Сумерки эльфов - Страница 5

Он был уверен, что сумел скрыть своё волнение, но, однако, уже собираясь отойти, он уловил пристальный колючий взгляд сенешаля Горлуа, от которого у него по спине пробежал холодок.

Между тем как служанки принялись быстро расставлять перед гостями тарелки с мёдом и хлебом и оловянные кувшины с густым тёмным вином, мажордом объявил первую перемену блюд:

– Жареные бычьи мозги, паштет, кровяные колбасы, сосиски, мясной рулет, пирожки с ветчиной!

Для обильного ужина, из тех, что устраивались во дворце в зимние дни, было приготовлено двадцать четыре вида кушаний: шесть перемен, вносимых в зал по очереди, вплоть до мушмулы, сладкого крема, сливок и печёных груш на десерт.

Мажордом быстро окинул взглядом королевский стол, проверяя, все ли в порядке, затем наклонился к сенешалю и прошептал несколько слов ему на ухо. Горлуа кивнул, отпустил его и в свою очередь наклонился к королю.

– Король Болдуин просил передать вашему величеству, что он устал и что он увидится с вами завтра.

Пеллегун снисходительно кивнул, вытер губы тыльной стороной ладони и отпил глоток вина. Когда он поставил кубок обратно на стол, на губах его была усмешка.

– Ну вот, – вполголоса сказал он, повернувшись к старому Горлуа, – начинается!

День едва занялся, хмурый и пасмурный, и серое небо отражалось в серой воде озера. Лагерь эльфов на краю леса едва можно было различить сквозь густую чащу. Он представлял собой лишь несколько шалашей, собранных из веток только затем, чтобы можно было укрыться на одну ночь. Эти ненадёжные убежища возводились эльфами за несколько минут на пути их скитаний – ибо у эльфов не было городов, всего лишь несколько поселений, местоположение которых к тому же они могли менять с течением времени. У них не было ничего, даже настоящих семей – в том смысле, как понимают это люди, и они не обременяли себя богатствами, каким бы высоким ни было их происхождение. И правители, и слуги носили одинаковую одежду, и единственной роскошью, какую они себе позволяли, были изящные украшения из серебра – металла, связанного с Луной, которой они поклонялись. Впрочем, изготовление серебряных украшений было единственным ремеслом эльфов. Это был народ, лишённый каких бы то ни было потребностей, и во многих отношениях он был ближе к диким животным, чем к людям.

Ллиэн проснулась в одиночестве. Она перевила свои длинные чёрные волосы кожаной лентой, украшенной маленькими лебедиными пёрышками, и набросила широкое переливчатое одеяние с разрезами, оставляющими открытыми её руки и ноги. Затем надела серебряное ожерелье и браслеты, натянула тонкие замшевые сапожки до колен. Наконец, после некоторого раздумья, пристегнула к поясу длинный кинжал, Оркомиэлу, что на языке эльфов означало «Поражающий гоблинов».

Супруга Ллэндона и королева эльфов, Ллиэн не была воинственной, но она принадлежала к прямым потомкам Мориган, «Великой королевы», мифической прародительницы эльфов, с которой так или иначе были в родстве все эльфийские кланы и которая считалась богиней войны и любви.

Озёрные люди и дворцовая стража иногда называли Ллиэн фокусницей, и ей это нравилось. Но они не знали о королеве ничего, что выходило бы за пределы волшебных трюков, которые она показывала людям во время праздничных вечеров.

Магические способности Ллиэн простирались гораздо дальше, хотя она не слишком любила об этом говорить. Те, кто знал о них, относились к ней с глубоким почтением; те, кому о них было неизвестно, не являлись частью её мира. Обугленное тело охотника за лягушками, лежавшее на берегу озера, могло служить тому доказательством…

Она пригнулась, выходя из шалаша. Трава снаружи была мокрой от дождя. Скорее всего, он шёл всю ночь. Эльфийка встала на колени, провела рукой по траве и с наслаждением умылась, потом взглянула на небо. Был один из тех ноябрьских дней, когда погода неустойчивая. Бледное солнце едва проглядывало из-за облаков. Возможно, оно станет ярче. Но возможно также, что снова пойдёт дождь. Эльфы не испытывали перед погодой такого благоговения, как люди, беспокоящиеся о своих посевах. Подобно деревьям, камням или живущим в дуплах белкам, они не заботились о том, чтобы управлять природой. Именно поэтому они и исчезли.

