеющий мнение по любому вопросу жизни и смерти.

Помещение, где пили москвичи, пугало размерами. Это был огромный бетонный короб с гулким эхом. Подпотолочные лампы — каждая величиной с корыто — освещали ободранные стены и накрытый стол, смотрящийся в этих интерьерах несколько инопланетно.

Когда-то зал был полон секретного оборудования. Теперь от былого великолепия осталась только железные лестницы, ведущие к люкам, высоченные сварные стойки с характерными дырками, — при виде их в памяти депутата шевелилось невесть как застрявшее в ней слово «крепёж», — да ещё огромная карта Земли, насмерть вмурованная в стену: два выпуклых полушария, напоминающие гигантскую жопу.

Прямо под ней, во главе стола, восседал, крепя спину и расправив погононосные плечики, генерал РВСН Фирьяз Давлетбаевич Давлетбаев[3].

Как и все генералы, Викентием Виленовичем когда-либо наблюдаемые, Давлетбаев был росточком метр шестьдесят восемь с каблуками. Лицо у него было военно-восточного типа — вместо влажного вымени, типичного для славян, дослужившихся до большой звезды, у Фирьяза Давлетбаевича на плечах росла сухая твёрдая башка, бритая под барабан. Щёки и подбородок генерала были выскоблены до какого-то неприличия, как лобок порномодели. Конские глаза его блестели бессмысленно и беспощадно.

Генерал депутату не то чтобы не нравился, но вызывал беспокойство. Во-первых, он напоминал ему тестя, тоже восточного человека. В делах тесть был архиполезен, однако неприятен в быту — в частности, излишним вниманием к запутанной личной жизни зятька. Во-вторых, депутат знал, что генерал Давлетбаев известен не только хозяйственно-снабженческой жиловатостью, но и причудливо-вздорным нравом, а в войсках имеет устойчивую репутацию ебанутого. Впрочем, российская армия вообще богата на мундирных ебанько, этого добра Виленович уже насмотрелся, заседая с такими во всяких смешанных комитетах и особых совещаниях. Иногда он задумывался, что же будет, если этим утыркам и в самом деле придётся воевать по-настоящему. Однажды он поделился своими сомненьями с Лидером. Тот подумал секунды две и ответил — «а ничего, сперва положат половину армии, потом придут в себя и вспомнят, чему их в Академии учили». Владимир Вольфович, когда не выступал перед публикой, обычно говорил умные и верные вещи. Тем не менее, Пархачик с ним внутренне не согласился: по его ощущениям, чтобы прийти в себя, генералам придётся сначала извести процентов семьдесят личного состава.