Движение у кромки леса привлекло её внимание.

Ллэндон, король Высоких эльфов, был уже на коне. Слуга протянул Ллиэн поводья её лошади, и эльфийка вскочила на неё одним прыжком. Эльфы всегда ездили верхом без седла, шпор и хлыстов. Они знали язык домашних животных, а некоторые из них – и язык диких зверей, но только рыжих. Ллэндон склонился к холке своего коня, огромного буланого жеребца, чья грива ниспадала почти до самой земли.

– Отвези нас в Лот, – прошептал он коню на ухо.

Десять эльфов и девять лошадей последовали за ним. Кроме Блориана и Дориана, братьев-близнецов королевы, здесь были Кевин-лучник; Рассуль, друг Ллэндона, правитель серых эльфов, живущих на болотах, почти никогда не покидавший их; Ассан, его подданный; Амлин, менестрель; Лилиан, жонглёр – всегда нужно опасаться эльфов, выдающих себя за бродячих артистов, – и наконец, Тилль-следопыт, который шёл пешком, рядом с ним бежала собака, а над головой летел сокол.

Эльфы ехали в молчании, предоставив своим коням следовать за Ламом – белым жеребцом Ллэндона. Потом Амлин взял свою скрипку и запел песню о Великих Табунах, которую очень любили лошади. Она звучала в их ушах как обещание отдыха в тёплом стойле. Песня рассказывала о древних временах, о бесконечных зелёных лугах, где старые и молодые кони всех мастей щипали божью траву…

Тилль-следопыт послал вперёд своего сокола указывать дорогу. После часа езды резкий крик птицы заставил эльфов очнуться от мягко-меланхоличного напева: впереди показались башни Лота.

Подъехав к воротам города, эльфы спешились и отпустили коней пастись, сняв с них поводья. Люди слишком любили лошадей, чтобы Лам и другие кони оставались в безопасности на улицах Лота.

– Повелитель Ллэндон, да пребудет с вами мир!

С трудом приноровляясь к лёгкой размашистой поступи эльфов, глашатай почти бежал рядом с ними, рассказывая о прибытии короля Болдуина и о проведении Великого Совета.

– Так Болдуин и в самом деле явился самолично? – задумчиво произнёс Ллэндон. – Ни один гном по доброй воле не покинет своей горы. Чего же он хочет?

– Не знаю, повелитель, – отвечал глашатай, понизив голос. – Но вид у него очень хмурый.

– Ну и что с того? – весело сказал Рассуль, хлопая Ллэндона по плечу. – У гномов всегда хмурый вид!

Эльфы беззаботно расхохотались и исчезли в отведённом для них дворцовом крыле, по разумной предосторожности наиболее удалённом от покоев гномов.

Глашатай покачал головой, всерьёз обеспокоенный тем, какой оборот принимают события, и отправился предупредить короля Пеллегуна. Погружённый в свои мысли, он не заметил громадной фигуры воина-варвара, стоявшего в тени. Тот дал ему пройти, потом медленно вышел на свет и проводил взглядом.

Облачённые в железные доспехи и длинные кожаные кольчуги с чередующимися полосами королевских цветов – белого и голубого, – двенадцать рыцарей собрались в зале Великого Совета. Они составляли личную королевскую стражу и вместе с королём должны были занять места вокруг стола. Все были людьми благородного происхождения, выходцами из семей, которые ещё в Древние времена получили титулы Друзей эльфов, а также Соратников – такое звание давали своим союзникам воинственные гномы.

Некоторые вполголоса разговаривали, другие играли в кости, но Утёр и Родерик, самые молодые, стояли у единственного в комнате окна и смотрели на улицу – казалось, им передалось уныние пасмурного дождливого дня.

Прошло уже несколько часов с момента прибытия эльфов. Зазвонил полуденный колокол, и Утёр вздрогнул. Его доспехи из отполированного металла поблёскивали от мелких дождевых капель. Родерик прошептал что-то неразборчивое, но не удосужился повторить своих слов приятелю и продолжал рассеянно скользить взглядом по городским крышам, узким улочкам портовых кварталов и полоске озёрной воды в несколько саженей – увидеть отсюда все громадное озеро целиком было невозможно.